Глава 1. Будь рядом, когда я умру Бабуля, помнится, частенько говорила, будто бы «Что человеку на роду написано, того ему никак не миновать». Утверждение, безусловно, спорное, Однако же нередко жизненные истории доказывают, что да, так оно и есть. Глава 1. Будь рядом, когда я умру Это случилось в конце февраля, а именно, двадцать девятого числа. Впрочем, произойди оно в любой другой день календаря, Ива и его бы запомнила на всю оставшуюся жизнь. Она возвращалась от пациента по кличке Туни, и на душе у неё было тяжело: лечение не помогало, и теперь любимицу её друга Бена наверняка придётся усыпить, потому что лошадь без ноги – это всё равно что мёртвая лошадь. У Ивы зазвонил телефон. – Ива, что ты сегодня ела? – понеслось из трубки вместо приветствия. – Мама! – Что? Спустя заполненное отдалённым гулом двигателя время, голос на том конце продолжил: – Да-да, я помню: «так я делаю только хуже, твой вес уже давно в пределах нормы, хоть и в крайне нижних её границах, невзирая даже на то, что ты делаешь всё возможное, а ты, моя взрослая дочь, уже давно созрела нести ответственность за свою жизнь самостоятельно, а моё нытьё только добавляет тебе желания на всё забить». Но хочу тебе напомнить, моя дорогая, что понять меня тебе было бы проще, стань ты сама матерью. А какой, скажи на милость, здравомыслящий здоровый самец глянет в твою сторону? Нам ли с тобой не знать, людям, изучавшим так досконально биологию, что ему, этому самцу, как и тебе самой, интуитивно понятно: выносить и родить с таким весом ты не способна! – Мой гинеколог придерживается иного мнения. Из динамика донёсся усталый вздох. – Ива, девочка, просто расскажи, что ты сегодня съела, если не хочешь, чтобы на моей смене сегодня кто-нибудь умер. Ива тоже вздохнула, и не менее устало, хотя в её сожалениях о жизни было больше надежды, чем обречённости, в отличие от матери. Было около четырёх часов вечера, до сумерек ещё оставалось время, но пейзажи, проплывающие мимо окон её новенькой Теслы уже приняли тот унылый вид, который свидетельствует о скором приближении ночи. – Яблоко и круассан, – ответила она. Мать, помолчав, скрипнула зубами. Ива это отчётливо услышала. – Ива… ты издеваешься? – Круассан был щедро смазан Филадельфией, мам. Ты знаешь, сколько это калорий? Кроме того, было ещё как минимум парочку латте, а в них, помнится, по сто пятьдесят в каждом. Это куда как больше, чем получают нормальные люди. Да, Ива признавала себя ненормальной. Она не отрицала диагноз и не противилась лечению, но её раздражали вопросы матери о том, сколько калорий она съела за день. К раздражению добавлялся ещё и неуютный пейзаж за окном – Ива всей душой стремилась поскорее проехать это место. Ей не нравились лиственные деревья, точнее не они сами, а торчащие из земли или талого снега серые стволы и ветки. Они навевали на неё тоску. А вот ели, пихты, лиственницы, высоченные североамериканские кедры определённо были её стихией. Всякий раз, проезжая по улице, усаженной еловыми великанами, она неосознанно замедляла ход, а бывало даже, что и вовсе останавливалась. Если удавалось найти свободное парковочное место, она выходила из машины и всей грудью вдыхала холодный, прозрачный, хвойный воздух Британской Колумбии: она никогда больше не уедет отсюда. Никуда и никогда. В этой части Порта Кокуитлама елей не было вовсе. Даже домов, которые всегда действовали на неё успокаивающе, не было. Объездная дорога петляла вдоль ручья и лесополосы, уродливо заросшей дикой ежевикой и рубусом. Машина сама собой набирала скорость, и ей приходилось то и дело бросать взгляд на спидометр, чтобы не превысить лимит. Здесь он, кстати, был чуть выше, чем в городе, но новенькая машина ползла, как улитка – так, по крайней мере, казалось Иве. – Как тебе машина, кстати? Ты довольна? – донёсся вопрос из трубки. Ива улыбнулась, скользнув взглядом по ещё пахнущей новым пластиком торпеде и вмонтированному в неё монитору. Она ещё даже толком не разобралась во всех функциях, опциях и настройках, и именно предвкушение этого наполняло её воодушевлением и таким чувством, с каким дети распаковывают Рождественские подарки. – Да, отличная, – не без удовольствия заявила она. – Ренди