– Пытался убедить папулю, что строительные работы в этой местности есть натуральный вандализм и вопиющее бескультурье. – Зяма вздохнул и попинал упругими кроксами остатки древней каменной кладки, интересно украшающие маленькую клумбу. – Вот это, чтоб ты знала, руины внешнего оборонительного кольца феодосийской крепости, четырнадцатый-пятнадцатый век, мраморовидный известняк. Средняя высота этих стен была десять метров… – Как люди строили-то, а? На века! – восхитилась я. И подколола братца: – Бери пример! Ну и лопату в руки тоже. – Я лучше экскаватор возьму, – надулся Зяма и заспешил к душевой, а через пять минут – я как раз успела сварить себе кофе – он вернулся, раздул ноздри, строго спросил: – Сахар положила? – и сцапал мою чашку, не дождавшись ответа и не спросив разрешения. Я заглянула в турку – там только гуща осталась, – тихо рыкнула: – Прибью заразу! – и с ускорением двинулась вслед за грабителем, лишившим меня самого дорогого и необходимого в этот ранний час – законной порции утреннего кофе. Прихлебывая мой кофеек, Зяма на бодрящем напитке развил приличную скорость, и у меня не сразу получилось его догнать. К тому же путь наш лежал в гору, а я хоть и отличаюсь во всех смыслах хорошей физической формой, но не спортсменка. И не комсомолка. Просто красавица. – Не пыхти, – сказал мне братец, когда я наконец его настигла, и добровольно вернул мне кружку. Уже пустую! Так что пыхтеть и бухтеть я, конечно, не перестала. – Сделай лицо поприятнее, а то по тебе можно подумать, что мы собираемся взять этот экскаватор не взаймы, а на абордаж. – Какой экскаватор? – Я выразительно огляделась. Сегодня мы не попирали ногами степные травы, а обошли чужой участок и заглянули в ворота, вернее, поверх ворот, так как они были закрыты и даже заперты на большой амбарный замок. – Куда он делся?! – Зяма быстро просканировал взглядом безжизненный марсианский ландшафт чужого участка и расстроился, не увидев экскаватора. – Улетел, но обещал вернуться? – съязвила я. – Боюсь, он не вернется, – вздохнул братец. – Видишь, вон там из взрытой земли крышка люка торчит? – Ты про то круглое и ребристое, вроде черепашьего панциря, только зеленое? – уточнила я. – Да, да, про него! Это люк септика. – Зяма так печально понурился, будто в сырую землю лег кумир его юности Люк Скайуокер. – Похоже, экскаватор сделал свое дело, и ищи его теперь свищи… – Я что-то слышала от папули про септик, – припомнила я. – Это не он ли упоминался в святцах в связи с необходимостью копать канавы в нашем дворе? – Вот именно, – кивнул братец и окончательно загрустил. – Не кисни, – пожалела я его. – Где-то же взяли экскаватор строители вот этого септика, значит, и у тебя тоже есть шанс. Советую поискать в местной прессе объявления о сдаче внаем строительной техники. – Хорошая мысль, но сначала придется поискать эту местную прессу… – Бесплатные газеты в супермаркете, – подсказала я. – Его искать не придется, вчера ты покупал там молоко. – О, точно! Тогда я пошел за молоком! – Зяма взбодрился и поскакал вниз по лестнице молодым горным козликом. – Куда это он? – поинтересовалась мамуля. Она вышла со двора, чтобы исполнить свой ежеутренний ритуал – собрать букетик полевых цветов для украшения стола. Украшение это вообще-то довольно сомнительное, особенно если учесть, что у папули аллергия на пыльцу сорных трав, но маме главное – поэстетствовать и скомплектовать очередной пыльный веник, его дальнейшая судьба ее не сильно интересует. Бабуля, жалея папулю, как можно скорее выбрасывает мамулины букеты за забор, вот там-то они весьма кстати: у наших соседей слева есть молочная коза с прекрасным аппетитом. – Зяма-то? – Я