Свободное время у Лебедева было только после окончания мытья полов на рынке, то есть поздно вечером. Воронова и Рогова не устраивало распитие спиртного на ночь глядя. Они предлагали выпить после уроков в субботу, но такой вариант не подходил Лебедеву – в выходные дни он тоже работал. Выход из создавшегося положения нашел практичный Лебедев. – Ворон, одна бутылка – моя, другую мы с тобой должны распить вдвоем. Рог не является стороной в договоре, он приглашенный с твоей стороны гость. По обычаю, я тоже могу пригласить к распитию одного человека. Как ни крути, половина второй бутылки – моя. Давай разделим пузырь пополам, и делу конец! Так и поступили. Долю Воронова перелили в трехлитровую банку, в которой заваривали чай. Початую бутылку Лебедев заткнул свернутой бумагой и унес с собой в дипломате. После его ухода Воронов достал Дело и перепрятал – сунул его в пространство между щитом на кровати и сеткой. После ужина Воронов с приятелем распили водку, переоделись в гражданскую одежду, перемахнули через забор и пошли в город – Виктору хотелось развеяться, снять стресс. Лебедев проучился в школе до середины третьего курса. Учился бы и дальше и наверняка получил бы заветный диплом юриста-правоведа, но грянул армяно-азербайджанский конфликт, и все пошло кувырком. В конце декабря 1988 года курс Лебедева перебросили из Хабаровска в Степанакерт для поддержания общественного порядка. В Нагорном Карабахе о подработке не могло быть и речи. Лебедев продержался неделю и пошел к начальнику курса: «Помогите! Без подработки я не проживу и месяца, а командировка неизвестно когда закончится». Трушин вошел в его положение и отправил Лебедева под надуманным предлогом в расположение школы. В апреле слушатели вернулись в Хабаровск, учебный процесс возобновился, но ненадолго. В конце мая им объявили, что в июне они вновь будут направлены в Карабах. Лебедев бросился к Трушину, но на его место уже был назначен новый начальник курса – Гарипов. Преемник Трушина не стал вникать в финансовые трудности Лебедева и ходатайствовать перед руководством школы об оставлении его в Хабаровске. За три дня до отправки в Карабах слушателей собрали в актовом зале и объявили: кто не желает ехать в командировку, должен написать заявление, которое будет приобщено к личному делу. Текст заявления был такой: «Я, фамилия, имя, отчество, отказываюсь от выполнения правительственного задания». Лебедев писать заявление не стал. Он решил, что затея с получением диплома за счет государства не удалась, и подал рапорт на увольнение. Больше о нем никто ничего не слышал. 6 Воронов изучал уголовное дело по обвинению Долматова по вечерам, закрывшись в комнате на замок. Вторично прочитав материалы, Виктор почувствовал внутренний подъем, азарт, жажду довести начатое «расследование» до конца. Он понял, осознал, убедился, что избрал профессию по душе. Дело об изнасиловании Дерябиной было вторым уголовным делом, которое Воронов держал в руках, но он так быстро нашел промахи обвинения и нестыковки в показаниях свидетелей, словно уже много лет отдал следственной работе. Чем больше Виктор изучал Дело, том больше он приходил к выводу, что оно сфальсифицировано. В уголовном деле было 260 листов, из которых 50 составляли материалы судебного заседания. Расследованием дела занимались три следователя прокуратуры Индустриального района города Хабаровска: Русаков, Буглеев и Марченко. Русаков после проведения первоначальных следственных действий Дело отложил в сторону и больше к нему не прикасался, только подшивал поступившие материалы. В конце сентября 1979 года Дело принял к производству Буглеев. Примерно половина материалов Дела была наработана им. В середине ноября прокурор передал Дело для расследования Марченко. Он в ход следствия ничего существенного не внес, только передопросил свидетелей, составил обвинительное