Он остановился посреди комнаты, сложил на груди руки, голову наклонил набок и стал думать. Потом поднял голову кверху и стал думать, глядя на потолок. Потом ухватился руками за собственный подбородок и стал думать, глядя на пол. Проделав всё это, он стал бродить по комнате и потихоньку бормотал про себя: — Пакля, бакля, вакля, гакля, дакля, макля… — Он долго так бормотал, потом сказал: — Тьфу! Что это за слово? Это какое-то слово, на которое нет рифмы. — Ну вот! — обрадовался Незнайка. — Сам задаёт такие слова, на которые нет рифмы, и ещё говорит, что я неспособный. — Ну, способный, способный, только отстань! — сказал Цветик. — У меня голова разболелась. Сочиняй так, чтобы был смысл и рифма, вот тебе и стихи. — Неужели это так просто? — удивился Незнайка. — Конечно, просто. Главное — это способности иметь. Незнайка пришёл домой и сразу принялся сочинять стихи. Целый день он ходил по комнате, глядел то на пол, то на потолок, держался руками за подбородок и что-то бормотал про себя. Наконец стихи были готовы, и он сказал: — Послушайте, братцы, какие я стихи сочинил. — Ну-ка, ну-ка, про что же это стихи? — заинтересовались все. — Это я про вас сочинил, — признался Незнайка. — Вот сначала стихи про Знайку: Знайка шёл гулять на речку, Перепрыгнул через овечку. — Что? — закричал Знайка. — Когда это я прыгал через овечку? — Ну, это только в стихах так говорится, для рифмы, — объяснил Незнайка. — Так ты из-за рифмы будешь на меня всякую неправду сочинять? — вскипел Знайка. — Конечно, — ответил Незнайка. — Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть. — Вот попробуй ещё, так узнаешь! — пригрозил Знайка. — Ну-ка, читай, что ты там про других сочинил? — Вот послушайте про Торопыжку, — сказал Незнайка: Торопыжка был голодный, Проглотил утюг холодный. — Братцы! — закричал Торопыжка. — Что он про меня сочиняет? Никакого холодного утюга я не глотал. — Да ты не кричи, — ответил Незнайка. — Это я просто для рифмы сказал, что утюг был холодный. — Так я же ведь никакого утюга не глотал, ни холодного, ни горячего! — кричал Торопыжка. — А я и не говорю, что ты проглотил горячий, так что можешь успокоиться, — ответил Незнайка. — Вот послушай стихи про Авоську: У Авоськи под подушкой Лежит сладкая ватрушка. Авоська подошёл к своей кровати, заглянул под подушку и сказал: — Враки! Никакой ватрушки тут не лежит. — Ты ничего не понимаешь в поэзии, — ответил Незнайка. — Это только для рифмы так говорится, что лежит, а на самом деле не лежит. Вот я ещё про Пилюлькина сочинил. — Братцы! — закричал доктор Пилюлькин. — Надо прекратить это издевательство! Неужели мы будем спокойно слушать, что Незнайка тут врёт про всех? — Довольно! — закричали все. — Мы не хотим больше слушать! Это не стихи, а какие-то дразнилки. Только Знайка, Торопыжка и Авоська кричали: — Пусть читает! Раз он про нас прочитал, так и про других пусть читает. — Не надо! Мы не хотим! — кричали остальные. — Ну, раз вы не хотите, то я пойду почитаю соседям, — сказал Незнайка. — Что? — закричали тут все. — Ты ещё пойдёшь перед соседями нас срамить? Попробуй только! Можешь тогда и домой не возвращаться. — Ну ладно, братцы, не буду, — согласился Незнайка. — Только вы уж не сердитесь на меня. С тех пор Незнайка решил больше не сочинять стихов. Глава пятая Как Незнайка катался на газированном автомобиле Механик Винтик и его помощник Шпунтик были очень хорошие мастера. Они были похожи друг на друга, только Винтик был чуточку повыше, а Шпунтик чуточку пониже ростом. Оба ходили в кожаных куртках. Из карманов их курток вечно торчали гаечные ключи, клещи, напильники и другие железные инструменты. Если бы куртки были не кожаные, то карманы давно оторвались бы. Шапки у них были тоже кожаные, с очками-консервами. Эти очки они надевали во время работы, чтобы не запорошить глаза. Винтик и Шпунтик по целым дням сидели у себя в мастерской и чинили примусы, кастрюли, чайники, сковородки, а когда нечего было чинить, делали трехколесные велосипеды и самокаты для коротышек. Однажды Винтик и Шпунтик никому ничего не сказали, закрылись у себя в мастерской и стали что-то мастерить. Целый месяц они пилили, строгали, клепали, паяли и никому ничего не показывали, а когда месяц прошёл, то оказалось, что они сделали автомобиль. Этот автомобиль работал на газированной воде с сиропом. Посреди машины было устроено сиденье для водителя, а перед ним помещался бак с газированной водой. Газ из бака проходил по трубке в медный цилиндр и толкал железный поршень. Железный поршень под напором газа ходил то туда, то сюда и вертел колёса. Вверху над сиденьем была приделана банка с сиропом. Сироп по трубке протекал в бак и служил для смазки механизма. Такие газированные автомобили были очень распространены среди коротышек. Но в автомобиле, который соорудили Винтик и Шпунтик, имелось одно очень важное усовершенствование: сбоку к баку была приделана гибкая резиновая трубка с краником, для того чтобы можно было попить газированной воды на ходу, не останавливая машины. Торопыжка научился управлять этим автомобилем, и, если кому-нибудь хотелось покататься, Торопыжка катал и никому не отказывал. Больше всех любил кататься на автомобиле Сиропчик, так как во время поездки он мог пить сколько угодно газированной воды с сиропом. Незнайка тоже любил кататься на автомобиле, и Торопыжка часто его катал. Но Незнайке захотелось самому научиться управлять автомобилем, и он стал просить Торопыжку: — Дай мне поездить на автомобиле. Я тоже хочу научиться управлять. — Ты не сумеешь, — сказал Торопыжка. — Это ведь машина. Тут понимать надо. — Чего тут ещё понимать! — ответил Незнайка. — Я видел, как ты управляешь. Дёргай за ручки да верти руль. Все просто. — Это только кажется, что просто, а на самом деле трудно. Ты и сам убьёшься и автомобиль разобьёшь. — Ну ладно, Торопыжка! — обиделся Незнайка. — Попросишь ты у меня что-нибудь, я тоже тебе не дам. Однажды, когда Торопыжки не было дома, Незнайка забрался в автомобиль, который стоял во дворе, и стал дёргать за рычаги и нажимать педали. Сначала у него ничего не получалось, потом вдруг машина зафыркала и поехала. Коротышки увидели это в окно и выбежали из дома. — Что ты делаешь? — закричали они. — Убьёшься!