1. Встреча. Сентябрьский день клонился к вечеру, хотя небо было еще светлым, сине-розовым с багровой каймой заката. Опавшие листья только-только начали покрывать асфальт, до зимы было еще далеко, но мужчина средних лет, томясь в ожидании, ежился от холода. Он сидел на скамейке и смотрел на средний подъезд дома напротив, внимательно следя глазами за всеми, кто оттуда выходил. Не то, не то… Нужный ему объект он знал в лицо, поэтому ни с кем перепутать не мог. Ждать пришлось долго, почти три дня. Покидая свой пост ночью, мужчина вновь приходил рано утром, меняя для разнообразия скамейки, на которых сидел, но неизменно устремляя свой взор все на тот же подъезд. В конце концов, объект должен был появиться, деться ему некуда, и тогда он сделает то, что должен сделать, чтобы обезопасить себя от возможных осложнений. Провал в деле, которое он считал давно отлаженным, явился для него полной неожиданностью. Рухнула стройная система, хотя все было обдумано до мелочей, рассчитано до доли секунды. Специалисты у него были славные, опытные. Они за три месяца не допустили ни одного прокола, ни единой промашки, нигде не засветились и ни разу его не подвели. Никто не знал, что он ими руководит, его конспирация была полной. И все-таки дело рухнуло… Где теперь искать виновных? Мужчина, пряча глаза за темными очками, поправил козырек кепки , надвинутой на лоб. Достав из сумки термос, налил себе чаю, с наслаждением отхлебнул, и в этот момент увидел того, кого ждал. Молодой человек быстро шел к подъезду, но не один, а рядом с женщиной, которую ожидающий тоже знал в лицо. Не повезло, подумал он, свидетели в этом деле не нужны, придется дожидаться другого раза. Он продолжал отхлебывать чай, вместе с тем следя, как парочка входит в подъезд. Но уходить рано, надо проследить, здесь ли объект будет ночевать или отправится в другое место. Если здесь, то дело можно считать сделанным, он встретит его утром. Если куда-то пойдет , тоже неплохо, встреча вполне может состояться уже сегодня. Покончив с чаепитием, мужчина встал и прошелся вдоль дома, наблюдая за окнами интересующей его квартиры. Никто не выходил, балкон был пуст, и он зашел за угол, чтобы убедиться, что машина стоит на месте. Он специально поставил ее подальше от дома, чтобы никто из жильцов не мог запомнить цвет, марку или записать номер. Его план должен осуществиться четко, не оставляя следов. И вот наконец-то повезло. Молодой человек буквально вылетел из подъезда и торопливо направился не к метро, а совсем в другую сторону. Мужчина встал и пошел следом, боясь, что объект убежит слишком далеко от машины. Прибавив шагу, он нагнал его и грубо схватил за руку. Молодой человек остановился и удивленно посмотрел на неказистого, низкорослого мужичка. – В чем дело? – спросил он. – Надо кое-что выяснить. Ты что же, не узнаешь меня? – Я вас не знаю. – Как же так? Я тебе помог, можно сказать, невозможное для тебя сделал, а ты меня знать не знаешь? – Первый раз вижу, – искренне сказал молодой человек, и мужчина ему поверил. – Это хорошо, что первый раз. Значит, не все у меня потеряно. Шанс, значит, есть. Но ты должен на время исчезнуть от греха подальше. Понял? Ты единственный свидетель. Тебя могут пригласить для дачи показаний, и ты расколешься. А мне это ни к чему, семья у меня. – Что-то я ничего не понимаю. – Сейчас поймешь. Вот стоит моя машина – садимся и едем. – Я никуда не поеду. Я должен идти – меня ждут. – Подождут, ничего с ними не случится. Если будешь слушаться, пощадим и тебя. Но сначала ты сделаешь то, о чем я попрошу. – Ты что, дядя, с ума сошел? Может, ты меня с кем-нибудь из своих собутыльников перепутал? Так погляди внимательнее. Я – не он, а потому никуда не поеду. И делать ничего не буду. Мужчина ничего не ответил, сунул руку в карман. И в тот же момент молодой человек почувствовал, что голова у него закружилась, а лицо собеседника исчезло в тумане. 2.