заключение и направил Дело в суд. Существует два вида систематизации материалов уголовного дела, условно именуемых «хронологический» и «по лицам и эпизодам». Следователь Марченко был сторонником хронологического метода, который состоит в последовательном подшивании к основному материалу вновь поступивших документов, без оглядки на их содержание. Марченко даже конверты, в которых поступили характеристики на потерпевшую и свидетелей, подшил. С Делом, сложенным в хронологическом порядке, сложно работать, так как первый допрос свидетеля может быть в самом начале, а второй, опровергающий предыдущие показания, где-нибудь в середине. Воронов интуитивно понял, что если не систематизировать Дело так, как ему будет удобно работать, то он погрязнет в этих разрозненных показаниях и экспертизах. Движимый внутренним чутьем, он решил расшить Дело и разложить его по-своему. – Не боги горшки обжигают! – пробормотал Виктор и разрезал капроновую нить, скреплявшую материалы. С этого момента отступать было некуда, так как Дело формально было «живым» и могло понадобиться для пересмотра приговора Долматову. Восьмилетний срок наказания морячку начинал исчисляться с 10 сентября 1979 года и заканчивался 10 сентября 1987 года, то есть только через семь месяцев с того момента, как Воронов взял в руки ножницы. Если Верховный суд затребует Дело для пересмотра, то выявится техническая ошибка в передаче уголовного дела в качестве учебного пособия в Дальневосточную высшую школу МВД СССР. Дело по запросу суда начнут искать в архиве кафедры теории государства и права и не найдут. Скандала и разбирательств не избежать, но Воронов решил идти до конца. Щелкнув ножницами по нитке, он перешел Рубикон и сжег за собой мосты. Теперь двигаться можно было только вперед, к познанию истины, к опасным жерновам, перемалывающим людские судьбы. – Ну, вот и все! – повеселев, сказал Виктор и приступил к работе. Вначале он отложил в отдельную стопку все служебные документы, деловую переписку, планы расследования, письменные указания прокурора и конверты. По мнению Виктора, для познания истины по Делу эти бумаги никакой ценности не представляли. К этой же пачке он приобщил все материалы судебного заседания. Оставшиеся протоколы допросов объединил по лицам, экспертизы и осмотры отложил в отдельную стопку. Чтобы материалы не расползались, их пришлось скрепить канцелярскими скрепками, и уголовное дело приняло именно тот вид, в котором оно обычно находится в процессе следствия. Интуитивно Воронов понял, что необходимо составить два вспомогательных документа: список лиц, участвовавших в Деле, с указанием их характеристик и календарную решетку, в которой можно было отметить события и лиц, участвовавших в них. Разложив Дело по-новому и начав заполнять вспомогательные документы, Воронов изменил свое отношение к Буглееву. Он, конечно, очень странно допрашивал свидетелей, но если бы не Буглеев, в Деле вообще невозможно было бы разобраться. Русаков и Марченко далеко не копали. В их изложении преступление началось с изнасилования, а Буглеев подробнейшим образом описал предысторию изнасилования, и картина преступления представала уже в другом свете. В расширенном виде, с подробно изложенной предысторией, события в августе-сентябре 1979 года разворачивались так. Тридцатидвухлетний Долматов Алексей Петрович проходил службу в должности третьего механика на сухогрузе «40 лет комсомолу Башкирии». Судно принадлежало Дальневосточному морскому пароходству, порт приписки – Владивосток. В августе 1979 года Долматов вернулся из рейса, который продолжался больше полугода. Во Владивостоке его ждала сожительница, в квартире которой Долматов проживал в последние годы. Общих детей они не имели, совместного имущества не нажили. В квартире у сожительницы Долматов обнаружил мужские вещи, ему не принадлежащие. Уличив сожительницу в неверности, Долматов напился, избил ее и ушел жить к другу в общежитие. Через неделю он пошел в отпуск, получил расчет за выполненный рейс в рублях и чеках Внешэкономбанка, снял все деньги со сберкнижки и отправился к матери, проживающей в городе Хабаровске. В квартире матери Долматов был прописан с детства, во Владивостоке прописки не имел. К матери Долматов приехал 24 августа. Два дня провел в ее обществе и решил расслабиться, сходить в ресторан и, если повезет, познакомиться с хорошенькой женщиной. 26 августа, в воскресенье, в ресторане он познакомился с двумя студентками: Дерябиной Екатериной и Нечаевой Мариной. После закрытия ресторана они поехали к Дерябиной, в квартире которой, кроме нее, проживала младшая сестра Елена. Всю ночь Долматов и девушки занимались сексом в спальне старшей сестры. Спать легли только под утро и встали с кровати уже после обеда. Долматов остался у Екатерины Дерябиной еще на день. Рестораны в этот день, в понедельник, были закрыты. За хорошим спиртным Долматов предложил сходить в валютный магазин «Березка». В магазине он за чеки купил девушкам по комплекту импортного нижнего белья, себе взял бутылку виски «Джонни Уокер». В квартире Дерябиной они продолжили веселье. В чем оно состояло, подробно, но соблюдая определенные рамки приличия, изложил следователь Буглеев. Две недели Долматов жил у Дерябиных. Иногда он приезжал к матери – сообщить, что у него все в порядке, и пополнить денежный запас. Почти каждый вечер Долматов с девушками ужинал в ресторане. Нужды в средствах он не испытывал – только за рейс пароходство выплатило ему 2460 рублей зарплаты и премиальных. Состав девушек в их компании менялся. Постоянной участницей была только Дерябина Екатерина. Нечаева Марина выбыла по «физиологическим причинам» 31 августа. Следователь Буглеев не стал вдаваться, что собой представляли эти «причины», но было и так понятно. Место Нечаевой в ресторанах и спальне заняла Титова Виктория. Трижды к ним присоединялась Жигулина Валентина, также студентка. Никакого упоминания о девушке по имени Ирина Воронов не нашел, что исключало участие англичанки в разнузданных оргиях в квартире Дерябиных. С 1 сентября распорядок в компании Долматова слегка изменился. Утром Екатерина уезжала на учебу, возвращалась с подругой или подругами, вечером всем коллективом они шли в ресторан. За эти две недели Долматов осыпал девушек подарками из магазина «Березка». Екатерине пылкий морячок купил джинсы, двухкассетный стереомагнитофон «Панасоник», зимние сапоги «Саламандра». У остальных девушек подарки были скромнее. Нечаевой достался только индийский мохеровый шарф и чешские босоножки. Щедрый моряк не забыл даже сестру хозяйки – Елену. Ей он купил японский магнитофон «Касуга». Сколько всего Долматов потратил денег и чеков, по материалам Дела было не сосчитать, но чувствовалось, что жил он на широкую ногу, на ресторанах и подарках не экономил. Все две недели, пока Долматов жил у Дерябиной, с ним в одной квартире находилась пятнадцатилетняя сестра хозяйки Елена. Чем она занималась до 1 сентября, не смог выяснить даже дотошный Буглеев. Елена начинала фигурировать в допросах только после начала учебного года. Буглеев раскопал, что она дважды наблюдала через дверной проем за оргиями в спальне сестры, и квалифицировал это как развратные действия со стороны Долматова. Прокурор уголовное преследование морячка по данным эпизодам прекратил, указав, что Долматов мог не видеть, как несовершеннолетняя Дерябина наблюдает за его действиями. Елена училась в школе во вторую смену. Старшая сестра утром уходила в институт, так что она до обеда была в квартире вдвоем с Долматовым. Что между ними происходило в это время, никто из следователей не выяснял. Ночь с 9 на 10 сентября Дерябина Екатерина и Долматов провели вдвоем. Участвовавшая в вечерней оргии Марина Нечаева ушла домой. Утром Екатерина ушла в институт, Елена спала в своей комнате. Примерно в 9.00 она проснулась, пришла на кухню, где в одиночестве распивал спиртное Долматов. Он предложил Елене присоединиться, девушка не отказалась, хотя ей надо было идти на уроки после обеда. Далее, исходя из материалов дела, Елена опьянела. Долматов на руках перенес ее в спальню сестры, где совершил с беспомощной девушкой половой акт, и лег спать. Придя в себя, Елена позвонила Нечаевой домой и рассказала, что произошло. Нечаева по телефону сообщила об изнасиловании в милицию и помчалась к Дерябиным. Она успела прибыть до приезда милиции. Елена еще раз рассказала Нечаевой об изнасиловании, показала порванные Долматовым трусики. Свое состояние в момент изнасилования Елена описала так: «Я все понимала, что Долматов со мной делает, но сопротивляться не могла, была в алкогольном опьянении». Приехавший наряд милиции убедился, что вызов не является ложным. Старший наряда по рации вызвал следственно-оперативную группу Индустриального РОВД. Долматова, находившегося в легкой степени опьянения, доставили в райотдел. В 15.00 следователь прокуратуры Русаков официально задержал его в качестве обвиняемого. Следователи Русаков и Марченко все допросы начинали с утра понедельника. Если бы не Буглеев, то по делу было бы не понять, что вообще делал Долматов в квартире Дерябиных, как он там оказался. Если ориентироваться на допросы, проведенные Русаковым, могло сложиться впечатление, что Долматов – или сожитель, или давний любовник старшей сестры. По указанию заместителя прокурора Русаков допросил Елену по факту совершения в отношении ее развратных действий. Протокол допроса потерпевшей был написан сухим казенным языком, без каких-либо подробностей: «Подошла к двери в спальню сестры и увидела, как она и Долматов совершают половой акт». Все. Пришла, увидела, ушла. Буглеев подошел к допросу Елены творчески. В его изложении события выглядели так: «Услышав сладострастные стоны сестры, я пошла к ее спальне посмотреть, что там происходит. В свете ночника я увидела следующую картину: Долматов лежал на кровати, на спине, Катя сидела на нем верхом и совершала движения, словно едет на коне. Нечаева сидела у окна в кресле и курила. Она была полностью обнажена. На сестре и Долматове одежды также не было. На мое появление они не обратили внимания. Я стояла в дверях до тех пор, пока сестра, обессилев, не упала на Долматова». Из этого протокола все было понятно, кроме ключевого момента: видели ли старшая сестра и Долматов появление несовершеннолетней девочки в дверях спальни. «Вряд ли школьница описала стоны сестры как «сладострастные», – подумал Воронов. – Это Буглеев решил «раскрасить» допрос, придать ему художественный оттенок. Куда только прокурор смотрел!» Допрос Елены по второму эпизоду развратных действий был описан еще красочнее и подробнее. Зачитать текст этого документа в судебном заседании не рискнул бы ни один гособвинитель. Буглеев настолько натуралистично описал, что видела школьница в спальне сестры, что повторить это было просто неприлично. Буглеев был человеком, склонным к художественному описанию самых обычных событий. Творческая натура так и перла из него. Даже подпись у Буглеева была необычной. Она состояла из прописной округлой буквы «Б» с длиной верхней горизонтальной чертой. За «Б» следовали остальные буквы фамилии, написанные каллиграфическим почерком. Заканчивалась подпись немного сплющенной, перевернутой горизонтально цифрой «8». Сверху ее была скобка, снизу – еще одна скобка. Внутри скобок – две точки и маленькая горизонтальная черточка. Если всмотреться в эту композицию, то получался человечек в шляпе. Этот человечек словно вопрошал: «Ну как, выкусили? Я еще не такое могу». «Я бы выгнал его из прокуратуры за одну только подпись, – подумал