После проливных муссонных дождей приятно путешествовать в индийских джунглях. Солнце ласковое, нежаркое. Под ногами густая ярко-зеленая трава. Деревья в золотисто-оранжевой листве. А на горизонте сверкают шапками вечных снегов далекие горы. Главный инспектор заповедника Радж Манас выехал с гостями — профессором Громовым и мальчиком — на рассвете. Индиец, втайне презиравший вездеходы и вертолеты, с легким поклоном предложил для путешествия своего любимого слона Замбу. Инспектор считал: чтобы увидеть и услышать джунгли, лучше всего идти пешком или передвигаться верхом на слоне. Профессор с улыбкой встал на заднюю ногу Замбы, которую слон предупредительно согнул, и, ухватившись за веревку, вскарабкался на широкую спину слона, точнее, на деревянный помост, прикрепленный ремнями. Потом Громов подал руку Электронику, и тот сел рядом с учителем. Инспектор Радж Манас, строгий и аккуратный в своей белой чалме, возглавил экспедицию. Впереди него, обхватив шею слона ногами, сидел старый погонщик с палочкой в руке — махаут. Замба шел не спеша, срывая и перемалывая ветки, и в животе у него урчало, будто там работал старый мотор. Конец одного бивня у Замбы был обломан. В схватке с диким свирепым махиа, бродячим слоном без бивней, но с очень сильным хоботом, Замба чуть испортил красоту своих длинных костяных стрел, зато спас хозяина. Профессор Громов, оглядываясь по сторонам, не совсем представлял, как они на слоне догонят сонных охотников, но раз инспектор сказал: «Поймаем», ему следовало верить. — Носорог. — Радж Манас обернулся к гостю и вытянул руку. Вероятно, впереди была яма с жидкой грязью, в которой блаженствовал носорог: серый панцирь спины, торчащие уши да воинственно изогнутый рог — вот все, что было видно путникам. Услышав топот Замбы, носорог вылез из ямы, а за ним выскочил детеныш. Сквозь грязь было видно, что у младенца розовая кожа. Нагнув голову, выставив опасный рог, самка бросилась на слона. Она приближалась с пыхтеньем и хрипом; за безрассудно храброй матерью резво скакал младенец. Замба не свернул, он лишь замедлил шаг и поднял хобот. Инспектор не шевельнулся. Подбежав к спокойному Замбе, самка вскинула голову. Злобные глаза уставились на людей. — Укусит или не укусит? — пробормотал инспектор. Он знал: индийский носорог редко бодается — чаще всего кусает противника. Неожиданно сзади раздался какой-то рев. Инспектор обернулся. Кричал мальчик с невозмутимо спокойным лицом. Носорог круто повернулся и, уступив тропу Замбе, бросился с детенышем наутек, показав короткий толстый хвост, забавно венчавший броню доспехов. — Ваш Э-лек-тро-ник, — сказал инспектор профессору с трудом выговаривая трудное имя, — знает язык носорогов? — Немного знает, — ответил Гель Иванович. — Учил в школе. — Громов усмехнулся, вспомнив, как он обучал когда-то Электроника разным премудростям. — Он может быть хорошим махаутом, — сдержанно похвалил Радж Манас. — Замба один только раз удирал от носорога, и сегодня мой гость помог ему. Они двинулись дальше. Электроник хрипло произнес: — Тигр. — Где тигр? — шепотом спросил Громов. — Я не вижу, — проскрипел Электроник. — Но я слышу крик павлина: мэй-оу!.. — Он прав: близко тигр, — подтвердил инспектор. — Видите? Замба концом хобота стучал по утоптанной тропе, издавая глухой металлический звук. Он, как и павлин, чуял тигра. В траве промелькнула красно-черная спина, потом высунулась круглая голова с пушистыми баками. Бледно-голубые глаза равнодушно взглянули на путников. Замба сделал шаг вперед, угрожающе качнул бивнями. Он не боялся большой кошки, только свернул кольцом уязвимый для острых зубов хобот. Несколько минут слон и тигр изучали друг друга. Но стоило Громову пошевелиться, как кошка, мелькнув полосатой молнией, скрылась за скалой. — Королевский, — сказал Громов, с любопытством глядя вслед трехметровой кошке. — Не удалась ему охота. — Спугнули, — подтвердил Манас. — Мы еще встретимся с этим багхом, профессор. — Багхом индиец называл всех тигров своего леса. Он отлично знал каждого «в лицо», характер и