– Да, мэм. – Не забудьте. Я не собираюсь возить это еще раз. – Как это мило со стороны мисс Хилли, правда, Эйбилин? – вступает Элизабет. – Заберите одежду сразу же, как мы закончим. – Да, мэм. Разговаривая с чернокожими, Хилли повышает голос на добрых три октавы. Элизабет улыбается, будто обращается к ребенку, не собственному, разумеется. А я, похоже, начинаю замечать подобные детали. К тому моменту, как является Лу-Анн, мы покончили с креветками в панировке и переходим к десерту. Хилли на удивление снисходительна. В конце концов, Лу-Анн опоздала из-за поручений Лиги. Еще раз поздравив Элизабет, иду к своей машине. Эйбилин на улице собирает тряпье: поношенное пальто 1942 года и старую одежду, которую Хилли по каким-то причинам не захотела отдать своей служанке, Юл Мэй. Подходит Хилли, протягивает мне конверт: – Для следующего бюллетеня. Ты ведь поместишь это для меня? Я киваю, Хилли направляется к машине. Эйбилин, открывая дверь черного хода, бросает на меня вопросительный взгляд. Отрицательно мотаю головой, одними губами произношу «Нет». Она чуть заметно прикрывает веки и возвращается в дом. Вечером работаю над информационным выпуском, хотя с большим удовольствием занималась бы историями прислуги. Просматриваю заметки с последнего совещания Лиги, затем перехожу к конверту от Хилли. Внутри только один листок, исписанный витиеватым почерком. Хилли Холбрук представляет «Инициативу по обеспечению домашней прислуги отдельным санузлом». Как меру по предотвращению заболеваний. Малобюджетная установка в вашем гараже или сарае – для домов, лишенных такой важной детали. Дамы, знаете ли вы, что: • 99 % болезней цветных переносятся уриной • Почти все заболевания чернокожих смертельно опасны для белых, потому что у нас нет иммунитета, который содержится в их темном пигменте • Некоторые бактерии белых тоже могут быть опасны для цветных Защитите себя. Защитите своих детей. Защитите свою прислугу. От имени семьи Холбрук мы призываем вас – присоединяйтесь! В кухне звонит телефон, и я, спотыкаясь, лечу вниз. Но Паскагула уже взяла трубку. – Резиденция мисс Шарлотты. Я готова испепелить взглядом бедную маленькую Паскагулу, но тут она произносит: – Да, мэм, она здесь, – и протягивает мне трубку. – Евгения слушает, – торопливо отвечаю я. Папа в поле, мама в городе на приеме у врача, так что я могу устроиться за кухонным столом. – Это Элейн Штайн. – Да, мэм. Вы получили мое письмо? – Да, – отвечает она, и несколько секунд в трубке слышно только ее дыхание. – Эта Сара Росс… Мне понравились ее рассказы. Она, конечно, любит кветч[29], но не бьет на жалость. Я молча киваю. Понятия не имею, что такое «кветч», но, должно быть, что-то хорошее. – Но я по-прежнему считаю, что книга, состоящая из интервью… обычно не идет. И не беллетристика, и не документальный роман. Возможно, это называется антропологией, но уж слишком жуткая категория. – Но вам… понравилось? – Евгения, вы видели обложку журнала «Лайф» на этой неделе? – Слышно, как она выдыхает сигаретный дым прямо в трубку. Я не видела обложек «Лайф» уже больше месяца, слишком занята была. – Мартин Лютер Кинг, дорогуша. Он объявил марш на Вашингтон и призвал всех негров Америки присоединиться к нему. И всех белых, коли на то пошло. Негры и белые не объединялись для общего дела со времен «Унесенных ветром». – Да, я слышала об этом… событии, – соврала я. Ну почему я не читала газет на этой неделе! Теперь кажусь полной идиоткой. – Мой вам совет – пишите, и пишите быстро. Марш состоится в августе. Вы должны закончить работу к новому году. У меня перехватывает дыхание. Она предлагает мне писать! Она говорит, что… – Вы хотите сказать, что опубликуете это? Если я смогу написать к… – Ничего подобного я не говорила, – резко бросает она. – Я прочту. Каждый месяц я просматриваю сотню рукописей и почти все отклоняю. – Простите, я… я напишу. И все закончу к январю. – Да, четырех или пяти интервью недостаточно для книги. Нужно не меньше дюжины, а то и больше. Полагаю, у вас есть возможность это устроить? С досадой кусаю губы. – Да… вполне. – Ну и отлично. Принимайтесь за дело. Пока тема гражданских прав еще актуальна. Вечером спешу к Эйбилин. С собой у меня еще три книги из ее перечня. Спина болит от сидения за пишущей машинкой. Я составила список всех, у кого есть прислуга (а это вообще все мои знакомые), с именами их служанок. Но некоторых имен я не помню. – Господи, спасибо! Только взгляните, – улыбается Эйбилин, открывая первую страницу «Уолдена», как будто ей не терпится начать читать прямо сейчас. – Сегодня днем я разговаривала с миссис Штайн, – сообщаю я. Руки Эйбилин замирают. – Я так и знала, что-то случилось. У вас по лицу видно. Набираю побольше воздуха и решительно произношу: – Она сказала, что ей очень понравились ваши рассказы. Но… она не может обещать, что напечатает, пока мы не напишем книгу целиком. – Стараюсь, чтобы мои слова прозвучали оптимистично. – Мы должны закончить к новому году. – Но это ведь хорошая новость, верно? Я киваю, изо всех сил стараясь улыбаться. – Январь, – шепчет Эйбилин, потом поднимается и выходит из кухни. Возвращается с настенным календарем, кладет его на стол, перелистывает. – Сейчас-то кажется, что январь еще не скоро… две… четыре… шесть… всего десять страниц. Не успеешь оглянуться, – улыбается она. – Она сказала, что для того, чтобы она приняла работу, нужно не меньше двенадцати интервью. – Напряжение в голосе невозможно скрыть. – Но… у вас больше никого нет, чтобы поговорить, мисс Скитер. Нервно стискиваю руки, закрываю глаза. – Мне некого больше попросить, Эйбилин. – Голос мой звучит пронзительней обычного. Последние четыре часа я только об этом и думала. – Ну кто, скажите? Паскагула? Стоит мне заговорить с ней, и мама тут же все узнает. Я-то с другими служанками незнакома. Эйбилин так резко отводит глаза, что я готова расплакаться. Черт тебя побери, Скитер. За несколько секунд я вновь воздвигла стену, которая постепенно разрушалась в течение последних месяцев. – Простите, – спешу извиниться я. – Простите, что повысила голос. – Нет, нет, все в порядке. Это мое дело – найти остальных. – А может… прислуга Лу-Анн? – нерешительно предлагаю я, вытаскивая свой список. – Как ее зовут… Ловиния? Вы с ней знакомы? Эйбилин кивает, по-прежнему не поднимая глаз. – Я спрашивала Ловинию. Это ее внук ослеп. Она сказала, что, конечно, жаль, но она должна думать прежде всего о нем. – А служанка Хилли, Юл Мэй? С ней вы не говорили? – Ей нужно отправлять своих мальчиков в колледж на следующий год. – А другие, с кем вы ходите в церковь? – У всех свои причины. Но на самом деле они очень боятся. – Но скольких вы спрашивали? Эйбилин открывает блокнот, листает. Губы шевелятся, она считает про себя. И произносит: