— Они здесь. Все дело в Сетанке, их подружке из парка Сокольники. Сегодня утром мы вышли из дома, чтобы идти в школу. А она поджидала нас на улице. Думаю, она никого не предупредила о своем уходе. Не хочет говорить, где живет. Механик выключил двигатель. — Она здесь? Мадемуазель кивнула, и они направились в первый цех. — Вы знаете ее фамилию? — Нет. Мы всегда видели ее с няней. И всегда в парке. Но сегодня няни с ней нет. Они подошли к детям. — Что случилось? — Она хочет жить у нас, — сообщила Зоя отцу. Механик сел между девочками и вздохнул. Теперь на скамейке сидели четверо. Костя по-прежнему играл своей палочкой. Мадемуазель сидела неподалеку, под стенными часами. — Как тебя зовут? — Светлана. — Мы всегда звали ее Сетанкой, — сказала Зоя. — Сетанка, — повторил Иван, положив руки на колени. Ему было сорок пять лет, но у него были руки старика. — Тебе что, дома плохо? — Плохо. — У нас тоже не всегда все хорошо. Он увидел, как в кабинет начальника цеха вошли трое мужчин. Иван осторожно взял Сетанку за руку. — Пожалуйста, скажи нашей няне, где ты живешь. Она проводит тебя домой. А потом ты сможешь прийти к нам поиграть. Сетанка с сомнением взглянула на Мадемуазель. Зоя ободряюще кивнула подружке. И тут Иван увидел, что начальник цеха жестом подзывает его к себе. Трое мужчин разом повернулись в его сторону. Иван встал со скамейки. Мадемуазель молча смотрела на него. Один из троих вышел на порог и окликнул механика. — Ждите меня здесь, — сказал Иван детям. Он обогнул серую машину. Начальник цеха куда-то исчез. Мадемуазель пересела поближе к детям. В кабинете пахло табаком и бензином. Ивану велели сесть. Один из троих все время стоял в дверях, как будто кого-то ждал. — Иван Иванович, у тебя есть новости от сына? — спросил самый низкорослый, расчищая стол от инструментов, чтобы облокотиться на него. — Нет. — У нас тоже. Иван молча смотрел прямо перед собой. Коротышка достал из кармана мятый белый лоскут и шумно высморкался. Через стекло он поглядывал на цех. — Ты всегда работал механиком? — спросил он, вытирая губы. — Да, — сказал Иван. — Твой сын Андрей не хотел идти по твоим стопам? — Он музыкант. — Я знаю. Но есть рабочие, которые занимаются музыкой в свободное время. Он что, лодырь? — Он талантливый музыкант. Пришлось выбирать. — Почему? Иван не ответил. Простуженный коротышка сердито засопел и рявкнул: — Я спросил — почему? — Потому что надо было выбирать. И он положил руки на стол ладонями вверх. Черные от сажи пальцы все в порезах, указательный искривлен. Разве можно играть на скрипке такими руками? Тут заговорил второй: — Андрей уже четыре месяца в бегах. Иван поднялся. — Мне запрещено с ним общаться. Я ничего не знаю. — Мы ему доверяли, Иван Иванович. — Он поехал в Париж учиться музыке. У него все документы были в порядке… — Дурак, дело не в документах. Я сам ему их выдал. Вместе с бумагами Андрей получил особое задание. — Я ничего об этом не знаю. Простуженный коротышка знаком подозвал товарища и что-то сказал ему на ухо. Он хотел, чтобы его оставили наедине с отцом Андрея. Двое других вышли. Коротышка взял со стола медный болт. — Иван Иванович… — Да? Мужчина вертел болт между пальцами. — Твой сын знал, что с вами будет, если он сбежит. Вот это меня удивляет. Он знает, что вас ждет. И ты тоже это знаешь. Да, он догадывался. За последние два года множество людей попали в лагеря — из своих домов исчезали мужчины, женщины, целые семьи. Говорили, что их увозят на рудники, туда, где зимой бывает пятьдесят градусов мороза. — Андрей найдется, — сказал Иван. — И объяснит свое отсутствие. — Наш человек в Париже, который ведет это дело, так не думает. Четыре месяца… слишком долгий срок. Этому может быть два объяснения. Первое — ему на вас наплевать. Он просто спасает свою шкуру. Жертвует семьей. Иван сидел, опустив глаза. Коротышка снова перевел взгляд на цех. — Мои товарищи верят этому объяснению. Оно, конечно, правдоподобно. Но я, уж не знаю почему, думаю иначе… Коротышка снова высморкался. Он смотрел, как один из его помощников, сидя за рулем автомобиля, пытался въехать в заводской гараж поближе к бензоколонке. Другой делал вид, что играет с белокурым мальчуганом. — Второе объяснение, — продолжал коротышка, не прекращая наблюдать за этой сценой, — заключается в том, что Андрей Иванович спасает собственную шкуру, думая, что о своей вы позаботитесь сами. — Не понимаю. Тот улыбнулся. — Он знает, что у тебя есть план спасения семьи…