утверждает, будто бы они не такие уж и надёжные… в долгосрочной перспективе. Не считая вопросов о наболевшем, её мать никогда не была занудой, они прекрасно понимали друг друга, а потому на взаимоотношения с ней было грех жаловаться. А вот, у Ренди – нового бойфренда матери – имелась невыносимая привычка всё критиковать. – Ладно, мам. Давай. У меня трубка садится. Да… почти села уже. Иконка батареи на экране и в самом деле показывала один процент заряда. – Лучше бы ты новый телефон купила, – упрекнула мать и не без оснований. – Ну, хорошо. Береги себя. И серьёзно поешь, когда доберёшься до дома. И перед сном ещё разок! Ива в очередной раз вздохнула и отключила звонок. Мимо пролетел большой внедорожник, чёрный, словно катафалк. Вот он уж точно превышал скорость. Ива, как человек искренне удивлённый и возмущённый, даже автоматически взглянула в зеркало заднего вида. Дорога была непрямая, поэтому взгляд её быстро вернулся к петляющему впереди машины дорожному покрытию. Она только покачала головой, но осудить безрассудность водителя не успела – позади послышался звук, напоминающий нечто среднее между хлопком и скрежетом. Он был настолько громким и зловещим, что Ива вздрогнула и снова посмотрела в зеркало. Дорога хоть и не была прямой, машина ещё не успела скрыться за очередным поворотом, и перед взором Ивы отчётливо предстала картина только что произошедшей автокатастрофы: поперек дороги лежал небольшой белый грузовик – один из тех, на которых особенно экономные граждане, переселяясь, перевозят свои вещи, а в кювете виднелась та самая чёрная машина. Она стояла, точнее, лежала вверх тормашками, перевернувшись, очевидно после столкновения с грузовиком, и все её четыре колеса продолжали бешено крутиться. Нога Ивы автоматически выжала тормоз. Ива не была врачом, но она всю свою жизнь лечила животных. И как человек, привыкший помогать и спасать, бороться с болью, болезнью и увечьем, не могла просто позвонить в 911 и уехать по своим делам. Пока одна её рука разворачивала машину в направлении аварии, другая набирала заветные цифры. Впоследствии Ива очень ругала себя за то, что всегда пренебрегала новшествами, и не попросила позвонить в службу спасения Сири. Эта функция и вовсе была отключена на её устройстве. Послышались длинные гудки, за ними женский голос на том конце провода, однако экран телефона вначале замер, потускнел, а затем и вовсе потух. Ива не могла поверить своим глазам. Именно в тот момент нелепость и абсурдность произошедшего вызвали в ней такую бурю разочарования, что на глаза, которые никогда не плакали, внезапно накатили слёзы. Она понимала, что их причина – беспомощность. А где беспомощность, там всегда неуправляемый страх. Едва её машина поравнялась с чёрным внедорожником, Ива выскочила и устремилась в кювет. Колючие ветки рубуса обжигали шипами её ноги, но она этого не замечала, потому что неудача с телефоном пробудила в ней вулкан сопротивления всему, что мир собрался ей противопоставить. И ей даже было наплевать на то, что сидящий у обочины водитель грузовика постепенно приходил в себя после произошедшего и самое важное, что ей нужно было бы сделать, это попросить его позвонить в службу спасения. Колёса перевёрнутого вверх ногами внедорожника неистово крутились, издавая скрежещущий по нервам звук. На долю секунды Ива задумалась, может ли машина взорваться, и насколько опасна ситуация для неё самой. Где-то на задворках памяти вспыхнули и быстро исчезли слова Ренди о том, что машины взрываются только в кино. Ива чаще не верила тому, что он говорит, чем верила, но продолжила вприпрыжку приближаться к машине. И уже метрах в пяти от внедорожника она отчётливо услышала детский плач. Это был даже не плач, а, скорее, его обрывки, как если бы младенец до такой степени заходился в истерике, что его спазмированные мышцы гортани препятствовали связкам как положено делать свою работу. Первым делом Ива опустилась на четвереньки и стала заглядывать в окна. Лобовое стекло было сильно повреждено – в нём зияла дыра, а то, что от него осталось, было испещрено таким количеством трещин, которые не позволяли видеть сквозь него. Стекло двери со стороны водителя выглядело не многим лучше, поэтому Ива