Воронов. – Этот Буглеев издевается над всеми. Он в официальных документах смешные рожицы рисует, словно расшалившийся школьник. Интересно, есть какие-нибудь требования к подписи должностного лица?» Первым вспомогательным документом, составленным Вороновым, был список лиц, участвовавших в деле, и их характеристики. Начинался он, разумеется, с Дерябиной Екатерины. Именно она была инициатором знакомства с Долматовым и две недели не отходила от него по ночам и вечерам. Дерябина Екатерина Алексеевна, 1958 года рождения. В июне 1979 года ей исполнился 21 год. Студентка юридического факультета Хабаровского института народного хозяйства (ХИНХ). Не замужем. Нечаева Марина, 1959 года рождения, студентка Хабаровского мединститута. Лучшая подруга Дерябиной Екатерины, в средней школе училась с ней в одном классе. Не замужем. Титова Виктория, 1957 года рождения, студентка юридического факультета ХИНХ. В сентябре 1979 года ей было 22 года. Разведена, детей нет. Жигулина Валентина, 1959 года рождения. Знакома с Дерябиной Екатериной с детства. Студентка Хабаровского института культуры. Не замужем. Дерябина Елена, 1964 года рождения, ученица восьмого класса средней школы. Прописана в квартире родителей в центре города. По месту учебы все девушки характеризовались исключительно с положительной стороны. Характеристики из институтов были написаны словно под копирку: «Учится на хорошо и отлично, занятия без уважительной причины не пропускает. Активно участвует в общественной жизни факультета, вежлива, всегда готова прийти на помощь». В характеристике Жигулиной, кроме перечисленных добродетелей, было отмечено, что она имеет спортивный разряд по художественной гимнастике. Младшая Дерябина от сестры не отставала – комсомолка, хорошистка, общественница. Составив список лиц, Воронов выяснил, что все девушки жили на одной улице в центре города, учились в одной школе. Дерябина Екатерина переехала в отдельную квартиру в Индустриальном районе только в 1978 году. Квартира была кооперативной. Судя по дате переезда, родители подарили дочери трехкомнатную квартиру на двадцатилетие. О щедрых родителях Воронов нашел только одно упоминание в допросе младшей Дерябиной. «Мама и папа уехали в загранкомандировку в июне 1979 года. Вернутся в Хабаровск только в декабре. Чтобы во время их отсутствия не оставаться одной, я переехала жить к сестре. Квартира родителей подключена к охранной сигнализации, так что за ее сохранность я не беспокоилась. Раз в неделю, возвращаясь из школы, я заходила домой, поливала цветы, проверяла краны. В остальное время квартира стояла пустой. Временно проживая у сестры, я продолжала учиться в школе в центре города. Проезд от квартиры сестры до школы занимает примерно тридцать минут на трамвае или сорок минут на автобусе». – Черт возьми! – воскликнул вслух Воронов. – Буглеев, ты куда смотрел? Расписывать, что Нечаева почувствовала, сев морячку на колени, ты горазд, а как поинтересоваться местом работы родителей сестер Дерябиных – так нет! Где работал их отец? Явно же в заграничную командировку направили его, а не мать. В какую страну он поехал, где трудился до командировки, какую должность занимал? Где он такие деньжищи заколачивал, что старшей дочери трехкомнатную квартиру в панельном доме купил? И еще! Перед началом учебного года Дерябина Екатерина идет с подругой в ресторан. На стипендию в кабаке шибко не разгуляешься. Явно родители оставили сестрам заначку, чтобы и на проживание хватило, и в развлечениях себе не отказывали. Воронов отложил Дело, подумал, ухмыльнулся: «Мой отец получил от предприятия двухкомнатную квартиру, когда ему было 32 года. До этого мы вчетвером жили в однокомнатной квартире. В трешку родители переехали два года назад, когда я был в армии. Отцу в тот год исполнилось 44 года. Он к трехкомнатной квартире шел всю жизнь, а Катеньке папа такую же хату подарил на день рождения, в 20 лет! В лепешку расшибусь, но узнаю, кто ее отец». 