посмотрела на пыльные бурунчики, оставшиеся на ступеньках после резвого братца. – За молоком побежал. И за экскаватором. – Интересный набор, – оценила мамуля. – А зачем нам экскаватор? Зачем нам молоко, можешь не говорить, – папа намерен вечером печь блины. – Блины – это хорошо. – Я облизнулась. – А экскаватор нужен Зяме, чтобы не копать траншею лопатой. Хотя я считаю, что вдвоем с Денисом они вполне могли бы… – Без Дениса. – Мамуля покачала головой. – Твой жених куда-то убежал, поднятый по тревоге телефонным звонком. – В такую рань? – Я недоверчиво поглядела на родительницу. – И ты не знаешь, куда и зачем? – Он не включил мобильный на громкую связь, – с сожалением сказала она. – Поэтому я не слышала его собеседника, а сам Денис сказал всего три слова… – Не «я тебя люблю», надеюсь? – нахмурилась я. – Нет: «да», «понял» и «есть», – хихикнула мамуля. – Полагаю, ему звонило начальство. – Вот гадство, – выругалась я. – Мы же планировали съездить сегодня на дикий пляж. – Судьба-индейка. – Мамуля пожала плечами, придирчиво оглядела свой веник и удалила из него какую-то лишнюю травинку. И как только отличила ее от нелишних? – Гау! – Гордо хлопая ушами, прискакал из полей пес Барклай, повторно гавкнул и выразительным взглядом из-под смешных бровей попросил нас не застопоривать движение: у него по графику был завтрак. Папуля, добрая душа, собаку кормит раньше, чем людей. По официальной версии, чтобы голодный пес не клянчил куски со стола во время завтрака. На самом деле хлебосольному папуле просто очень нравится наблюдать простодушную собачью радость при виде полной миски. Он нежно любит едоков с хорошим аппетитом. Даже соседской козе из-за этого симпатизирует. – Всем доброе утро. – Поперечным курсом проследовала бабуля, походя цепко оглядев мамулин утренний веник. – О, сегодня маки, тимофеевка и амброзия? Бася, ты знаешь, что означает на поэтичном языке цветов твой букет? «Умри, родной, страдальчески чихая» – примерно так, по-моему. Дай сюда свой шедевр, я знаю, кому он точно понравится. Мамуля совершенно спокойно отдала ей свой веник, и бабуля отправилась с очередным съедобным приветом к соседской козе. – Откуда амброзия, я же всю ее выкосил? – Из летней кухни выглянул папуля с мешалкой в руке. – Там еще есть! – Мамуля широко махнула рукой. – На обращенном к морю склоне легендарного хребта Тепа-Оба, в редкой тени диких олив, меж колючих кустов шиповника… – Ты, часом, не переселила свою принцессу вампиров из Трансильвании в Крым? – заинтересовалась я, оценив высокую художественность мамулиной речи. – При чем тут моя принцесса? Нет, это не она, – как-то непонятно ответила мамуля и ушла к себе переодеваться. Букеты она рвет в романтичных нарядах, а для повседневной жизни предпочитает удобный спортивный стиль. – Я не понял, Басенька, ты с кем-то познакомилась там, на склоне хребта? – вернулся к теме папуля (он знатный ревнивец) уже за завтраком. – Ах, лишь бы не на склоне лет, – рассеянно ответствовала на это мамуля и мечтательно укусила хрустящий тостик с маслом и медом. Папуля нахмурился. Посетившая его первой мысль о том, чем и с кем могла заниматься мамуля в редкой тени диких олив меж колючих кустов шиповника на склоне легендарного хребта, ревнивцу явно не понравилась. Я молча толкнула под столом своей коленкой мамулину. – Нет, я ни с кем не познакомилась, – вздохнула родительница. – Знакомство подразумевает как минимум представление, а мы всего лишь обменялись безмолвным приветствием. Я помахала рукой, он кивнул – и мы разошлись, разделенные волнами пышных трав… – Каких пышных трав? – фыркнула бабуля, сознательно снижая пафос опасных речей. – Да на горе одни сухие будылки торчат, жара такая, все сгорело! Папуля надулся и покраснел, как будто его тоже припекло солнцем. Пугливая Трошкина занервничала, чуя надвигающуюся бурю, и тут удивительно вовремя явился Зяма: – А вот и я! Принес молоко и газету! – С заметкой про нашего мальчика? – не удержалась от уместной реплики мамуля. Она не только литературные произведения цитировать любит, но и кино, и старые добрые мультики. – Какого мальчика? – Зяма огляделся и заметил отсутствие за столом Кулебякина. – А где Денис? – Кажется, его вызвонили на службу, – ответила я. – Так что за мальчик? – не сбился со взятого курса ревнивец папуля. – Кому ты там ручкой помахивала, Басенька? С кем расходилась в море трав? – Ах, боже мой! Успокойся, Боря! – поморщилась мамуля. – Какой там мальчик? Седобородый дед! Типичный странник по святым местам, блаженный нищий духом… – А, тот чувак в пещерке? – подхватил Зяма. Папуле упоминание пещерки понравилось еще меньше, чем сказанное ранее про кусты, но Зяма этого даже не заметил – он временами удивительно толстокож. В мамулю, я полагаю. Они, наши творческие личности, всю свою тонкость чувств без остатка используют в процессе сотворения шедевров. – Реально колоритный старикан! Откуда взялся – непонятно, но вид у него такой, будто он сорок лет по пустыне топал! – хрустя тостами, продолжил нечуткий Зяма. – Борода седая, сам весь коричневый, тряпье холщовое, и панама совершенно отпадная, винтаж стопроцентный: войлочная, с обвисшими косматыми полями, как у того парня в старом фильме! Как его? Где песни пели. И братец радостно напел: – Легко на сердце от песни веселой! Она скучать не дает никому! И любят песню деревни и села! И любят песню Герасим и Му-му! – И, прежде чем мамуля успела въедливо исправить искаженную цитату, добавил: – Знаю, знаю, там немного другие слова, просто я этого деда именно так про себя называю – Герасим. Это же лучшее имя для немого. Папулино лицо разгладилось. Немой бомжующий странник преклонных лет не представлялся ему опасным соперником. Однако он все же уточнил: – И что он делает на горе, этот Герасим? – Живет, – пожал плечами Зяма. – Можно сказать, коптит небо. У него там примус или керогаз – какая-то допотопная кухонная техника, палаточка из простыни на палках, а в песчаном склоне что-то вроде норы с навесом из досок и полиэтилена. Очень романтично, хотя с точки зрения удобств и гигиены довольно сомнительно, я считаю… А есть еще омлет, я хотел бы добавки? Папуля наконец отвлекся от мрачных подозрений и занялся своим любимым делом – кормлением голодных хлебами в ассортименте. Я первой закончила завтракать, вежливо поблагодарила папулю и, сославшись на прилетевшие от Бронича срочные рабочие задачи, откочевала в гамак под яблоней, прежде чем адамовым ребром встал вечный вопрос: кто будет мыть посуду? По-моему, на посудомоечные работы сегодня следовало добровольцем вызваться мамуле, но я не стала озвучивать эту мысль, чтобы не открывать дискуссию, в которой могла и проиграть. Устроившись в гамаке, я нашла телефончик ночного клуба «Розовый слон», позвонила туда и, представившись репортером, рассыпалась в комплиментах и восторгах по поводу эффектного участия заведения в карнавальном шествии. Выпросила у потерявшего бдительность администратора номерок маркетолога, позвонила и ему тоже, наврала про готовящуюся публикацию и принялась выпытывать интересующие меня подробности. Дело шло не гладко: маркетолог почему-то нервничал, делиться историей успеха не хотел и в итоге признался, что ничего об этом не знает. – Разве не маркетологи занимаются такими акциями? – не поняла я. – Конечно, маркетологи! – А разве не вы маркетолог клуба «Розовый слон»?