– Тридцать одну. Разрешаю себе выдохнуть. Даже не заметила, что до сих пор не дышала. – Довольно… много. Эйбилин наконец решается посмотреть мне в глаза. – Я не хотела говорить вам… пока не будет ответа от леди… – Снимает очки. Свою глубокую обеспокоенность она пытается скрыть за неуверенной улыбкой. – Я спрошу еще раз. – Хорошо, – вздыхаю я. Эйбилин, сглотнув, часто-часто кивает, придавая убедительности своим словам: – Прошу вас, поверьте мне. Позвольте остаться в этом деле вместе с вами. Я вынуждена прикрыть глаза, не в силах видеть ее встревоженное лицо. Как я посмела повысить на нее голос? – Эйбилин, все в порядке. Мы… вместе. Проходит несколько дней. Я сижу в жаркой кухне, скучаю, непрерывно курю – в последнее время не могу остановиться. Наверное, у меня «зависимость». Любимое словечко мистера Голдена. «Все зависимые – идиоты». Он время от времени вызывает меня в свой кабинет, просматривает статьи с красным карандашом в руках, зачеркивает, помечает и ворчит. Под конец удовлетворенно буркает: – Нормально. У вас нормально? – Нормально. – Ну и нормально. На выходе толстая секретарша протягивает чек на десять долларов, и за мою работу в качестве Мисс Мирны этого вполне достаточно. В кухне жарко, но мне нужно выбраться из своей комнаты, где я только и делаю, что переживаю по поводу отсутствия других желающих сотрудничать с нами. Ну и курить я могу только здесь, потому что это единственное помещение в доме без вентилятора под потолком, раздувающего пепел. Когда мне было десять лет, папа попытался установить здесь вентилятор, не спросив Константайн. Она изумленно ткнула пальцем, как будто увидела грузовик на потолке. – Это для тебя, Константайн, чтобы не мучилась от жары, ты же все время в кухне. – Я не смогу работать, если здесь будет вентилятор, мистер Карлтон. – Запросто сможешь. Сейчас только подключу его. Папа спустился со стремянки. Константайн тем временем налила воды в кувшин. – Валяйте, – вздохнула она. – Включайте эту штуку. Папа повернул выключатель. В ту же секунду, подхваченное порывом воздуха, облако муки взметнулось вверх и закружилось по кухне, записи рецептов взлетели со стола и угодили прямиком на горящую плиту Константайн живо схватила полыхающий бумажный ком и сунула его в кувшин с водой. Вентилятор провисел на потолке ровно десять минут, а дырка от него осталась по сей день. В газете сенатор Уитворт указывает на пустующие земли, где планируется построить новый городской Колизей. Переворачиваю страницу. Не желаю, чтобы мне напоминали о свидании со Стюартом Уитвортом. Появляется Паскагула. Наблюдаю, как она вырезает рюмкой кружочки теста для печенья – только для этого рюмка и используется. Окно позади меня распахнуто, створку придерживает каталог «Сирс, Ребак и К°». Ветерок шевелит картинки с двухдолларовыми миксерами и пластиковыми игрушками, уже сморщенные и пожелтевшие после нескольких дождливых дней. «Может, все-таки попросить Паскагулу? Может, мама и не узнает». Кого я пытаюсь обмануть? Мама следит за каждым ее шагом, да и сама Паскагула, кажется, до смерти боится меня, как будто я в любой момент готова ее отругать. Годы пройдут, пока она справится со своим страхом. Интуиция подсказывает – не связывайся с ней. Телефонный звонок звучит как сигнал тревоги. Паскагула роняет ложку, а я стремительно хватаю трубку. Шепот Эйбилин: – Минни готова нам помочь. Проскальзываю в кладовую, устраиваюсь на своей банке с мукой. Несколько секунд не могу перевести дыхание. – Когда? Когда она может начать? – В следующий четверг. Но у нее есть некоторые… требования. – Какие? Эйбилин нерешительно молчит. – Она не хочет, чтобы ваш «кадиллак» появлялся по эту сторону моста Вудро Вильсона. – Хорошо, – тут же соглашаюсь я. – Думаю, я могу… приехать на грузовике. – И еще она говорит… говорит, чтобы вы не сидели рядом с ней. Она хочет все время видеть ваше лицо. – Я… сяду, где она захочет. Голос Эйбилин смягчается: – Она просто