бросилась к противоположному со стороны пассажирского сидения. С этой стороны сработала подушка безопасности, но Ива смогла разглядеть только затылок женщины – она была без сознания. Крик ребёнка доносился с заднего сидения машины. Ива подёргала за дверную ручку, но, как и следовало ожидать, задняя дверь была заблокирована – родители часто так поступают. Она бросилась к противоположной стороне машины, однако и здесь её ждала неудача. Прижавшись ладонями к тонированному стеклу, Ива смогла разглядеть ребёнка. На вид ему было около года, возможно, чуть больше. Закреплённый пятиточечными ремнями он походил на парашютиста, только вместо парашюта за его спиной висело детское автокресло. У ребёнка не было ни крови, ни каких-либо видимых повреждений. Мозг Ивы, привыкший анализировать входящие данные со скоростью света и почти так же быстро принимать ответственные за жизнь и здоровье решения, определил ребёнка как наименее пострадавшего. Удар от столкновения почти полностью принял на себя водитель – об этом говорила вмятина в левой передней части машины. С той же стороны находилась и дыра в стекле. Ива натянула рукав на ладонь, сжала её в кулак и попробовала выбить остатки повреждённого стекла. Куда удобнее было бы сделать это ногой, но она боялась навредить водителю. Стекло плохо поддавалось её ударам, на удивление оно оказалось не хрупким, а словно прорезиненным. Сумев отделить небольшой его фрагмент, Ива просунула в отверстие голову и ужаснулась: её предположение оправдалось – сильнее всех пострадал водитель. Из видимых повреждений самым серьёзным была рана на его груди. Кровотечение было настолько сильным, что залило всё лицо висящего вверх-ногами человека. Ива сразу определила, что это ранение смертельно. Как быстро бы ни ехала машина спасателей, этот человек до больницы не доживёт. Ива не была сентиментальной. Она просто родилась такой: всегда сфокусированной, чётко знающей чего хочет, умеющей принимать быстрые решения и никогда не тратить время и силы попусту. Всё её детство мать повторяла: «Ива, ты родилась хирургом». Спустя годы, став взрослой, Ива, пожалуй, с ней согласилась бы. Хладнокровная, всегда собранная, «вещь в себе» именно она могла бы стать тем уникальным врачом, который способен творить чудеса. Собственно, она им и стала, только пациенты её не люди, а коровы, козы, кошки и собаки, попугаи и прочие домашние питомцы. Трезво и даже в некоторой степени профессионально оценив ситуацию, Ива приняла решение первому помочь ребёнку. Первому, это всё равно, что единственному, поскольку оказать помощь всем троим Ива не смогла бы, даже если бы очень этого захотела. Она успела отвернуться, обдумывая, как будет выбивать стекло, чтобы вытащить ребёнка, однако что-то её останавливало. Ива обернулась и ещё раз посмотрела на водителя. Ничего важного не обнаружив, хотела было заняться ребёнком, как вдруг её глаза зацепились за запястье мужчины: на нём виднелся красный шнурок, точнее, тонкий браслет, сплетённый из красной нити – ручная работа. Ива автоматически перевела взгляд на лицо пострадавшего. Объективно в месиве из крови и плоти разобрать черты некогда знакомого ей человека было почти невозможным: во-первых, слишком много лет прошло с тех пор, как она видела его в последний раз, а во-вторых, лицо человека было не просто окровавлено – на скуле зияла открытая рана, и Ива с хладнокровием медика могла бы отметить видимую в рассечении кость, если бы её сердце не было сжато в тиски страхом о том, кого она когда-то знала. Знала она этого человека всем своим существом, всей своей сутью. Её нога изо всех сил била по стеклу даже прежде, чем сама она могла осознать, что делает. Вся её рациональность, как и прагматизм, остались где-то в другом измерении, там, где она преуспевающий ветеринар, владеющий собственным бизнесом, полностью выплативший образовательный кредит и уже успевший обзавестись отдельно стоящим домом, хоть и купленным в моргидж, но в эти сложные времена даже при таких активах Ива считалась чемпионом в гонке на выживание. Её движения были то слаженные и хладнокровные, то рваные и горячечные, местами неуверенные, но она ни на секунду не останавливалась, не мешкала. Ремень