— Да-да, собаки… клянусь вам! — Успокойся, — прервал его Зефиро, — страх мешает тебе рассуждать здраво. Ванго остановился. — Тебе кажется, что тебя преследуют, — продолжал Зефиро. — Что? Ванго вцепился в рукав падре и стал яростно трясти его. — Вы тоже… тоже считаете меня сумасшедшим? В эту минуту они шли вдоль кирпичной стены, поодаль от дороги. Зефиро уверенным движением схватил Ванго, прижал его к телеграфному столбу и приподнял, так что юноша доставал до земли только носками башмаков. — Успокойся, малыш. Зефиро внезапно отпустил его, и Ванго рухнул к подножию столба. Падре небрежно потер плечо, словно его потревожила какая-то мошка. — Кто тебе сказал, что на островах, в Лондоне и в шотландских лесах тебя преследовали одни и те же люди? Я же говорил тебе, что теперь среди них есть и наемники Виктора Волка. Вдобавок тебя ищет французская полиция. А ты уверовал в некую темную силу, в единого врага… В этом случае тебе остается только бежать к пропасти, словно ты загнанный олень, и прыгать вниз… Но если ты остановишься и спокойно поразмыслишь, то сможешь кое-что сделать. Зефиро нагнулся и протянул Ванго руку, чтобы помочь ему встать. — А она? Почему ты не говоришь о ней? Ванго вздрогнул. — О ней? Он замер. О ней он никогда никому не говорил. Откуда же Зефиро знает? Ему чудилось, что его тайна вот-вот вырвется наружу. Он затаил дыхание, чтобы не выдать ее. — Ну вот, мы почти пришли, — сказал Зефиро. Он с улыбкой шагал впереди Ванго. Зефиро спросил просто так, наугад. Но любопытство редко подводило его. Этот крючок он изредка забрасывал и в монастыре, и на него почти всегда кто-нибудь да попадался. «А она?» При этом вопросе бледнели самые добродетельные из монахов. Она… Для каждого из них, даже для самого Зефиро, эти три буквы были символом какого-то определенного существа — иногда очень далекого, или мечтой, или призраком, или поводом для сожаления. Так, под воображаемый шелест женских платьев, они молча дошли до центра города. В тот же вечер двое бродяг расположились над Манхэттеном, среди строительных лесов на одной из башен, такой высокой, что иногда ее верх окутывали облака. Башня была не достроена. Рабочие ушли отсюда после того, как один из них сорвался вниз и разбился. Зефиро воспользовался тем, что стройку забросили. Там-то, в трехстах метрах над Пятой авеню, они и устроили себе гнездо. Закапал дождик. Ванго уже развел огонь в чугунной бадье, найденной на стройке, а Зефиро продолжал стоять под майским дождем на конце массивной балки, висевшей над пустотой, и вглядывался в город. — Он там, — сказал падре. — Где? — спросил Ванго. Зефиро указал на верхушку соседней башни. Эмпайр Стейт Билдинг сверкал в лучах прожекторов. Но почти все окна были темными. И только под самым шпилем ярко светилась длинная череда застекленных балконов. — Вон там он и живет. Ванго подошел ближе. — Два месяца назад, — продолжил Зефиро, — я уж было решил, что достиг цели. Думал, что всё подготовил как следует. Виктор Волк был в этом номере на последнем этаже, но тут произошло нечто неожиданное. — Что же? — Я увидел там кое-кого… Ванго ждал. —.. увидел кое-кого и растерялся. — Кого? — Ты его не знаешь. Лифт остановился на восемьдесят четвертом этаже, раньше, чем нужно. Я был вооружен до зубов. Дверцы открылись. Передо мной стоял человек. Увидев его, я сразу понял, что сегодня мне Виктора не достать. — Скажите, как его зовут. Зефиро с минуту колебался. — Он работает в Париже, в бригаде комиссара Булара. Его зовут Огюстен Авиньон. Я понял, что он либо тоже едет к Виктору, либо возвращается от него. Ванго знал это имя. Про Авиньона ему рассказала Этель. Помолчав, Зефиро снова заговорил: — Дверцы лифта закрылись, изумленный Авиньон застыл на месте и остался на площадке. Я уверен, что он меня узнал. Я заблокировал лифт в двадцати сантиметрах от этажа Виктора. Он проводил совещание в комнате рядом с лифтом. Я даже слышал его голос. Но так и не вышел на восемьдесят пятом этаже. Спустился вниз, спрятал в чемодан все свое оружие. Один уличный мальчишка стал моим осведомителем. Все последующие дни он дежурил на углу. По его словам, уже назавтра Виктор набрал себе в десять раз больше охранников. — Значит… — Значит, Авиньон все рассказал Виктору. Он работает на них. Правая рука комиссара Булара — предатель. Впрочем, я давно это подозревал. — А Булар в курсе? — Булар? Не знаю, мне было недосуг ехать обратно в Париж. Я все ему написал. Надеюсь, он получил мое послание. И Зефиро взглянул на освещенную башню. В лучах прожекторов мелькали нити дождя. — Если бы тем вечером я пошел на риск и погиб, Авиньон продолжил бы вредить нашему делу. Теперь я знаю, почему Виктор столько раз ускользал от нас. Ему всегда помогал Авиньон. — Вы пытались подобраться к нему иными путями? — Нет. Через три дня Виктор Волк покинул Нью-Йорк. Я ждал его возвращения вплоть до сегодняшнего утра. Дождь усилился. — У меня возник другой план. Но он обошелся бы мне слишком дорого… И Зефиро горько засмеялся. Чайки разыскали их башню и теперь кружили над ними, едва не задевая строительные мостки. — Представь себе, Ванго: я довольствовался сущей малостью, чтобы жить, а сейчас у меня и того нет. Не на что даже купить обратный билет до Европы. Он вынул из кармана медную монетку, размером не больше пуговицы, и положил ее на тыльную часть руки. — Видишь? Тут не хватит даже на птичий корм. И он подбросил монетку. Чайки на лету подхватили ее и умчались в ночную тьму. — Садитесь к огню, падре. Зефиро резко обернулся, словно его разбудили. И вздрогнул, обнаружив под ногами пустоту. Он осторожно пробрался по балке к центру башни и подошел к Ванго. — Виктор Волк… кончилось тем, что я думаю только о нем, — сказал Зефиро. — Что же я буду делать, когда покончу с ним? А что будешь делать ты, Ванго? Юноша поймал его руку и помог сойти на пол. Зефиро со вздохом посмотрел на него. — Нас обоих поддерживает только гнев. Чем же мы займемся после? Ванго не знал, что ответить. И верно: на что будет похожа их дальнейшая жизнь? Они сели к огню. У стены стояли огромные железные буквы, которые предназначались для фасада. Ванго устроился на ночлег между ножками буквы А. Зефиро улегся под двумя перевернутыми L, образовавшими для него нечто вроде крыши. Когда-нибудь эти буквы сложатся в имя, горящее над городом. Ведь каждая башня на Манхэттене являет собой монумент в честь какого-то человека. За несколько лет до этого один механик из Канзаса, Уолтер Крайслер, построил башню высотой около трехсот метров, дабы напомнить всему миру, что он стал магнатом меньше чем за двадцать лет. Благодаря подобным историям Нью-Йорк зарастал каменно-кирпичным лесом. Легкий ветерок обдувал деревянные подмостки. Зефиро крепко спал. Тлеющий уголек костра отражался в стальной перекладине буквы L, укрывавшей его от дождя. Огонь в бадье давно погас. Ночная тьма скрывала лицо падре. Ванго медленно подошел к нему, сжав кулак. Он начал нагибаться, но тут же почувствовал, как ему в горло уперлось лезвие. — Стой! Глаза Зефиро были открыты. Он выпрямился и узнал Ванго.