с вами незнакома, вот и все. Да вдобавок у нее не слишком радостный опыт с белыми дамами. – Я сделаю все, что потребуется. Из кладовой я выхожу, сияя, торжествующе вешаю телефон на стену. Паскагула внимательно смотрит на меня – в одной руке рюмка, в другой – кусочек теста. Но тут же поспешно опускает взгляд и возвращается к своей работе. Два дня спустя сообщаю маме, что отправляюсь за новым экземпляром Библии, поскольку прежний истрепался до дыр. Заодно добавляю, что терзаюсь чувством вины, разъезжая в «кадиллаке», в то время как бедные детишки в Африке голодают, поэтому решила сегодня взять старый грузовик. Мама недоверчиво щурится, не вставая с кресла: – А где это ты намерена купить новую Библию? – Я… – растерянно моргаю. – Мне ее заказали. В Кантонской церкви. Она кивает, но провожает меня очень внимательным взглядом. Еду в сторону Фэриш-стрит в грузовике с проржавевшим дном и с газонокосилкой в кузове. Через дырки в днище даже асфальт видно. Но хоть без трактора на прицепе. Эйбилин впускает меня в дом. В дальнем углу гостиной – Минни, стоит, скрестив руки на пышной груди. Я видела ее несколько раз, когда Хилли позволяла миссис Уолтер принимать у себя бридж-клуб. И Минни, и Эйбилин в своей белой униформе. – Привет, – здороваюсь с другого конца комнаты. – Рада видеть вас снова. – Мисс Скитер, – сдержанно кивает Минни. Она устраивается в деревянном кресле, которое Эйбилин принесла из кухни, и ножки кресла угрожающе потрескивают. Я присаживаюсь на дальний конец дивана. Эйбилин занимает место с другой стороны, между нами. Откашливаюсь, нервно улыбаюсь. Лицо Минни невозмутимо. Она полная, маленькая и крепкая. Кожа у нее гораздо темнее, чем у Эйбилин, блестящая и упругая, точно резина новых галош. – Я уже рассказала Минни, как мы работаем над историями, – обращается ко мне Эйбилин. – Вы помогаете мне писать мои. Она будет наговаривать вам свои, а вы их запишете. – Минни, все, что вы расскажете здесь, строго конфиденциально, заверяю. Вы потом прочтете все, что мы… – Почему вы решили, что цветным нужна ваша помощь? – Минни неожиданно встает. – Какое вам вообще до этого дело? Вы же белая. Растерянно смотрю на Эйбилин. Никогда в жизни цветные не разговаривали со мной в таком тоне. – Мы здесь работаем на одно дело, Минни, – пытается успокоить ее Эйбилин. – Мы просто разговариваем. – И что же это за дело? – Минни обращается только ко мне: – Может, вы хотите, чтобы я вам все рассказала, чтобы потом втравить меня в неприятности? – И указывает на окно: – Медгар Эверс, чиновник НААСП[30], что живет в пяти минутах отсюда, его гараж взорвали вчера вечером. Только за разговоры. Я, с пылающим лицом, медленно произношу: – Мы хотим показать вашу точку зрения… чтобы люди могли представить, как это выглядит для вас. Мы… мы надеемся, что это поможет изменить ситуацию. – А что вы собираетесь изменить? Какой именно закон хотите переделать, чтобы он пошел на пользу вашей прислуге? – Послушайте, я не пытаюсь изменить законы. Я говорю об отношении к… – Знаете, что будет, если нас поймают? Я однажды в универмаге «Мак-Рэй» случайно зашла не в ту примерочную, так в мой дом целились из винтовки. В комнате повисает напряженная тишина, слышно лишь тиканье старых стенных часов. – Ты не обязана, Минни, – тихо произносит Эйбилин. – Ничего страшного, если ты передумала. Минни медленно, устало опускается в кресло. – Да я согласна. Просто хочу, чтобы она поняла – мы тут не в игрушки играем. Снова оглядываюсь на Эйбилин. Она кивает. С трудом перевожу дыхание, руки у меня дрожат. Я начинаю с вопросов о происхождении, и постепенно мы переходим к разговору о работе Минни. Рассказывая, она смотрит только на Эйбилин, как будто старается забыть о моем присутствии. Карандаш стремительно летает по страницам. Мы решили, что так будет менее формально, чем с пишущей машинкой. – Потом появилась работа, где приходилось пахать допоздна каждый день. И знаете, что произошло?