Письмо. В этот день Татьяна Михайловна Полякова возвращалась домой поздно. В ее конструкторском отделе происходило освоение нового изделия – завод возрождался после многолетней спячки. Работы было очень много, и она – начальник одного из подразделений отдела Главного конструктора, последние два месяца находилась в постоянных заботах и хлопотах. Она шла неспешной походкой, с удовольствием вдыхая чистый после дождя воздух и радуясь тому, что завтра – выходной, можно будет не думать о работе и приятно отдохнуть. Возле подъезда своего дома она остановилась поговорить с соседками, которые, как обычно, начали расспрашивать, как поживает за границей её племянница и часто ли пишет письма. Юлия, дочь её трагически погибшего брата, уже шесть лет жила с матерью в Германии, письма писала не часто, а в последнее время и вовсе перешла на телефонные звонки и компьютерные SMS, которые посылала своему двоюродному брату Андрею. Поэтому Татьяна Михайловна очень удивилась, когда увидела в почтовом ящике конверт с иностранными штемпелями. В подъезде было темно, а зрение у неё далеко от идеального, и она, отчего-то волнуясь, положила конверт в сумку. Дома она наденет очки и тогда уже прочтет и адрес на конверте, и само письмо. Тетушка была уверена, что оно всё-таки от племянницы, и, стало быть, таким образом растягивала удовольствие, которое всегда получала от чтения Юлькиных писем. Но когда она сняла плащ, сбросила с опухших от усталости ног туфли и наконец-то, вооружившись очками, удобно уселась в кресло, то её ждал сюрприз: письмо было не от Юли. Она внимательно оглядела конверт, изучив его с обеих сторон, и не сразу увидела, что в левом верхнем углу стояла четкая надпись иностранными буквами: Париж. Татьяна вздрогнула: неужели? Сердце учащенно забилось. Письмо из Парижа могло быть только от нее, от подруги Нины, которая четыре года назад уехала туда лечиться от рака. Нина была ее лучшей подругой еще со школьных времен, подругой, от которой она не имела никаких секретов и всегда все знала о её жизни и жизни ее близких. Нина помогала ей в трудные минуты, как и Татьяна Нине, они вместе провели немало приятных часов. Вместе переживали за брата Тани Михаила Лунина, когда он заболел, и пытались его спасти. Боже мой! Она даже не знает, что Миши уже нет, что все закончилось так плохо, как нельзя было ожидать. Сколько событий произошло за эти четыре года, сколько неприятностей свалилось на семью Луниных – Поляковых. Неужели это еще не все? Татьяна сознательно медлила, не торопилась вскрывать конверт, потому что боялась прочитать там плохие новости о подруге. Неужели Нина, такая очаровательная, такая жизнерадостная, могла умереть от рака? Нет, этого не может быть. Это другие умирают, старые и хилые, а она должна вылечиться. Нина так любит жизнь, так старается нравиться мужчинам – и почти всегда добивается этого. Известный киноартист Фёдор Маховец, кумир всех девушек, влюбился в неё с первого взгляда, когда Нина Горлатых, корреспондент”Московских новостей”, пришла брать у него интервью. Они вместе, уже поженившись, были гостями на свадьбе Миши. Как счастлива была тогда Нина, как блестели её глаза! Беспечное было время. Ничего не предвещало трагедии, все ждали от жизни только хорошего, даже не пытаясь заглянуть в будущее. И вдруг, как гром среди ясного неба, болезнь Нины, госпитализация, долгое обследование и, наконец, операция. Недолгая ремиссия, давшая было надежду, закончилась разочарованием. Болезнь вновь заявила о себе. Всё шло к трагическому концу, спасти её могли только за границей. Неужели не спасли? Татьяна Михайловна ещё раз посмотрела на конверт, повертела его в руках, не решаясь распечатать. Если письмо от Нины, почему оно кажется таким невыносимо чужим, начиная с чётких печатных надписей и кончая нерусскими, с непонятным изображением марками. Неужели?.. Она ещё раз посмотрела на обратный адрес, пытаясь разобрать французские буквы, но опять же, кроме слова Париж, ничего не поняла. Время шло, а Татьяна всё ещё вертела конверт в руках, щупала его, пытаясь угадать содержимое. Письмо было тонким, видимо, ничего, кроме листа бумаги, там не было. Как глупо она себя ведет! От её медлительности и нерешительности абсолютно ничего не зависит, ничего не изменится. Надо читать. Она взяла ножницы и аккуратно, не повредив обратного адреса, отрезала край конверта и вынула свёрнутый вдвое листок. И опять сердце