7 Через неделю после кражи Дела Рогов поинтересовался у Воронова, как идет «расследование». Слово «расследование» он произнес слегка насмешливо, как бы подчеркивая, что изучение архивного дела – это занятие никчемное, пустая трата времени. Воронов иронии не понял и серьезно сказал: – Расследование – это движение назад, в прошлое. То, чем я занимаюсь, это и есть самое настоящее следствие, моя будущая работа. – Как успехи? – повторил Рогов, но уже без усмешки. – Хочу поделиться некоторыми выводами. Помнишь, сколько споров было вокруг этого Дела? – Если ты сейчас заведешь о нем речь, то не меньше будет. С твоей точкой зрения согласны только Петруха и Вождь. Остальные считают, что морячок ее изнасиловал. – Они читали Дело, но за деревьями не видели леса! – воскликнул Воронов. – Что парням было интересно в нем? Натуралистическое описание оргий и их прелюдий. Доказательства наши одногруппники оценивали наскоком. Есть экспертизы, подтверждающие слова потерпевшей? Есть. Значит, Долматов виноват и осужден законно. Чтобы понять, что это не так, надо прибегнуть к простой логике, и тогда в глухом заборе доказательств появится первая щель. – Ты хочешь опровергнуть результаты экспертиз? – удивился Рогов. – Давай оставим экспертизы на закуску и поговорим о мотивах преступления. Вначале я расскажу мой любимый анекдот. В нем – суть жизни, квинтэссенция правды. Приходит мужик на прием к врачу и говорит: «Доктор, мне 40 лет, и я могу с женой всего один раз в неделю. Моему соседу 50, и он говорит, что может каждый день». Врач улыбается и отвечает: «Батенька, а кто же мешает вам тоже так говорить?» Этих разговоров я наслушался вот так! – Виктор ребром ладони провел по горлу, наглядно показывая, насколько он сыт выдумками и хвастовством. – В армии все разговоры о бабах, – продолжил он. – О, нет, есть еще одна тема – пожрать. На первом году службы вспоминают, кто что ел и пил на гражданке, на втором – все разговоры о женщинах. Чем ближе дембель, тем круче воспоминания. Во сколько в армию призывают? В 18‒19 лет. Кто-то из призывников выглядит как молодой мужчина, а остальные – пацаны! Спрашивается, когда бы они успели пережить такие захватывающие сексуальные приключения? «Три раза за ночь? Легко! С двумя чувихами? Было дело». Да ничего не было! Если кто-то до армии и успел набраться сексуального опыта, таких – единицы, а остальные и близко к этому не подошли. Они на первом году молчат, слушают болтовню дембелей, а потом сами их небылицы повторяют, но уже от своего имени. Здесь, у нас в школе, то же самое! Кого ни послушай, всяк половой гигант. Казанова позавидует! Спрашивается, почему же такие ловеласы по вечерам в общаге сидят, а не в женском обществе развлекаются? Силы копят? Рогов согласно кивнул: – Наши парни, как подопьют, о таких приключениях расскажут, что только успевай с ушей лапшу стряхивать. – Как-то Касим говорит, что у него женщин было больше, чем спичек в спичечном коробке, – продолжил Воронов. – Касиму двадцать восемь лет, после армии он остался на Дальнем Востоке, но по-русски до сих пор говорит неуверенно, обдумывая каждое слово. Денег у него – кот наплакал. Где он, узбек, столько женщин нашел? Если бы он был членом узбекской «хлопковой» мафии, я бы еще ему поверил. За бриллиантовое колечко он бы нашел женщину на ночь, а с пустыми карманами – нет. Конкуренция большая. – Ты отвлекся. – Ничего подобного! Это вы, когда читали Дело, не видели, что в нем написано между строк. Буглеев, кстати, тоже не увидел. А написано в нем вот что: Долматов каждый божий день трудился, как стахановец. В первую ночь он показал девочкам класс, трижды смог. Вечером – продолжение, но уже более скромное. А потом пошло, поехало! Ночью – секс, утром – снова секс. То с одной, то