повадки, только не давал им имен. Тигр охотился за детенышем носорога, которого выгнал из теплой ямы Замба. Может быть, в открытом взгляде тигра и был немой упрек слону: зачем ты лишил меня любимого лакомства?.. Но тигр, конечно, не знал, что рядом идет еще одна охота, что его самого выслеживают невидимые противники — сонные стрелки!.. Слон быстрым шагом обогнул скалу, и инспектор, дав знак махауту, остановил Замбу, спрыгнул на землю. Под развесистым деревом стояла клетка из прочнейшего бамбука. Поднятые с двух концов решетки словно ожидали какого-то пленника. — Вам лучше остаться здесь, профессор, — сказал Радж Манас, снимая с плеча ружье. Громов, приказав Электронику ждать, слез со слона и решительным шагом направился за инспектором. Они исчезли в густом кустарнике. Замба подошел к дереву, стал лакомиться сочными ветвями. Погонщик уселся в тени. Электроник кружил возле клетки. Тишину оборвал выстрел. Электроник замер. И тут прямо на него выскочил из зарослей тигр — тот самый, с бледно-голубыми глазами, что охотился на детеныша носорога. Грациозными прыжками промчался он на мягких лапах в двух шагах от Электроника. Маленькое красное пятно проступало на полосатой груди. Электроник вскрикнул протяжно-жалобно: «Вау!.. Хуаб… вау!» Пожалуй, никогда еще в своей странно-электронной жизни не бегал он так быстро — быстрее любого знаменитого спринтера, потому что тигр, услышав знакомый сигнал испуга на своем языке, мигом повернул и прыгнул вслед. Махаут, бледный от ужаса, прилип спиной к шершавому стволу. Слон, громоподобно затрубив, выставил бивни и попятился: впереди тигра бежал мальчик. Наверное, тигр настиг бы свою быстроногую добычу только в клетке, куда он влетел вслед за мальчиком. Но Электроник успел выскользнуть в проем, обрушив перед самым носом тигра решетку. Слон, оберегая мальчика, ударом бивней захлопнул вторую решетку. Раздался оглушительный рев. Тигр в бессильной ярости грыз скользкий бамбук, и в его крике, страшном для людей, только чуткий слух Электроника мог уловить жалобные ноты и отрывисто-сухой кашель. Мальчик был совершенно спокоен, словно, спасаясь, случайно поймал не тигра, а котенка, и бледный погонщик, трясясь всем телом, смотрел на него изумленными глазами. Над кустами проплыла белая чалма, за ней шляпа. Это бежали Радж Манас и Громов. Чуть позже помощники инспектора, дежурившие в зарослях, вывели здоровенного парня в армейских ботинках — сонного стрелка, который стрелял в тигра. — Что случилось? — спросил инспектор. Он был очень удивлен, увидев своего багха в клетке. Гель Иванович разглядывал Электроника, мял в руках шляпу, не зная, куда ее девать. Потом, рассеянно нахлобучив ее на ученика, спросил: — Ты не пострадал?.. Ты так и ловил — в шляпе? Сними, очень жарко… Профессор протянул шляпу слону, и тот водрузил ее себе на спину. Немногословного до сих пор махаута будто прорвало. Жестикулируя, подпрыгивая, протягивая к мальчику сухие руки, погонщик долго говорил о том, что случилось всего за несколько секунд. — Я надеюсь, вам нужен именно этот тигр, — скрипуче сказал Электроник. — Я его заманил после того, как прозвучал выстрел. — Мы его выпустим. Только прежде вынем из него пулю. — Радж Манас внимательно посмотрел на сонного стрелка, который ничего не понимал во всей этой истории: тигр, только что подбитый радиопулей, очутился в клетке. — Молодой человек, отойдите, вы мнете своими ботинками прекрасный цветок, — сказал профессор сонному стрелку. Тот шагнул, пожал плечами: чудак, цветок пожалел. Инспектор повернулся к помощникам: — Отвезите багха и этого бравого охотника на станцию. Извлеките пулю. Багха пустите в джунгли, а стрелка задержите. Мы должны узнать, почему он охотился на тигра… И, кроме того, найти его сообщников. Несколько дней гостил Сыроежкин в морском поселке, но не в том, что стоит у самого обрыва на берегу, а в подводном, где жил его новый знакомый Дон. В голубом просторе висят на якорях дома-колокола. В таком доме все, как обычно, только чуть прохладнее. Правда, дверь уже не в стене, а в полу, и в эту дыру надо нырнуть в маске, ластах, с прозрачным мешком за плечами. Мешок наполняется водой, расправляется в крылья, и уже паришь невесомый, на больших крыльях, вдыхая кислород из этих искусственных жабер, и видишь ровные дорожки из моллюсков, очищающих воду, и густые джунгли водорослей, преграждающих путь ползучему песку. А поднимешь голову — увидишь изогнутый линзой воды круг далекого солнца, и вспомнишь об остальном мире, и тут же о нем забудешь, потому что море есть море. И в глубине его не только поселки, но и подводные города — с улицами, стадионами, зоопарками. Это особый мир: в нем можно плавать, нырять, кувыркаться, дельфинить, кашалотить, акулить, белужить — словом, жить под водой, подражая вольным морским обитателям, совсем как Рэсси. Сопровождавший Сыроежкина Дон плавал без мешков-крыльев. Перед тем как нырнуть в дверь, Дон проглатывал какую-то магическую пилюлю, которая помогала мышцам долго хранить кислород и поглощала углекислоту. Вдохнув всей грудью, Дон прыгал ласточкой в люк двери, а на глубине, пустив вверх несколько пузырей, набирал в легкие воды. Теперь он был готов плыть, шевеля ластами, куда угодно, как кит или дельфин, а вслед за морским смотрителем, отмахиваясь лапой от любопытных рыб, по-собачьи перебирая лапами, следовал Малыш. — Что ты хочешь? — спросил Дон, и Сергей услышал его голос в кнопке микрофона, вставленной в ухо. — Искать подводные клады? Гоняться за рыбами? Поймать акулу? У Сыроежкина захватило дух, и он глухо произнес в своей маске: — Акулу… — Вперед! — скомандовал Дон. — Тут недалеко я поставил капкан и давно не проверял. Дон направился к подводной скале, где был установлен капкан. Еще издали он увидел: есть добыча! Охотник изо всех сил заработал ластами. Сыроежкин с осторожностью приблизился. Он разглядел под металлической сеткой гладкую серую голову и горящий мстительным огнем глаз. Капкан представлял собой петлю с проволочным сачком, в котором лежала приманка. Сунув голову в сачок, хищница затянула петлю. Акула почти смирилась с неволей, но заметив пловцов, заработала яростно хвостом. Дон приблизился к акуле. — Смотри, Серега! — крикнул он и, изловчившись, прыгнул на пленницу, схватил ее за спинной плавник. Как дикая лошадь, оседланная акула повернулась на одном месте, а затем понеслась по кругу, удерживаемая крепким поводком. Сергей в страхе отпрянул, увидев надвигавшуюся на него морду в проволочной сетке. А всадник, обхватив ногами шершавые бока, держась за плавник, со смехом проделывал головокружительные петли. Акула вертелась в воде, била хвостом, бросалась вверх и вниз — всадник не падал. Наконец он нагнулся, протянул руку, беззвучно щелкнул замком, соскочил с рыбины. Акула скрылась. Живучесть ее казалась неправдоподобной. — «Лучшая акула — мертвая акула», — так говорят моряки. А моя добыча в наморднике никому теперь не страшна, — проговорил смельчак. — Поплыли, Серега, дальше. Они остановились у огромной, в рост мальчика, странно скрученной раковины, которую Дон нашел в одной из экспедиций. Отличный дом, надежная палатка для одинокого путешественника! Дон достал из раковины длинный треугольный зуб. — Это мое главное открытие, — гордо сказал он. — Зуб доисторической акулы! Кархародон — ее имя. Вот уже год я готовлюсь к охоте на кархародона… — На доисторическую? — прохрипел под маской Сыроежкин. Он начал привыкать к разным морским чудесам, но сейчас ничего не понимал. — Смотри внимательно: зуб — не окаменевший. Я его откопал в иле, вернее, откопал экскаватор, а я поднял. Вот тебе и доисторическая! В океане есть глубины, куда никто не заглядывал. Кто же в них скрывается? Вдруг — кархародон? — Он, наверное, огромный, — пробормотал Сережка. — По моим вычислениям, при таких зубах размер кархародона метров двадцать пять, не меньше. Пасть во какая — пещера на шесть человек. А хвост! Ты представляешь, какого эта акула даст шлепка, если ее оседлать?! Тут Сергей захохотал и вдруг вспомнил Рэсси. А если ему встретится кархародон? Пусть даже не такой огромный — все равно страшно…