учащённо забилось. Может быть всё-таки лучше не читать? Да что она в самом деле! Солидная женщина, взрослого сына имеет, а всего боится, как девочка-подросток. Уход от действительности, так называемая позиция страуса, который прячет голову в песок, ещё никого не спасла. Она развернула листок и начала читать. Выражение её лица оставалось спокойным, только руки слегка дрожали. Татьяна покачала головой, отложила листок и уставилась в одну точку. В такой позе и застал её муж, который всегда возвращался с работы позднее её. – Ну что, будем ужинать? – сказал Сергей Алексеевич, чтобы вывести её из оцепенения. Она кивнула головой, но продолжала сидеть. – Что случилось? – Нина возвращается в Россию. Надо встречать. – Это какая Нина? Горлатых? Надо же! Она поправилась? – Видимо не совсем. Вот Фёдор пишет, что она хочет умереть в России. – Ничего себе! Что-то от твоих новостей у меня пропал аппетит. У неё рак, я не ошибаюсь? – Рак лёгких. Но если она не умерла до сих пор, по-моему, есть шанс. Она же болеет лет семь, первая операция у неё была ещё в Москве, а там, наверное, повторная. Если она приедет, мы всем миром должны её спасти. – Каким образом? – недоверчиво спросил Сергей,– как был этот рак неизлечим, таким он и остался. – Всё равно. Надо собрать всех экстрасенсов, подключить тибетскую медицину, скупить в аптеках все травы – вдруг что-нибудь поможет? Нельзя сдаваться. – А почему у неё рак лёгких? Она что, дымила, как паровоз? – Нет. Это Ленка Ткаченко дымит, как паровоз. Ты перепутал. Я как-то раз у неё в гостях была, так перед моим визитом она два дня комнату проветривала. Я тут курю, говорит. До чего дошла – курит по -чёрному, сына не стесняется. – И никакого у неё рака? – Никакого. И выглядит прекрасно. Так кто сказал, что курить вредно? И если этот самый рак – живое существо, так почему ему нравится табак, а не свежий воздух, например? – Если этот рак – живое существо, как ты говоришь, то оно, как и некоторые люди, обожает наркотики. Вот и весь сказ! Чем больше наркотического табака, тем больше рака,– объяснил Сергей. –Наверное, ты прав. Но как страшно всё это! Как обидно, что бессильна медицина… – Это чёрт знает что! Космические корабли запускаем, луноходы высаживаем, сами в открытый космос выходим, а рак вылечить не можем! В человеческом организме за многие века разобраться не в состоянии! – Человеческий организм сложнее космического корабля,– уверенно констатировала Татьяна, наконец-то поднимаясь с кресла. – Сложнее, говоришь? Но даже точные приборы проходят контрольные испытания для выявления скрытых дефектов, почему же человека-то никто не проверяет? Начинают лечить, когда уже поздно. – Так устроена наша традиционная медицина. Лечим не причину, а следствие. Может быть, я зря не пошла в медицинский? Моя мама очень хотела, чтобы я стала врачом. Я чувствую, что у меня есть способности к медицине,– с сожалением заметила Татьяна. – Ты бы наверняка изобрела вакцину от рака. Но мы с тобой тогда бы не встретились. Я никогда не собирался в медицинский. – Но это была бы жертва во имя науки. Меня всегда интересовала медицина как наука, но как подумаю о практической стороне, так хочется бежать. Эти трупы в анатомичке, кровь, гной, вирусы. Нет ,тут надо иметь железные нервы. Однако, хватит об этом. Нина жива, и это уже хорошо. Надо обрадовать общих знакомых, одноклассников. Кому позвонить в первую очередь? Лариске или Ирке? Пожалуй, Лариске. От Ирки толку нет, одни эмоции. Даже посоветовать толком ничего не сможет. Начнёт охать-ахать, а при встрече с Ниной ещё и ляпнет какую-нибудь бестактность, вроде того: “А мы думали, всё, умерла наша Нина, и как мы без неё?” Нет, надо договориться с Ларисой и сходить к Нине с ней вдвоём, а потом видно будет. Одной Татьяне было почему-то страшно и неловко, ей нужна была поддержка такой практичной женщины, как Лариса. Она подошла к телефону и набрала знакомый номер. – Лариса? Привет! Узнала? – Конечно. Рада тебя слышать. Что новенького? – Через два дня в Москву приезжает Нина Горлатых. – Да что ты говоришь! – обрадовалась Лариса,– выздоровела? – Видимо не совсем, но надежда есть. – Слава богу. А откуда ты узнала?