безопасности никак не отстёгивался и не отпускал искалеченное тело водителя. Ива в панике даже успела покрыться испариной, но почти сразу обнаружила и решение – брелок с перочинным ножиком, с которым она никогда не расставалась, а друзья и близкие часто подтрунивали над ней – какая ещё девушка всегда держит при себе нож? Только Ива знала, почему он всегда при ней. А теперь, когда её дрожащие руки срезали ремни и счёт жизни шёл на минуты, давний потёртый от времени брелок приобретал совсем иной смысл. Когда Иву спросят, откуда в ней – человеке, годами живущем с ненормально низким индексом веса – взялись силы тащить из оврага и затаскивать на заднее сидение собственной машины крупного зрелого мужчину, она не сможет ответить. Но её никогда не спросят о том, где же, во имя всех святых, она взяла силы, чтобы своими тонкими и торчащими из рукавов, словно тычинки, руками гнуть покорёженный металл, зажавший левую ногу человека в капкан, потому что она никому и никогда не расскажет, чего на самом деле ей стоило спасти жизнь, которая по всем канонам мироздания была обречена. Ива с такой силой тогда вцепилась ладонями в проклятый металл, что местами порезала собственные ладони и пальцы, но идею бить по нему ступнёй отмела сразу же – так она могла нанести ноге и без того израненного человека новые раны. Водитель грузовика всё ещё сидел на краю обочины. Его рука была сломана в предплечье – это было легко определить, судя по тому, как неестественно она была изогнута и по трещинам, образовавшимся на коже. – Позвоните в 911! – что есть мочи крикнула ему Ива. Человек кивал головой, словно болванчик, и Ива ему верила. Просто в тот момент у неё не было возможности не верить ему – она не могла остановиться, отвлечься ни на секунду. Ива была тем человеком, который успел познать в жизни больше, чем следовало бы. Все мы получаем свою долю испытаний, но именно Ива оказалась тем, кто точно знал, не только где находится ближайшая больница, но и сколько минут необходимо, чтобы до неё добраться. У её пассажира на заднем сидении минут не было, у него были секунды. И эти секунды Ива экономила, как могла. Её новенькая Тесла, наверное, даже в тест-драйвах ещё не разгонялась так быстро с момента старта. К моменту выезда на загруженное шоссе спидометр показывал 120 километров час. Никто кроме Ивы не ехал с такой скоростью, и она, скрипя сердце, была вынуждена понизить обороты. Она объезжала другие машины и слева, и справа, не обращала внимания ни на сигналы, ни на ругательства, летевшие ей в след. Приблизившись к железнодорожному переезду в Порте Кокуитламе, который ненавидели все местные жители, она просчитала свои действия наперёд задолго до обнаружения первых признаков проблемы. Завидев небольшое скопление машин у переезда, Ива сразу предположила худшее – скоро появится поезд. Поезда в этом месте проходили только грузовые и вагонам их, как и цистернам с надписями CANADA, PENNCYLVANIA, TEXAS не было конца. Именно потому жители Трисити, куда входили три местных городка, и ненавидели железнодорожный переезд – поезда случались не только часто, но и ждать приходилось минут по двадцать, пока десятки вагонов проедут по своим делам. Ива выехала на встречную полосу – это было безопасно, поскольку машины уже стояли за шлагбаумом на противоположной стороне железной дороги, проскочила пути, едва не потеряв колёса, и спокойно вынырнула со своей полосы. Как же хорошо, подумала она, что шлагбаум перекрывает дорогу только со стороны полосы движения, иначе бы ей пришлось въехать прямо в него, а это, скорее всего, разбило бы ей лобовое стекло, и как бы она ехала, стань оно таким же непроглядным, как у пострадавшего внедорожника? Из-за вставшего переезда дорога была свободна почти до самой больницы, и, уже подъезжая к ней, Ива объехала стоявшие на светофоре машины по тротуару. Она не обращала внимания на крики водителей и пешеходов – в её ушах дор сих пор гудел утробный рык паровоза, перед носом которого она проскочила на своей небесно-голубой с перламутровым отливом Тесле. Ива выскочила из машины, не глуша двигатель, не заботясь о брошенной настежь двери, влетела в приёмный покой скорой помощи и буквально из последних сил прохрипела: