На часах полдень, жестких планов у меня нет, но кое-что отложено в долгий ящик. — Может, за город? По базам прокатимся? — тянет Луговой. — Косулю съедим, посмотрим, че они тут понастроили, какая загруженность. — В другой раз, — сворачиваю на светофоре, двигаясь к отелю, в котором мы с Луговым живем. — Мне нужно в сервис, коробка странно себя ведет, — кладу ладонь на рычаг передач. — Взял бы водителя. — Потом, — отзываюсь. Конкретно сейчас мне лучше самому. У меня есть пристрастие думать параллельно с еще какой-нибудь активностью. Вождение, если оно не подразумевает стояние в трехчасовой пробке — отличный способ думать в режиме легкой многозадачности. Высаживаю Лугового у отеля и листаю список автосалонов с подходящим мне сервисом. Выбор не великий. Коротко говоря, варианта всего два: Салон “Мерседес” и “БМВ”. Взвешивать варианты не хочется, поэтому без аргументов выбираю "Мерседес", решая на месте выяснить, возьмут ли мою машину на диагностику. Судя по карте, оба в шаговой доступности друг от друга. На улице мелкий снег, когда выхожу из машины на стоянке автосалона. Мартовская слякоть под ногами такая же, как и везде — от московской мало отличается. Салон тоже. На стойке ресепшена излагаю свою проблему. Администратор принимается звонить в сервис. Стряхивая с волос снег, обвожу взглядом помещение, не задерживаясь ни на чем конкретном до тех пор, пока на сетчатке глаза вспышкой не отпечатывается яркое фиолетовое пятно. Цвет такой броский и насыщенный, что спутать его с каким-то другим просто, нахрен, невозможно. Я глазам не верю. Слежу за ярко-фиолетовой шубой и ее владелицей, пока та перемещается от машины к машине в сопровождении мужика-консультанта, заглядывая в окна выставочных “Мерседесов”. Основная масса пшенично-белых волос спрятана под воротник. На лице то улыбка, то задумчивость. На лице я и концентрируюсь. С расстояния в двадцать метров обзор не самый хороший. Это не мешает мне на две минуты отключиться от реальности. В том числе и для того, чтобы восстановить в памяти сумбур той части нашего вечера, где я и она, эта Маша, в ее квартире. Я ни черта не понял. Кроме того, что в голове у моего гида что-то перещелкнуло. Нормальность для меня не фундаментальная призма, через которую смотрю на вещи, меня мало, чем можно удивить, и я не удивляюсь тому, что у меня стоит уже минуту. Блять. — … к сожалению, наши механики с “Чероки” не работают… Повернув голову, пытаюсь сосредоточиться на администраторе. — Приносим извинения… Я давно не позволяю случайностям определять мою жизнь, но и судьба тоже чушь собачья. Это не судьба. Это стечение обстоятельств. Снова смотрю на зал, взвешивая все “за” и “против”. — Вас могут взять на диагностику в нашем филиале. Это сто пятьдесят километров отсюда… — Как я поеду туда со сломанной коробкой? — спрашиваю на автомате, уже зная ответ. — Мы можем забрать на эвакуаторе за наш счет… Сумбур. Я помню полные, очень полные губы. Сладкий запах женской кожи. Улыбки и дурацкие монеты у меня в кармане. Голос и голубые глаза. Деревянное тело подо мной и разочарование. Я не хотел уходить, но и оставаться на ночь не собирался. Встречать снова тоже. Возможно, я передумал. Оставив предложение администратора без ответа, отталкиваюсь от стойки. Глава 11 Кирилл Она замечает меня еще до того, как сокращаю расстояние между нами хотя бы наполовину. Первая реакция жертвы эффекта внезапности — самая настоящая. Это сливки. И хоть ситуация не запланированная, результат примерно тот же. Ее первая реакция — это сливки. И я методично снимаю их, оценивая, насколько мне рады. Или не рады. Это легко, потому что смотрящую на меня женщину трудно назвать нечитаемой. И мне льстит то, как она на меня смотрит. Остановив на мне взгляд, замолкает, перестав шевелить губами и слушать консультанта. Трудно сказать, что происходит в ее голове. И сейчас, и в тот вечер, когда она лежала подо мной деревянная, но сливки ее первой реакции — коктейль живых и настоящих эмоций. В мой адрес. Да, это льстит. “Я люблю жизнь”, — подсказывает мне память. Да уж. Это точно. Мне определенно рады. Успеваю сделать этот вывод до того, как первая реакция стирается вместе с эффектом неожиданности. Она шарахается от меня каждый раз, когда делаю что-то неожиданное. Сейчас тоже шарахается — делает короткий шаг назад, глядя исподлобья. Есть ощущение, что она не знает, чего хочет больше — то ли от меня бежать, то ли остаться. Я не знаю, что у нее в голове, но наблюдать за этим увлекательнее некуда. Она делала выбор дважды, и в процентном соотношении он был пятьдесят на пятьдесят. Кожа моего гида в свете дня светлая и ровная. Глаза кажутся неправдоподобно голубыми, губы манящими. Да, это то слово. То самое, несмотря на избитую тупую поэтичность. И выбор верхней одежды во всю глотку орет о том, что мой гид знает, как сильно ей этот смелый цвет идет. — Добрый день, — смотрю в ее лицо, останавливаясь рядом. Голубые глаза мечутся по моему лицу. Это похоже на панику. Блять. Как все сложно. — Добрый… — отводит глаза, косясь на подтаявшего мужика-консультанта рядом с собой. Тот просто взмок, заебавшись ее консультировать. Я не вижу его слюни только потому, что он их, видимо, подобрал. — Можно нам минутку? — обращаюсь к нему, не отрывая глаз от женского лица перед собой. Мы остаемся одни у черного кроссовера, на который я бросаю взгляд, интересуясь: — Приглянулось что-нибудь? Кажется, меня переварили. Приняв независимый вид, она пожимает плечом и сообщает: — Я поняла, что для меня здесь слишком дорого. — Обидно. — Нет. Поищу что-нибудь попроще, я не привередлива в машинах. — А в чем привередлива? Посмотрев мне в глаза, прикусывает губу. Опускаю взгляд на ее рот из соображений открытого визуального диалога. Она ловит его и прячет руки в карманы, говоря: — Во многих других вещах. — Я могу списать свою неудачу на твою привередливость? Не думаю, что должен объяснять, о какой неудаче идет речь. Осекшись, моя собеседница заглядывает мне за спину, потом спрашивает: — Тебя это гложет? Чувствуешь себя оскорбленным и униженным? — Нет, — слегка улыбаюсь. — Я все еще хочу продолжить.