Пуаро невольно вздрогнул. Сама мысль о сельской местности в это время года показалась ему малопривлекательной. – Старое доброе Рождество, – с нажимом произнес мистер Джесмонд. – Я… я, знаете ли, не англичанин, – заметил маленький бельгиец. – У меня в стране Рождество – это детский праздник. Сами же мы празднуем Новый год. – А, ну да, – согласился мистер Джесмонд. – Но в Англии Рождество – это обязательное мероприятие, и я уверяю вас, что в Кингс-Лэйси вы увидите его лучший вариант. Это совершенно очаровательный старый дом, знаете ли. Кажется, одно из его крыльев было построено в четырнадцатом веке. Пуаро вновь вздрогнул. Мысль об английской усадьбе четырнадцатого века вызвала у него мрачные предчувствия. Слишком часто ему приходилось мучиться в исторических зданиях в английской глубинке. Сыщик оценивающим взглядом окинул свою удобную, современную квартиру с ее радиаторами и самыми последними патентованными приспособлениями, гарантирующими отсутствие любых сквозняков. – Зимой, – произнес он твердым голосом, – я не покидаю Лондон. – Мне кажется, месье Пуаро, вы не до конца понимаете всю серьезность происшедшего. – Мистер Джесмонд посмотрел на своего компаньона, а потом вновь перевел взгляд на Пуаро. Второй посетитель до сих пор хранил молчание, произнеся лишь вежливое и официальное «здравствуйте». Сейчас он сидел, глядя прямо на свои отлично вычищенные ботинки, и на его лице цвета кофе застыло выражение глубочайшего уныния. Он был молод, не более двадцати трех лет от роду, и его явно что-то чрезвычайно огорчало. – Да, да, – сказал Эркюль Пуаро. – Конечно, все очень серьезно. Я это понимаю. И выражаю свое глубочайшее сочувствие Его Высочеству. – Ситуация чрезвычайно деликатная, – добавил мистер Джесмонд. Детектив перевел взгляд с молодого человека на его более старшего компаньона. Если бы кто-то решил охарактеризовать мистера Джесмонда одним словом, то выбрал бы слово «заурядность». Все в нем было заурядно. Отлично сшитая, но неприметная одежда, приятный, хорошо поставленный голос, который редко выходил за рамки монотонности, светло-каштановые волосы, уже начавшие редеть на висках, бледное серьезное лицо. Пуаро показалось, что в свое время он знавал не одного, а десятки подобных мистеров Джесмондов, которые все рано или поздно произносили одну и ту же фразу: «Ситуация чрезвычайно деликатная». – Знаете, – заметил он, – полиция тоже умеет быть очень тактичной. Мистер Джесмонд решительно покачал головой. – Только не полиция, – произнес он. – Чтобы получить назад… э-э-э-э… то, что мы хотим получить, нам неизбежно потребуется применить соответствующие процедуры в суде, а мы так мало знаем… Мы подозреваем, но не знаем наверняка. – Сочувствую вам, – повторил Пуаро. Если он думал, что сочувствие хоть что-то значит для его посетителей, то он глубоко ошибался. Они искали не сочувствия, а конкретной помощи. Мистер Джесмонд вновь заговорил о прелестях английского Рождества. – Знаете ли, оно постепенно умирает, – распинался он, – это традиционное Рождество. Сейчас люди предпочитают праздновать его в отелях. А английское Рождество – это когда собирается вся семья, дети получают свои носки, наряжается елка, к столу подаются индейка и плам-пудинг, хлопают рождественские хлопушки, а за окном видно снеговика… Любовь к истине заставила Эркюля Пуаро прервать его излияния. – Для снеговика необходимо иметь хоть какой-то снег, – строго заметил сыщик. – А он по заказу не выпадает, даже во время английского Рождества. – Я как раз сегодня общался со своим другом из метеорологической службы, – ответил мистер Джесмонд, – и тот сказал, что вероятность снегопадов в это Рождество довольно высока. А вот этого как раз говорить не стоило. Дрожь, охватившая Пуаро, на этот раз была гораздо сильнее, чем прежде. – Снег в сельской местности! – вырвалось у него. – Отвратительнее не придумаешь. Громадная холодная каменная усадьба… – И вовсе нет, – прервал его мистер Джесмонд. – За последние десять лет или около того все сильно изменилось. Появилось центральное отопление на мазуте. – Вы хотите сказать, что в Кингс-Лэйси есть центральное отопление на мазуте? – уточнил Пуаро. Казалось, он впервые заколебался. Мистер Джесмонд не преминул ухватиться за эту возможность. – Ну конечно, – сказал он. – А еще отличная система нагрева воды. Радиаторы установлены в каждой комнате. Уверяю вас, мой дорогой месье Пуаро, зимой Кингс-Лэйси – это воплощение комфорта. Возможно, дом покажется вам даже слишком теплым. – А вот это вряд ли, – заметил детектив. С профессиональной сноровкой мистер Джесмонд слегка изменил тему разговора. – Вы же понимаете, какая страшная дилемма стоит перед нами, – заговорил он доверительным тоном. Пуаро согласно кивнул. Проблема действительно была серьезная. Молодой наследник, единственный сын правителя богатого и важного протектората[1], несколько недель назад появился в Лондоне. В его стране зрело недовольство и наблюдались тревожные тенденции. И хотя общество продолжало поддерживать отца наследника, который, несомненно, ориентировался на Восток, к молодому поколению у него, общества, было много вопросов. Вся блажь этих молодых людей пришла с Запада, и поэтому смотрели на нее с неодобрением. Однако совсем недавно было объявлено о помолвке наследника. Он должен был жениться на своей кровной кузине – молодой женщине, которая, несмотря на то что получила образование в Кембридже, была достаточно умна, чтобы выступать против западного влияния в своей стране. Была назначена дата свадьбы, и молодой принц отправился в Англию, захватив с собой кое-какие фамильные драгоценности, чтобы фирма «Картье» поменяла их оправы на более современные. Среди этих драгоценностей находился один знаменитый рубин, который известные ювелиры извлекли из старомодного громоздкого ожерелья, придав ему новый, современный вид. И все было бы хорошо, если б не одно «но». Никто не ждал от молодого человека, обладающего таким состоянием и компанейским характером, что в поездке он будет вести монашеский образ жизни и не позволит себе некоторые вольности. Это как раз не вызвало бы никакого неодобрения. Считалось, что молодым принцам подобные развлечения положены по статусу. Прогулка с девушкой по Бонд-стрит, во время которой он одарил бы ее браслетом с изумрудами или сережками с бриллиантами в качестве благодарности за доставленное удовольствие, считалась бы вполне естественной и допустимой, особенно на фоне всех тех «Кадиллаков», которые его отец постоянно дарил каждой своей «нынешней любимой танцовщице». Но принц позволил себе совершить опрометчивый поступок. Польщенный интересом молодой леди, он показал ей рубин в новой оправе, а позже был настолько неблагоразумен, что согласился на то, чтобы она надела его всего на один вечер! Печальные последствия не заставили себя ждать. Во время ужина леди вышла из-за стола, чтобы попудрить носик. Прошло много времени, но она не вернулась. Покинув заведение через запасной выход, растворилась в воздухе. И самым важным и неприятным было то, что рубин исчез вместе с ней. Таковы были факты, которые не могли стать достоянием общества, без того чтобы не произвести чрезвычайно прискорбный эффект. Рубин был не просто рубином – он являлся очень важным историческим артефактом, а история его исчезновения была такова, что любая утечка в средства массовой информации могла привести к тяжелейшим последствиям политического характера. Мистер Джесмонд был не из тех, кто излагает факты простым и доступным языком. Он утопил их в целом море пустословия. Эркюль Пуаро не знал, кем в действительности является мистер Джесмонд. Но ему приходилось встречать подобных мистеров и раньше. Был ли он связал с Форин офис[2], Министерством внутренних дел или какой-то еще более засекреченной службой, не разглашалось. Он действовал в интересах Содружества наций[3]. И рубин должен был быть возвращен. При этом мистер Джесмонд деликатно намекал на то, что месье Пуаро – единственный, кто может это сделать. – Возможно, – согласился с ним маленький бельгиец. – Но у вас так мало информации… Предположения, подозрения – из всего этого каши не сваришь. – Но послушайте, месье Пуаро, я уверен, что вам это по плечу. Возьмите же себя в руки… – Я не всегда добиваюсь успеха. От этой фразы – ~ за версту разило притворной скромностью. По тону Пуаро было очевидно, что для него согласие взяться за дело практически равносильно его успешному раскрытию. – Его Высочество очень молод, – сказал мистер Джесмонд. – Было бы очень печально, если б эта ошибка юности испортила всю его жизнь. Пуаро с симпатией взглянул на убитого горем молодого человека. – Юность – это время