Пусто. Никого нет поблизости. Даже стайка девчонок, ехавших со мной в лифте, слилась куда-то в сторону. – Нам сюда, – прикладывает Бородинская пропуск к мигающему красному глазку турникета. – Не отставай. Вместе с ней выхожу в фойе, потом – из здания. И только сейчас понимаю простую истину. Обратно я войти не смогу. Придется звонить Мураду. «Веду себя как дурочка», – прикусываю губу. Зачем поддалась уговорам? Своя голова есть на плечах? Вместе с Ириной спешу через парк. В обед тут мало гуляющих. Да и погода не позволяет. Заглядываюсь на ветки деревьев, посеребренные инеем. – Как в сказке? – улыбается Бородинская и замечает задумчиво. – Всех подопечных просто нереально обойти за один день. Я предлагаю посетить постоянных. – Им ничего не помогает? – У кого-то долгая реабилитация, где-то просто поддерживающая терапия. Каждый случай уникальный, – терпеливо объясняет мне Бородинская и, войдя в здание, предъявляет охране пропуск. – Это со мной. Большими светлыми коридорами мы идем из отделения в отделение. Здороваюсь с детьми, говорю с родителями. Оставляю свой личный номер для оперативных вопросов. И чувствую, как зверски устала. Сейчас бы домой. Поесть и спать. «Надо позвонить Мураду, – думаю, спускаясь по лестнице. – Если он освободился, может, выйдет навстречу. Погуляем по парку. Пообедаем где-нибудь в городе. А потом я домой поеду». – Здравствуйте, Ирина Анатольевна! – раздается сзади сварливый голос. – Добрый день! Как ваши дела? – откликается Бородинская. На автомате поворачиваюсь на ее приветствие. И упираюсь взглядом в толстую старуху в спортивном костюме с седой халой на голове. – Говорят, вы по палатам ходите. А к нам не зашли почему-то… Опять пропустили? Мой Мироша у вас как зачумленный… – Зачем вы так? – сокрушенно тянет Бородинская и выкручивается на ходу. – Да вот идем. – Знакомьтесь, Марта Васильевна, – Берет меня под руку. – Это Белла Ринатовна, наш новый куратор. Мурад Мусаевич сегодня назначил. – Беллочка значит, – неожиданно улыбается мне злая тетка. И только сейчас я замечаю осунувшееся лицо, тонкую линию губ и внимательные глаза, пронизанные горечью и болью. – Да, Белла Хафизова, – представляюсь на автомате. – Я смотрю, Мурадка внял моим воплям. Заменил Наинку на другую родственницу. Опускаю голову, только бы не рассмеяться. Мурадка! Как можно назвать властного холеного мужика таким диким прозвищем? – Мурад Мусаевич попросил держать вопросы фонда на контроле, – заявляю, пряча улыбку. – Это для тебя он Мусаевич, – быстро отрезает тетка и командует деловито. – Хорошо, что ты пришла, Беллочка. Я тебя с Мирошей нашим познакомлю. А то он весь истомился сегодня. Завтра швы снимают. Он боится. Ты хоть его поддержи немножко. Ну, вот как отказать?! Телефон жужжит, доставляя сообщение от Мурада. Быстро прочитываю. Но сразу ответить не получается. Марта прет как танк. Рассказывает мне на ходу об аварии, в которую попал ее внук. А сама норовит заглянуть мне в телефон. Коза. Сейчас зайду на минутку. Выйду и сразу позвоню мужу. Он, наверное, уже меня ищет. Но в большой одноместной палате, облокотившись на высокое изголовье, лежит мальчик. Беленький такой. Тонкий. Слабый. Даже волосы, торчащие ежиком, кажутся выбеленными. Маленькие впалые щеки, сгорбленные плечики. Аж сердце щемит, стоит только глянуть. – Вот, Мирошка, – заявляет с ходу бабулька. – Я к тебе новую девочку привела. Беллочку. А знаешь, кто ее прислал? Наш Мурад. Вот она ему доложит, как ты плохо ешь… – Не доложу, – улыбаюсь я и так опечаленному мальчику. – Если сейчас все съешь. Договорились, Мирон? – Договорились, – обреченно кивает ребенок. Бабка вовремя подсовывает тарелку. А я неожиданно начинаю рассказывать одну из историй Розы Багратовны. Мирон ест и замирает в самых острых моментах. – Ну вот, – показываю на пустую тарелку. – Ты – молодец, справился. – Ты завтра снова приходи, Белла, – просит меня мальчик. – Мы тут вдвоем с бабулей. Мне даже поиграть не с кем. – Хорошо, – срывается с языка, прежде чем я успеваю подумать. – Завтра принесу настолку. Будем с тобой играть. Только потом не ныть, договорились? – Да! – радостно восклицает мальчик, и у него на лице появляется слабое подобие улыбки. – А в какую игру играть будем? – Завтра увидишь, – подмигиваю я заговорщицки. А стоит нам с Бородинской выйти в коридор, старуха спешит следом и расцветает, довольная. – Спасибо тебе, Беллочка. Дай Бог здоровья, – хватает она меня за руки. – Только ты завтра приходи, ладно? Не обмани Мирошку. – Как можно, – выдыхаю тихо. И выйдя из отделения, смаргиваю слезы. Дети ни в чем не виноваты. И если я могу помочь Мирону, я помогу. Хотя бы своим присутствием. Глава 28 Глава 28 Мурад – Пропуск так и не заказали, Мурад Мусаевич, – кивая на распахнутые больничные ворота, рапортует мой водитель Гриша. – Прорвемся! Местные бойцы нас знают. – Около ворот притормози, – велю я нехотя. В нашем деле главное – репутация. Личный бренд. Если охранник на КПП упрется рогом и развернет меня с полуоборота, то потом только ленивый не напишет об этом вопиющем случае. «Мурада Хафизова задержали на КПП!» И хрен кто будет вникать, где именно задержали и по какому поводу. Лучше пешком триста метров пройтись, чем потом гасить волну хайпа. Вдыхаю морозный воздух и чувствую, как немного отпускает дурацкая тревога. «Капец, как я себя накрутил! Аж скулы сводит от напряжения. О чем я думал, когда назначал Беллу куратором фонда? – даю себе мысленно подзатыльник. Она – девочка ответственная. Вот и старается с первого дня. Наина за полгода работы в больнице даже носа не показала. Зато зарплату получала исправно. То у нее рилсы, то прямые эфиры, то прочая фигня. Я и думал… Но при тщательном подходе, как у Беллы, встреча с Мартой предсказуема со стопроцентной вероятностью. Только мне ума не хватило даже спрогнозировать подобный вариант. Аналитик хренов. Совсем мозги растерял!» Пальцы медленно сжимаются в кулаки, а на губах появляется довольная улыбка. Белла. Почему ты так на меня действуешь, девочка? Никакая другая тебе в подметки не годится. По заснеженной аллее спешу к главному входу. Ноги стынут в итальянских туфлях ручной работы. Блин, одно дело – по офису расхаживать, а другое – по снегу бегать. Тонкая кожаная подошва скользит адски. И я чувствую, как завожусь. Надо спросить с Тимура, какого хрена не продлен пропуск на въезд? Долго мне еще тут козлом скакать? Но и сам понимаю, не лучшая была идея идти пешком. Только что-то я не подумал… Впрочем, в последнее время у меня все мысли только о жене. Издалека вижу, как она вместе с Бородинской выходит на крыльцо больницы. Разговаривают о чем-то. Ирина увещевает, а Белла внимательно слушает. Но не соглашается. Решительно мотает головой. А увидев меня, улыбается во все тридцать два. – О, сам Мурад Мусаевич пожаловал, – ехидно замечает Бородинская. – Обычно не дозовешься. Все ради тебя, Белла. От глупого панибратства немного мутит. Но делать замечания считаю лишним. Зачем? Человек на своем месте. И к работе фонда у меня претензий нет. Все работает, как хорошо отлаженная машина. – Я иногда приезжаю. Выкраиваю время, – сухо киваю я Бородинской и во все глаза смотрю на Беллу. – Но ты молодец, родная. Взяла эту нагрузку на себя, – взяв жену под локоть, притягиваю к себе. – Расскажешь, что удалось сделать… Бородинская открывает рот, собираясь рапортовать. А заодно и медаль себе на грудь повесить. Бесит меня эта симуляция бурной деятельности. – Нам пора, – сухо киваю Бородинской и, ухватив Беллу покрепче за локоть, помогаю спуститься с лестницы. – Мурад, я знаешь о чем подумала? – выдыхает жена, как только мы остаемся одни. – О чем? – интересуюсь легкомысленно. – Ты самый лучший, – не скрывая восторга, заявляет Белла. – Я сегодня только поняла, какое у тебя большое сердце. Все эти дети, – жена машинально смаргивает слезу. – Ты им помогаешь…