Келланвед осторожно щупал стопой податливую почву. — Может, ты… — Вряд ли, — сердито сказал Танцор, решив идти за зверем. — Всего лишь на краткое время… — Нет. — До этого Дома. — Нет. — От тебя никакой пользы, — пробурчал маг. — Не я купил дешевые башмаки. Келланвед взвился: — Они обошлись недешево, уверяю… — Тем более… — Вы двое, не заткнетесь ли? — раздался голос сверху. Танцор и Келланвед одновременно вскинули голову, моргая. Коро сидел, мотая головой с острым как нож клювом. — Я пытаюсь услышать… Танцор промолчал, тоже вслушиваясь. — Что именно? — сказал Келланвед. Танцор сверкнул на него глазами. На конце мембранозных крыльев Коро были кисти с коготками; он поднес палец к клюву, просипев: — Шшш! Танцор вслушивался, но вокруг был лишь неумолчный треск древесных стволов на ветру. Келланвед прокашлялся. — Ага, что-то… — Тихо. — Что-то схватило… Танцор обернулся к нему. — Можешь помолчать?! Маг показал на ноги, глубоко утонувшие в прелых листьях. — Что-то держит меня за ногу. Танцор выругался, схватился было за клинок, но понял, что это невозможно: лоза обвила его руку! — Что, ради всего… Келланвед резко упал на колени. Он не казался перепуганным, скорее удивленным. — Ну, это до грусти знакомо, — заметил маг. Танцор не смог вытащить нож и второй рукой, тоже захваченной лозами. Его мощно тянули к ближайшему дереву. Тварь сверху зашлась грубым смехом. — Настала пора услышать ваши панические вопли! Ха, ха! — Ты паникуешь? — спросил Танцор Келланведа. Маг швырнул в зверя тростью, но далеко промазал. — Еще нет. Тварь прыгала по верхним сучьям. — Страх придет! Уверяю вас! Едва вы обнаружите себя в… ай! Летучая тварь сверзилась с ветки головой вниз, замоталась — лапа была схвачена лозой. — Помогите! Он взял меня! Что вы наделали! Дураки! Коро бешено махал крыльями, дергаясь; лоза с треском порвалась и зверь по инерции отлетел к ближайшему стволу, потом к другому. — Вы будете вопить! — каркал он, отдаляясь. — Увидев! Вечную гробницу! Поглощенные навсегда! Соединившись с Тенью! Ха, ха! Танцор проследил за ним и взглянул на Келланведа. — Ну? Что теперь? Маг постукивал пальцами свободной руки по подбородку, глаза сузились. — Неужели так просто? — подумал он вслух. Толстые ветви дерева сжимали грудь Танцора. — О чем бы ты ни думал, пора поспешить. Лоза притянула руку, Келланвед провалился по пояс. — Идея, — объяснил он. — Все это время я пытался взломать Тень. Возможно, это было ошибкой. Возможно, мне нужно войти в нее. Стать одним целым, как сказало то существо. Может, в этом и тайна? Танцор не отвечал, едва дыша под внешним давлением, в хватке сучьев. Он лишь мотнул головой, сожалея, что не может даже обругать помпезного глупца. Маг кивнул в ответ, проваливаясь в гниль по грудь. — Отлично. Я попробую… хотя будет трудно в таком отдалении от Малаза… Танцор изобразил сжатыми губами улыбку одобрения, более походившую на предсмертную гримасу. — Итак… вот и я, — сказал маг, и голова его исчезла под дымящейся прелью. В глаза темнело. Танцор сквозь путаницу сучьев искал оловянное небо. "Да… хотя бы такое…." Ветви становились все туже, круша грудную клетку, дыхание вырвалось, он старался вдохнуть, еще и еще, пока не снизошло темное ничто. * * * В день казни Тайскренн надел чистую льняную рубаху и брюки. Голову и щеки покрывала щетина; он был лишен полированного зеркала из бронзы или серебра, но понимал, что стал худым и жалким на вид, как любой, обреченный неделями думать о неминуемой смерти. К тому же каждый день ему подливали яд в порцию воды. В назначенный день двое Клыков Д'рек появились у камеры. Открыв толстую деревянную дверь, они, кажется, удивились, видя его внутри и живым. В прошлом многие приговоренные предпочли забрать свою жизнь, нежели встретиться с ужасами расправы. Именно потому жречество и позволило ему сидеть так долго, потому и омрачало его рассудок ядом. Именно потому он отверг молчаливое предложение. Никакого скрытого исчезновения, после коего о нем забудут. Нет, он выйдет на публику и сделает все, чтобы отхлестать их по лицам. Итак, он оторвался от медитации, встал, одетый в новое и чистое. Спокойно и неторопливо вышел наружу. Однако кое-что мешало ему ощущать покой. Из камеры было видно, что сейчас разгар ночи. Он шел по пустым залам, в душе рождалось подозрение: его постановили бросить в Яму без объявления, без зрителей. Итак, некто решил избавиться от неудобного свидетеля? Идеальное решение, которое одобрят все ценители бюрократических игрищ. Верховная жрица Салин не объявила точное время казни, верно? Подозрение грызло стену покоя, столь тщательно отделившую его от страхов и сомнений. Он начал запинаться. Что же делать? Один из Клыков толкнул его вперед. Тайскренн зашагал, думая: "Ну, если они зашли так далеко… может, мне не стоит быть столь послушным…." Впрочем, опасения рассеялись, когда жреца ввели в камеру ожидания Гражданской Ямы. Похоже, казнь состоится днем. Утренний свет косо падал сквозь узкие пыльные окна. Камера наполнялась дневной жарой. Нарастало приглушенное бормотание. Кажется, собралась изрядная толпа. Затем раздался тихий стук в дверь. Он поднял брови. Неужели? Вежливый стук? — Да? Клык открыл дверь, вошла служительница в белой рясе. Обеими руками она держала глиняную чашу с густой темной жидкостью. Тайскренн узнал "милость Д'рек" — одуряющее снадобье, которое притупит грядущую боль. К сожалению, оно подавляло и разум. Молодая женщина выставила чашу, понурив голову. Он покачал головой, изумившись, что пришлось проглотить слюну, чтобы сказать: — Нет. Она склонилась сильнее. — Не нужно храбриться, Тайскренн. — Не желаю идти к Д'рек с отуманенным рассудком. Служка кивнула. — Понимаю. — Отошла к двери и застыла там, вся дрожа. — Мне жаль, Тайскренн. Не все согласны с этим. Он нахмурился. Не согласны с чем? С казнью? С возвышением Телло? Клык Д'рек схватил женщину за руку и вытащил из камеры, с грохотом захлопнув дверь. Он сидел в тишине и морщился. Неужели была фракция, готовая пойти за ним? Неужели своим бездействием он развалил ее? Но он ничего не просил и ничего не желал! Так он сидел, слыша нарастающий и стихающий рев, смех — казнили преступников, мелких нарушителей правил культа — пока не раздался одинокий голос. Неразборчивыми сквозь камень словами он объявлял его выход, перечислял так называемые преступления. Разумеется, вскоре дверь открылась, Клыки поманили его наружу. Встав, он поразился: во рту было сухо, ладони вспотели, излучая жар. Лишь плоть, напомнил он сам себе, страшится неминуемой гибели. Лишь плоть. Его вели по узкому коридору меж грубо стесанных каменных блоков. По сторонам виднелись камеры с осужденными; вонь мочи, кала и пота пропитала спертый воздух. Тайскренн не ощущал неудобств, едва замечая окружающее; он знал, что скоро станет куда хуже. Сквозь двери впереди сочился скудный свет, давая видеть надписи на стенах, вроде: "Скажите Герине, я любил ее", "Будь проклята сука Салин" и "Прости вас Д'рек". Клык впереди вынула алый пояс. Поманила его к себе, велела повернуться. Странно ошеломленный, Тайскренн повиновался. Руки его были туго связаны поясом. Он едва слышно фыркнул, признавая жест. Телло, похоже, не был лишен поэтического дара. Железный засов лязгнул, тяжелая преграда заскрежетала, отворяясь; Тайскренна вытолкнули на ослепительно яркий песок Гражданской Ямы. Он долго моргал, приспосабливаясь к свету, вокруг нарастал рев, мучительный ураган криков, аплодисментов, воплей, брани и приветствий. Поглядев вперед, он нашел ярусы почти полными. Салин и Телло получат свою долю славы. Он послушно вышел в середину широкой круглой ямы. Под сандалиями хрустели тысячи сухих хитиновых панцирей. Солнечный жар обрушился с небес, а он даже не мог высвободить связанные сзади руки, прикрыть глаза. Тайскренн проклинал жару: одежда его мигом пропиталась потом и тяжело обвисла на теле. Пот, подумал он отстраненно и методически. "Я так потею, потому что… испуган. Вот. Сам сказал. Могу признать. Ужас перед неведомым. Хотя бы в этом я един с окружающим стадом".