– Э, стоять! – я прогнулась, избегая руки Рхарге, и побежала к шенге. Откуда такая прыть – понятия не имею, но волна схлынула, едва я встала между шенге и этим… смазливым уродом. Шенге угрожающе зарычал, но… я его слишком сильно люблю, чтобы наблюдать, как степняки тут всех разделают, вон из пещеры еще двадцать появилось. – В чем суть конфликта? – на оитлонском полюбопытствовала я, прекрасно понимая, что ракард является вождем одного из степных племен, а значит, данный язык знает. И я не ошиблась, когда в ответ послышалось удивленное: – Самка ведет себя… неподобающе! – Вождь… – я внимательно посмотрела на его грудь, затем взгляд скользнул на плечо… и как это насекомое именуется, а? – Вождь племени… э-э… Скорпион, по какому праву вы провоцируете конфликт? Это нужно было видеть! Ракард хмыкнул – мои коленки вновь затряслись – перевел взгляд на шенге. Папашка обнял меня за плечи и с гордостью произнес: – Утыррка, приемная дочь Джашг. – Действительно воинственная, – ракард улыбнулся, окончательно покорив мое несчастное сердечко, и обратился уже ко мне: – Скорпион по-нашему Аршхан. – Он поднял руку, указал на какую-то завитушку и продолжил пояснение: – Клан Свободных. Черные духи преисподней, что же такого натворил мой папашка, что к нему явились сами посланники смерти? – Утыррка гулять с Рхарге, – прорычал папашка, пытаясь убрать меня с дороги. – Утыррка порвет пасть всем степным за шенге! – убежденно произнесла я и добавила на оитлонском: – Последний раз спрашиваю: в чем суть конфликта? Ракард с улыбкой смотрел на меня, как на дитя малое, затем произнес: – Аршхан не унизит себя переговорами с самкой. Но Аршхан заберет смелую самку с собой в охт! Он не знал, кого только что назвал самкой! Подобное я могла бы еще простить… шенге, но больше никому. – Послушайте, любезнейший, – мой голос источал приторно-вежливый яд, – перед вами наследная принцесса Оитлона Катриона Ринавиэль Уитримана! Меньшее, что вы получите, захватив меня в ваш охт, – это мучительная смерть от нелепой… случайности! А большее – это армия моего отца, огнем и мечом уничтожающая ваши стада! – Выражение прекрасного лица ракарда несколько изменилось, и я продолжила: – Не люблю повторять свой вопрос дважды, и меня сильно злит необходимость повторять трижды! Ракард изменил свое мнение по поводу переговоров и прорычал: – Лесные отказываются торговать рудой! Это оскорбляет степных, я прислан с возмездием. Информация была прелюбопытная. Чуть отклонившись назад, я тихо спросила: – Шенге, почему не давать руду степным? Недовольное сопение я расслышала, но папашка все же ответил: – Мое племя не рабы! Ух, как все серьезно! Я задумалась, потом так же тихо спросила: – А если эти сами себе ее наковыряют? – Шенге мешать не будет, – орк фыркнул, – хотят руду, будут копать! Мм, уже представляю себе ракарда с киркой в руках, и на спине и груди капельки пота… так, я не о том думаю. – Вы все слышали, – обратилась я к Аршхану, – хотите руду – добывайте сами! Лесные орки – не слуги степным, мы гордый лесной народ, мы чтим обычаи предков! На меня уставились все! И лесные, и степные, и Оливер, и даже агрраши. – Утыррка, – с нежностью произнес шенге, развернул к костру и придал ускорения шлепком. До костра я пробежала по инерции и, обиженно потирая королевский зад, села опять на бревно. В общем, конфликт был улажен. Папашка и ракард приволокли из лесу еще двух кабанов, причем оба, видимо, соревновались в том, у кого кабан будет больше. Освежевав и поставив жариться своего, шенге взглянул на меня и снова ушел в лес. Вскоре рядом с кабаном, судя по размеру, старым и жестким, жарился еще и кролик. Зайчишка, по готмирским традициям, был с клыками поверх зубов, но… явно он будет понежнее кабана. Приготовление ужина тоже превратили в своеобразное соревнование: Аршхан даже из седельных сумок достал какие-то специи, а папашка гонял Рхарге то за одним корешком, то за другим, то за ягодами. Я всей душой болела за шенге и даже бегала с Рхарге за парочкой корешков, но там мы нашли гнездо крысонаков и, пока устраивали им огненный праздник, несколько забылись и потеряли счет времени, за что получили по подзатыльнику от папашки. Теперь у меня пострадал не только королевский зад, побаливала и королевская шея. Готовились кабаны долго. Мясо на готовность оба вождя проверяли тонкими заостренными палочками, но, едва солнце опустилось за горы и стемнело до обычного готмирского голубоватого сияния, праздник начался. Я сидела за папкой и… эх, любовалась орлиным профилем ракарда, мечтая, возвышенно, о нем и, более приземленно, о мясе. Все остальные мечтали о моем кролике, потому что, несмотря на старания вождей, кабанчики были все же жесткими. Я гордо поделилась половиной прыгуна с Оливером, ну и кусочек протянула шенге. Папашке было приятно, но он все равно отказался, в ответ протянув мне листья салата – он вечно требовал, чтобы я ела зелень. Потом все орки что-то пили, Оливеру тоже дали, а меня… отправили спать. Пришлось идти в пещерку, переодеваться в рубашку, брать простыню, которая выполняла у меня функции полотенца, и топать к ручью, – я в замке меньше мылась, чем здесь! К моему удивлению, на этот раз меня