безумств, – подбодрил он его. – Но для обычного молодого человека это мало что значит. У него есть хороший папа, который за него платит, семейный адвокат, который помогает решать проблемы, – так что этому молодому человеку остается лишь учиться на собственном опыте, и все для него закончится хорошо. А вот для человека в вашем положении все гораздо сложнее. Приближающаяся свадьба… – Именно. Именно так. – Молодой человек впервые открыл рот. – Понимаете, она очень, очень серьезная. И к жизни относится очень серьезно. В Кембридже нахваталась всяких идей… Что в моей стране люди должны получать образование. Что в ней должны быть школы. И много чего еще. И все это во имя прогресса, как вы понимаете, и во имя демократии. Жизнь не может продолжаться так, как шла во времена моего отца. Естественно, она знает, что в Лондоне я позволю себе кое-что, но только не скандал. Понимаете, этот рубин очень, очень известен. За ним тянется длинный хвост разных историй. Масса крови – и множество смертей! – Смертей… – задумчиво повторил Пуаро и посмотрел на мистера Джесмонда. – Надеюсь, до этого еще не дошло? Тот издал специфический звук, который напоминал кудахтанье наседки, решившей снести яйцо, а потом вдруг резко передумавшей. – Нет, конечно, нет, – сказал он, надувшись. – Уверен, что ни о чем подобном даже речи не идет. – Никогда нельзя быть в этом уверенным, – заметил детектив. – Кто бы ни стащил рубин, могут оказаться люди, которые захотят заполучить его, а они, мой друг, ни перед чем не остановятся. – Я не думаю, – мистер Джесмонд надулся еще больше, – что нам стоит рассуждать на данную тему. Это совершенно бесперспективно. – Меня… – неожиданно Пуаро заговорил как иностранец, -… меня интересовать все направления, как политиков. Мистер Джесмонд с сомнением посмотрел на него. Но, взяв себя в руки, сказал: – Так я могу считать, месье Пуаро, что мы обо всем договорились? Вы поедете в Кингс-Лэйси? – А как я объясню свое присутствие там? – не сдавался маленький бельгиец. На лице мистера Джесмонда появилась уверенная улыбка. – Это, полагаю, можно будет легко организовать, – сказал он. – Уверяю вас, что все будет выглядеть вполне естественно. А семья Лэйси вам наверняка понравится. Очаровательные люди. – А вы не обманываете меня насчет центрального отопления на мазуте? – Ну конечно, нет. – Было видно, что мистер Джесмонд сильно огорчен его недоверием. – Обещаю, что комфорт будет на высшем уровне. «Tout confort moderne»[4], – подумал Пуаро, что-то вспомнив. – Eh bien[5], – сказал он вслух. – Согласен. II Температура в вытянутой гостиной Кингс-Лэйси держалась на уровне комфортных шестидесяти восьми градусов[6]. Пуаро сидел возле одного из больших окон со средником и общался с миссис Лэйси. Хозяйка дома занималась шитьем – причем это не было шитье гобеленовым стежком или вышивка цветов по шелку. Вместо этого она занималась вполне прозаическим подрубанием кухонных полотенец. А занимаясь этим, продолжала говорить мягким, задумчивым голосом, который совершенно очаровал сыщика. – Надеюсь, месье Пуаро, вам понравится Рождество в нашем доме. Будут только члены семьи. Моя внучка и внук со своим другом, Бриджет, которая приходится мне внучатой племянницей, моя кузина Диана и Дэвид Уэлвин, старый друг семьи. Но Эдвина Моркомб сказала, что именно это вы и хотите увидеть. Традиционное английское Рождество. А в мире трудно найти людей более традиционных, чем мы! Мой муж, знаете ли, живет в прошлом. Хочет, чтобы все оставалось так, как это было в те времена, когда ему было двенадцать и он приезжал сюда на каникулы. – Она улыбнулась своим мыслям. – Все то же самое, традиционное: наряженная елка, носки для подарков, суп из устриц и индейка – вернее, две индейки: одна вареная, другая жареная; а кроме того, рождественский пудинг с кольцом и пуговицей[7] и все такое. Правда, шестипенсовик мы не кладем, потому что в наши дни их уже не делают из серебра. Но все остальные ингредиенты – сливы из Элваша[8] и Карлсбада[9], изюм и миндаль, засахаренные фрукты и имбирь – добавляются непременно. – У меня уже слюнки текут, мадам. – Полагаю, что завтра к вечеру все мы будем страдать от несварения желудка, – заметила миссис Лэйси. – В наши дни люди не привыкли столь много есть, не так ли? Ее прервали громкие крики и взрывы хохота за окном. Она выглянула на улицу.