с другой, то с двумя сразу. Не слишком ли много для обычного мужика? – Не забудь, он в плавании был, полгода женщин не видел, – напомнил Рогов. – Ну и что, что у него было длительное воздержание? Мужскую силу впрок не накопишь. Это так же невозможно, как выспаться впрок. Какой бы заряд в нем первоначально ни был, он его должен был израсходовать на первой неделе ударного труда. Тут он был неутомим, а потом стал сдавать. Он бы выдохся пахать в таком темпе еще неделю, но старшая сестра пошла в институт, и у Долматова наступила утренняя передышка. Но все равно, без допинга он бы сдох. По уму, к концу второй недели он должен был прятаться от девок, но допинг – спиртное – поддерживал его силы. Долматов каждый день был навеселе. – Что он делал, когда старшая сестра уходила в институт? – Вопрос интересный, и я нашел на него ответ, похожий на правду. После задержания Долматова объяснение с него получает оперативный работник. Долматов, еще слегка пьяный, говорит, что он не в первый раз вступает в половую связь с Дерябиной Еленой, и насиловать ее не было никакого смысла. Если бы следователь Русаков не был формалистом, он бы выбросил это объяснение, и делу конец! Заметь, Русаков в первый день не допрашивает Долматова, так как тот находится в нетрезвом состоянии. Он отправляет его в ИВС и первые показания получает только утром 11 сентября. Долматов на втором допросе все отрицает. Потом, после проведения экспертиз, он соглашается: да, половой акт был, но по обоюдному согласию. Чудак человек! Его же никто не обвиняет в том, что он изнасиловал Дерябину, применив к ней насилие. Он овладел ею пьяной, для оконченного состава преступления больше ничего не надо. – Как Буглеев просмотрел этот допрос? – При передаче Дела Русаков сшил его, а Буглеев не поинтересовался, что там до него наработали, не полистал самое начало. Там действительно полно ненужных бумаг, каких-то левых объяснений, запросов. Буглеев решил все выяснить сам и просмотрел первое объяснение. Иначе бы он раскрутил эту тему или, наоборот, выбросил объяснение, чтобы оно общую картину не портило. После Буглеева дело расследовал Марченко. Тому вообще все было по фигу. Он конверты в дело подшивал! Бюрократ недоделанный. – Ты думаешь, в первый раз Долматов сказал правду? – Скорее всего, да. Но, может быть, опрашивавший его опер пошел на хитрость и сказал примерно так: «Если ты загрузишься на статью 119 УК РСФСР, то получишь год от силы. За изнасилование несовершеннолетней тебе влупят не меньше восьмерки». Долматов в законах не силен, поэтому и дал нужные показания. – Что за 119-я статья? – удивился Рогов. – Ты-то откуда про нее знаешь? – Страшилка моего детства, вернее, юности. Статья 119 УК РСФСР называется «Половое сношение с лицом, не достигнувшим половой зрелости». Узнал я о ней еще до армии. Был у нас во дворе один парень. Он пришел из армии и стал встречаться с восьмиклассницей. Она у него дома ночевать оставалась, и все такое. Как-то на праздник угораздило его подраться с ее папашей. Отец девчонки решил отомстить и написал заявление в милицию. Началось следствие. Выяснили, что «любовь» у них была по обоюдному согласию, никакого изнасилования не было и в помине. Но экспертиза показала, что потерпевшая не достигла половой зрелости, то есть еще не способна зачать и выносить здорового ребенка. Парня посадили на год. На суде потерпевшая ревела, просила отпустить его, но поезд ушел! Возлюбленный отправился в зону. Об этом Деле у нас во дворах все знали, и пошла гулять страшилка: «Смотри, переспишь с чувихой, а она еще половой зрелости не достигла, и сядешь ни за что». Веришь, дошло до того, что всех девчонок во дворе рассмотрели и «отсортировали»: «С этой вроде можно, а вот от той лучше держаться подальше – у нее грудь маленькая». Но я увлекся и позабыл о нашем друге морячке! Вернемся к Долматову.