— Да так, — отмахнулась девушка. — Шла бы ты уже домой, — Григорий вздохнул и умоляюще посмотрел на жену командира. — Анна Михайловна, богом прошу, там Иван в лазарете… — Знаю. Александр Борисович мне уж все сказал. Не волнуйся, выживет твой Иван, никуда не денется. — Спасибо! — Григорий наконец выдохнул. Бутурлина покачала головой. — Не меня благодарить будешь… Настя вздрогнула и с мольбой взглянула на свою спутницу. Та хмыкнула и вновь обратилась к преображенцу. — Гриша, я тут намедни твою матушку у церкви встретила, она мне жалилась, что ты совсем к ним дорогу забыл… Белов хмыкнул. Судя по веселому блеску в глазах Анны Михайловны, его мать рассказала всю историю последнего посещения сыном родительского дома. — Мне еще шкура моя целой понадобиться! — отшутился он. Бурутлина погрозила ему пальцем, а Настя вздохнула. — Анна Михайловна, вы меня простите, пойду я, — попросила девушка, — Устала очень. — Вот я курица! — вздохнула Бутурлина, — Совсем забыла, что ты после дежурства. Гриша, проводишь, а я тогда здесь задержусь, за Иваном заодно присмотрю. — Я и сама могу дойти! — запротестовала Настя. — Пойдем, — Белов, игнорируя все возражения, подхватил девушку под локоть. Настя позволила довести себя до угла, чтобы скрыться с глаз жены подполковника, и выдернула руку. — Я же сказала, сама дойду! — Ага. Вон уже третий раз за сегодня идешь к дому, все не дойдешь, — посмеиваясь, отозвался Григорий. — Так что провожу я тебя, мало ли опять заплутаешь! — Может дела у меня есть! — фыркнула девушка. — Тебе-то что до этого? — Да так, — протянул Белов, зло сверкнув волчьими глазами. — Интересно просто какие дела у тебя в казармах могут быть. — Какие бы не были, тебя они не касаются! — огрызнулась Настя. Вопреки ожиданиям, Белов не оскорбился. — Ты что, обиделась что ли? — только и спросил преображенец. — Делать мне нечего, как на дураков обижаться. Мне же все равно! — припомнила Настя обидные слова, сказанные ей утром. Но вместо того, чтобы резко ответить, Григорий, к удивлению девушки, лишь весело рассмеялся. — Ты сейчас на Лукешку похожа, — сообщил он. — На кого? — Сестру мою! — Белов все еще посмеивался. — Она среди девок младшая. Вечно гадости делала. Напакостит, и потом так же губы поджимает! — Ну, знаешь ли! — Настя возмущенно засопела, поскольку не могла сразу подобрать достойный ответ. Да и не знала она, обижаться ли на сравнение хоть с пакостной, но сестрой преображенца. Григорий тем временем снова взял невесту под руку. — Пойдем, а то еле на ногах стоишь! Сил противиться уже не было, к тому же с мужчиной идти было гораздо спокойнее. Если кто из встречных и оглядывался вслед, то лишь интересуясь, кто сегодняшняя спутница Белова. Впрочем, гвардейцу стоило лишь пристально взглянуть на любопытствующего, тот поспешно отводил взгляд. До фрейлинского домика дошли достаточно скоро. Всю дорогу Настя молчала, слишком устала, чтобы вести беседы. Гриша тоже не торопился начитать разговор, по лицу девушки понимая, что та слишком устала. У самого крыльца Белов остановился. — Дошли вроде. Заходи, — Григорий остановился, явно намереваясь убедиться, что невеста все-таки вошла в дом. — Спасибо, — кивнула Настя, не зная, злиться ей или же, напротив, поблагодарить жениха. — Пустое, — тот отмахнулся. — Иди, отдохни, а то совсем на тебе лица нет! Теплота в его голосе заставила Настю невольно улыбнуться. Кивнув на прощание, девушка вошла в дом, где была встречена встревоженной Глашей. Отмахнувшись от вопросов, Настя позволила себя раздеть и вскоре погрузилась в крепкий сон. Глава 13 Когда Анастасия проснулась, был уже вечер. Солнце светило по-прежнему ярко, словно днем. Глаша сидела у окна и вышивала белую ткань. При ближайшем рассмотрении ткань оказалась мужской рубахой с красными петухами. — Свадебная? — Настя весело посмотрела на девушку, ставшую одного цвета с алыми нитками. — Ладно тебе, Глаша, краснеть! Коли у Василия намерения у него честные, я препятствовать не буду! — Спасибо! Спасибо! — крепостная кинулась хозяйке на шею. — Ох, Настя, Васенька, он ведь такой… Глаша задохнулась, от радости не в силах подобрать слова. Настя с завистью посмотрела на нее. Сама она чувствовала какую-то горечь от того, что её судьба была решена хоть и императрицей, но без Настиного согласия. Жизнь с Беловым представлялась девушке непонятной. Она совсем не знала ни характера своего жениха, ни его семью. Из обрывочных сведений, перед ней складывался образ этакого гуляки, но в то же время то, как Гриша переживал за своего солдата, да и остальные поступки преображенца говорили в его пользу. Звон дверного колокольчика прервал размышления девушки. Глаша выбежала проверить, кто пришел, и почти сразу же вернулась, протягивая хозяйке записку. Настя подошла к окну и развернула лист. Сестра Белова приносила свои извинения, но у нее заболела старшая дочь. У девочки сильный жар, и Софья Петровна не могла бросить больного ребенка, чтобы быть на балу. Настя отложила записку, коря себя, что при чтении почувствовала даже радость о того, что Софья не будет сопровождать её. Сестра Григория слегка смущала, её взгляд заставлял чувствовать себя виноватой. — Натасья, ты идешь? — Даша, уже облаченная в желтый атлас, впорхнула в комнату и ахнула. — Да ты же еще и не одета! — Даш, ты иди, я позже подойду, — отозвалась девушка. — Ладно, — та пожала плечами, — государыня к одиннадцати появиться, главное — после нее не являйся, иначе… Многозначительно помолчав, фрейлина убежала, а Настя вздохнула и приказала Глаше достать бальное платье. Модного бледного желто-розового цвета, как говорили белошвейки «цвет бедра испуганной нимфы», с тонкими кружевами и расшитом розами пластроном, скрывавшем шнуровку корсажа, оно было прекрасно. Затаив дыхание Глаша помогла хозяйке одеться и растеряно посмотрела на длинные волосы. — Просто шпильками собери и выпусти. — подсказала та, посматривая на часы, сборы заняли гораздо больше времени, чем ожидалось. — и поторопись! Настя уже заканчивала собираться, когда вновь зазвонил дверной колокольчик. Глаша выскочила и вернулась с пышной розовато-желтой розой и очередной запиской. «Примите это в знак моей признательности и непременно наденьте на сегодняшний бал. Г.» «Г» могло означать лишь Григорий. Больше знакомых с таким именем у девушки не было. Странно только что преображенец вдруг решил прислать розу. Хотя, возможно, в этом не было ничего странного, ведь преображенец хотел представить их брак любовной авантюрой, а следовательно, мог решить сделать подобный подарок. Настя задумчиво посмотрела на цветок. Все-таки что-то настораживало девушку. Да и чему бы Белову была вся эта таинственность? Скорее, он не стал бы скрывать свое имя. Девушка постаралась припомнить всех своих знакомцев, чье имя или фамилия начинались на букву «Г». Сестра Григория, хоть и была Горбуновой по мужу, но тоже не стала бы скрытничать, а прочих, кто мог бы прислать цветок, Настя не знала. Оставалась еще Головина. Ее имя всплыло в памяти совсем внезапно. Вспомнилась улыбка, не затрагивающая глаз. Сила вновь всколыхнулась, болезненно уколов пальцы. Усмирив её, Настя перестала сомневаться, что цветок — дело рук статс-дамы. Оставалось лишь гадать, к чему этот подарок. Девушка ясно дала понять, что не собирается дружить с бывшей полюбовницей Белова. Первым порывом было выбросить цветок. Но, поколебавшись, Настя вспомнила о своем шатком положении при дворе и решила не вступать в открытое противостояние. Роза была свежей и не представляла никакой опасности, посему девушка сперва приколола цветок к корсажу, но розовато-желтые лепестки терялись на ткани, и Настя кликнула Глашу, чтобы та вплела цветок в волосы. Бросив взгляд в небольшое зеркало, девушка накинула плащ, протянутый девкой, и поспешила во дворец. Время неумолимо приближалось к одиннадцати.