сопровождал Рхарге, и даже у посещенных кустиков неловко топтался, пока я все не закончила, и потом от ручья назад в пещеру провел… Я очень долго пыталась уснуть под дикий ор орков, который они называли пением. Неожиданно запел чистый, лишь с легкой хрипотцой, голос, и это было так прекрасно и волнующе, что все остальные орки смолкли, наслаждаясь песней… Завернувшись в шкуру, я пробралась к выходу из пещерки и, застонав, прислонилась стеной к камню, чтобы не упасть – пел Аршхан… Все, я влюбилась! – Утыррка спать! – послышался недовольный рык, и я поняла, что Рхарге караулит у входа в пещеру. – Утыррка наслаждаться! – с вызовом ответила я и села рядом с орком. – Ракард плохой. Красота – смерть. – Хмуро ответил мой нянька. – Утыррка знать, – я тяжело вздохнула, прислушиваясь к этому сильному голосу, который словно звал в степи за собой… у-у, да я уже готова бежать за ним хоть на край мира! – Утыррка глупый самка, – Рхарге погладил меня лапой по голове, сведя на нет усилия по расчесыванию всего этого хаоса. – Рхарге не понимать! – обиженно ответила я и поспешила в пещеру. Орки угомонились под утро. Первым в пещеру завалился пьяный Оливер, разбудив меня не слишком приличными выражениями в адрес камня, которому не повезло выступать из стены, потом вползли остальные орки. Орки, в отличие от стражника, несмотря на состояние опьянения, все были мокрыми, значит, помыться не забыли, а вот Оливер… представляю, какое пробуждение ожидает его утром. И я постаралась снова заснуть, но… какая-то мысль не давала покоя. Билась и требовала моего внимания и… – Шенге!!! – закричала я, подскочив на месте. Папашки на его месте у стены не оказалось, его шкуры были пусты и холодны, значит, не ложился. Я накинула плащ на плечи, торопливо влезла в сапоги и побежала за орком. Как выяснилось, степняки в пещерах не ночевали, они все разлеглись у костра, отделив свое лежбище от опасного леса рядом костерков поменьше, а освещаемый и пологом и костром Аршхан спал на спине, одну руку закинув под голову, вторая, расположившись вдоль тела, сжимала… кинжал. И вся его великолепная мускулистая грудь вздымалась и опускалась, а на прекрасном лице играла чуть лукавая улыбка… Ой, держите меня, фрейлины! Так, не о том думаю! Мне нужен шенге! – Шенге! – позвала я, озираясь вокруг и стараясь не смотреть на полуобнаженного ракарда… м-да, видимо, в моем понимании «вокруг» – это исключительно вдоль и поперек этого великолепного образчика степного орка. – Утыррка, – тихо позвал папашка, и я поняла, что его очередь стоять на страже, а может, он тут самый сознательный. – Шенге, – я пробежала через весь лагерь, поднялась на смотровой камень, где сидел мой самый обожаемый орк. – Шенге, Утыррка хотеть знать, – я указала пальцем на степняков, – как они пришли? Папашка отреагировал тяжелым вздохом, подтащил меня ближе, усадил и укрыл шкурой, сняв ее со своих плечей. – Утыррка, орки миновать полог, люди – нет! Осознание пришло резко и оказалось очень болезненным. Действительно, как я раньше не поняла? Орки без самок, без детей, на поверхности всегда не более десяти остается, остальные почти постоянно в шахте, откуда доносится звон ударов о камни… Там же, в шахте, были и кузницы, их шум тоже слышался по ночам, так значит… – Шенге уйдет? – тихо спросила я. – Шенге ищет, как забрать Утыррку, – ответил орк, – шенге найдет. Да, но… не было уверенности в его словах, совсем не было. – Аршхан сказал, что заберет. Он может провести? – Шенге не знать, – ответил папашка, – но Шенге узнает. – Шенге, а орки долго еще добывать руду? – тихо спросила я. – Две луны и еще край, – произнес орк. Так, значит, чуть больше месяца, точнее, месяц с четвертью. Не так уж и много, но и не мало… – Утыррка спать, – я встала, – шенге стоять долго? – Пока будет солнечный свет. Это значит – до утра. Вернула шкуры папке и направилась в пещеру… ох, я так и косоглазие заработаю. Ах, идеальные длинные ноги, узкие бедра и массивные, бугрящиеся мышцами плечи… Вот как из смешения двух таких уродливых рас, как орки и люди, получается вот такое чудо? Что-то капнуло на грудь, и я испуганно подумала, что слюна, но нет – запрокинув голову, я смотрела на свой первый в жизни готмирский дождь. Красиво… Капли дождя попадали на полог, и в месте соприкосновения вспыхивало голубое свечение, поэтому в мгновение все небо засияло ясным голубым светом, и это было… волшебно. – Дождь Готмира прекраснее песчаных бурь Сахи, – произнес низкий, сильный, чуть хриплый голос, и, кажется, следующее, что все же упало мне на грудь, было следствием собственного восторженного слюноотделения. – Э-э, – только и получилось произнести. У этого чуда великих степей даже был платок, чистый и белый… но понять, откуда у Аршхана сие шелковое изделие, я была не в силах. О платке я и старалась размышлять, пока мне аккуратно вытерли губы, затем подбородок, затем… Суровые готмирские будни научили сначала бить, потом спрашивать! – Суровая самка, – усмехнулся ракард, без труда перехватив мой кулак в полете к его носу… – Утыррка дочь своего отца! – гордо ответила я… целенаправленно думая о прелестях погоды. – Темный король плохой отец, – меланхолично заметил Аршхан.