— Где ты хочешь это сделать? — спрашиваю с волнением в голосе. Мне вдруг перестает быть стыдно или страшно демонстрировать свои настоящие эмоции. Свое волнение. Прятать его, не выпуская наружу чувств. Я не боюсь того, что он их увидит, и даже сама себе не могу объяснить, почему. Почему больше не хочу от него прятаться?! Убрав из-за головы руки, опускает их на стол и тихо говорит: — Ты в этой квартире лучше ориентируешься. Сдернув с коленей салфетку, встаю. — Тогда пошли… — оборачиваюсь, подойдя к двери. Кирилл поднимается со своего стула, выпрямляясь в полный рост и крадя этим действием пространство кухни. От вида разворота широких плеч по животу ползут мурашки. Слышу твердые шаги за спиной, пока проходим через гостиную и коридор в мою спальню, где я включаю свет, отходя в сторону и прижимаясь спиной к стене. Бросив на меня взгляд, Кирилл смотрит на кровать, остановившись посреди комнаты. Смотрит на меня, словно ждет указаний, но, к моему счастью, ему не приходит в голову давать комментарии по поводу их отсутствия. Возможно, в тех титрах на моем лице он читает черным по белому, как далека я сейчас от желания шутить или беспечно флиртовать. Подойдя к кровати, молча снимает с запястья часы и кладет их на тумбочку, после чего легкими, но дико мужскими движениями оказывается лежащим в центре моей постели с заброшенными за голову руками. Глава 21 Маша Тишина между нами слишком громкая. Наверное, потому, что в ней витает обоюдное желание “развлечься”, а то, что мне гарантирована неприкосновенность, делает ситуацию безопасной и… острой, потому что моя безопасность обманчива. Она подкреплена только словами, прямо сейчас мне предоставлена возможность узнать, насколько серьезно Кирилл Мельник относится к своим обещаниям. Разумеется, это просто игра. Причем абсолютно несерьезная, но, пока я двигаюсь к кровати, каждый шаг поднимает мой пульс. — Как прошел твой день? — спрашиваю, забираясь на матрас и подбирая под себя ноги. — Было несколько встреч. В целом, все хорошо, — получаю довольно повседневный ответ. Кирилл наблюдает за мной из-под полуопущенных век. Край тенниски уехал вверх, между ним и поясом джинсов широкая резинка трусов и полоска голого живота, кожа там тоже хранит легкий загар. Он выглядит чертовски теплым. Протянув руку, я делаю то, на что так и не решилась в тот вечер, когда он увел меня с отельного крыльца: касаюсь пальцами волос над его ухом. Хочу узнать их текстуру. Они немного вьются на концах, кажется, ему пора постричься. Его волосы мягкие, даже шелковистые. И, судя по всему, ему еще много лет будет, что стричь. Кирилл размеренно дышит. Его грудь поднимается и опускается, это напоминает о том, что он фантастически живой, хоть и неподвижный. Ведя пальцами по линии его колючей челюсти, интересуюсь: — Тебе у нас нравится? В городе… — Очень. Ответ приглушенный и расслабленно-однозначный, это заставляет меня улыбнуться. Подушечкой большого пальца провожу по ровной и полной нижней губе, по точеному подбородку. Когда встречаюсь взглядом с карими глазами Кирилла, убираю руку. Мои касания вдруг кажутся мне слишком личными. Неуместно личными, ведь все, что между нами происходит — мимолетная интрижка, хоть в ней и присутствует один вполне реальный “Мерседес”. Карие глаза провожают это движение. Хотел бы он вернуть мою руку назад или нет, я не знаю, ведь его руки “связаны”, и впервые с того момента, как он вынес свое предложение, я ощущаю его остроту не головой, а телом… Мне становится жарко. Отбросив за спину волосы, чувствую, как потяжелела в лифчике грудь, но какими бы кричащими не были сигналы моего тела, я слишком боюсь снова на полной скорости влететь прямиком в бетонную стену перемешанных страхов и неуверенности в себе, и разбиваться об эту стену чертовски больно. Мысли угрожают прикончить этот вечер так же, как предыдущий, но мне достаточно снова столкнуться взглядом с глазами лежащего передо мной мужчины, чтобы понять, как сильно мне хочется проверить границы его терпения. Подобрав юбку платья и перебросив ногу через литые бедра, седлаю их так, что ширинка синих джинсов со всем содержимым оказывается у основания моих разведенных бедер. Кружевные резинки чулок отлично дополняют картину, которую Кирилл изучает, глядя вниз. Туда, где наши бедра так чертовски волнующе соединяются. Он слегка разводит колени за моей спиной, и мне становится еще комфортнее. Его глаза становятся полуприкрытыми, когда нависаю сверху и прижимаюсь носом к шее, беззастенчиво знакомясь с запахом кожи. Втянув воздух, прикрываю глаза и прижимаюсь к теплой коже губами. Тело подо мной слегка напрягается, дыхание рядом с ухом превращается в долгий выдох. Боже, он пахнет мужчиной. Терпко. Возбуждающе! Пальцами сильнее сжимаю спинку кровати над его головой. Когда смотрю в лицо своего пленника, оно такое горячее, что мои бедра непроизвольно двигаются. Кирилл приоткрывает губы, и я прижимаюсь к ним своими, впервые в жизни целуя его сама… Толчок эрекции между моих бедер заставляет подогнуть на ногах пальцы. Горячий язык находит мой, я сбегаю, боясь, что это выйдет из-под контроля. Что еще чуть-чуть, и мне захочется оказаться не сверху, а снизу, но это ни к чему хорошему не приведет! Я не хочу проверять… только не сейчас… Выпрямляюсь, тяжело дыша. Диссонанс угрожает разорвать меня напополам. Кирилл вдыхает носом, от этого его крылья дрожат. Руки по-прежнему за головой. Глядя на меня, хрипло говорит: — Все нормально. Просто расслабься. Положив руки ему на живот, тяну вверх тенниску, оголяя проступающие на животе кубики пресса. Игнорируя бугрящуюся ширинку, концентрируюсь на контакте нашей кожи. Его кожа гладкая, каменные мышцы под ней — ощущение, которое будоражит, как и все остальное. Дергаю за тенниску, намекая, что хочу ее снять. Кирилл приподнимается, используя свой пресс, и выпрямляет руки. Стаскиваю с него футболку, бросая ее на край кровати, пока он падает на подушки, возвращаясь в исходное положение. Его грудь почти безволосая, под пупком узкая дорожка темных шелковистых волос, по которой я провожу пальцами, тормозя у пояса джинсов, ниже которого их не опускаю. Они возвращаются назад и гладят выступающие грудные мышцы, мощные ребра. Носом прижимаюсь к центру груди и снова вдыхаю. Рука Кирилла выскальзывает из-за головы и приземляется на матрас рядом с моей стопой. Вздрогнув, принимаю вертикальное положение и откидываю с лица волосы. — У тебя есть тату? — спрашиваю нетерпеливо. Зажав пальцами второй руки переносицу, он делает долгий выдох и говорит: — Есть. — Где? — облизываю губы, на которых все еще горит след его языка. Убрав от лица руку, роняет ее также — на матрас. — Нужно снять штаны, — поясняет без веселья или подтекста. — Ясно… — опускаю глаза на его ширинку. Я колеблюсь всего секунду, потом берусь пальцами за пуговицу. Вожусь с ней и ширинкой, задевая костяшками горячую, изогнутую под плотной джинсой длину, не получая в ответ никаких упреков, только тишину и движения тела, позволяющие стащить с Кирилла Мельника штаны и оставить его в одних серых боксерах. Я не пытаюсь отводить от них глаза. После всех манипуляций со штанами, из-под резинки выглядывает налитая кровью головка возбужденного члена, и его размеры отлично соотносятся с остальными параметрами этого тела. У меня в животе тянет… Кирилл за мной наблюдает, проводя рукой по волосам и хватаясь ладонью за спинку кровати. Мышцы его бедер отчетливой линией выделяются на их внутренней стороне. Над коленями тоже. Сидя между ними, провожу пальцами по покрытому густыми темными волосками бедру чуть ниже края трусов, спрашивая с легким замешательством: — Что это такое? Его тату — черная полоска шириной в пару сантиметров, кольцом опоясывающая ногу. — Мне было девятнадцать, я поспорил с другом, — слышу короткое пояснение. — Ты, видимо, проиграл? — вскидываю на него глаза. Его губы на секунду изгибаются в улыбке. — Да, я проиграл. Условием было набить тату, я не хотел долго думать. Выбрал то, что могли сделать за один сеанс. — Выбор странный, — говорю, чувствуя, как подкатывает к губам улыбка.