– Я имею в виду то, что сказал. Или у вас в Штатах говорят то, что не имеют в виду, имея в виду то самое? Она немного отодвинулась от меня, чтобы посмотреть мне в глаза, но, похоже, пожалела об этом почти сразу же, потому что так ничего и не нашла в них. Зато я заметил в её глазах кое-что, что весьма развеселило меня. За годы практики я научился читать язык тела без единого труда. – Я всё ещё не понимаю, о чем вы, Антонио. – Скажи мне, Джемма, твой отец знает, что его драгоценный камушек употребляет запрещённые препараты? Её тело моментально сжалось и задрожало в моих руках, а ладони стали влажными. – Тш-ш-ш, я никому не скажу. – Как ты понял? – Как хорошо, что мы перешли на «ты», правда? – Я слишком хорошо разбираюсь в этом, малышка, и кстати, тайны сближают людей. Но вот вопрос: насколько близко? Она тяжело выдохнула: – Что ты хочешь за молчание? Я рассмеялся. – Не думал, что создаю впечатление болтуна или нуждающегося в чём-то. – Вовсе нет. – Но я также и не благородный человек. – Мне нужна помощь, Антонио. Интригующе, сказал бы я, если бы всё не было так прозрачно. – Доза? – Да. – Я не говорил тебе, что являюсь рыцарем, спасающим красивых девушек, совсем напротив, я монстр, любящий их боль и страдания. Её голос стал лаской для моих ушей, да чёрт, как и для любого мужчины, имеющего член в работе. – Прошу, помоги мне, и я сделаю всё, что ты захочешь. Я шумно втянул воздух в лёгкие, вдыхая цветочный аромат её духов. – «Сделаю всё, что захочешь». Мои любимые слова, как ты узнала? Она тяжело сглотнула. – Что ты можешь мне дать взамен, Джемма? – Не думаю, что такой красивый мужчина нуждается в женском внимании, тем более в моём, тем более зная теперь правду обо мне. – Правду о том, что ты любишь наркотики? Это совсем не смущает меня. – И все же? – И все же… Я развернул нас так, что она оказалась в руках своего отца к концу песни. – Хорошего вечера, синьорина Джемма. Я поклонился в шуточной манере и поцеловал её трясущуюся руку. В её красивых зелёных глазах был испуг и мольба одновременно. София Просите – и воздастся вам, ищите – и найдёте. Стучитесь – и дверь отворится перед вами. Кто просит, получит; кто ищет, всегда найдёт; и откроется дверь перед тем, кто стучится. Мф. 7:7—8 – Мне кажется, это платье тебе совсем не идёт, дорогая. – Не припомню, чтобы спрашивала твоего мнения. Виктория не могла принять тот факт, что сегодня я выглядела на порядок лучше неё. – Нахалка! – Стерва, – парировала я. – Ты уже совсем обнаглела, София! Я тяжело выдохнула, закрыв глаза на несколько секунд. Где моя дурацкая игрушка-антистресс, когда она так нужна? – Виктория, когда ты уже поймёшь, что я тебе не соперница? Я дочь твоего мужа, сестра твоего сына. Я даже не чья-то любовница. Она усмехнулась: – У твоего отца не может быть любовницы, милая, я даю ему всё, что необходимо. Я подарила ему сына. Она противно улыбнулась мне. Её большие красные губы растянулись на пол-лица в неприятной улыбке, и я уже догадывалась, какую гадость она хочет сказать: – Не то что твоя мать. Эти слова кольнули меня в самое сердце, будто хлыст ударил меня по спине. Виктория знала, на что давить. Но я не подала виду, а лишь слегла улыбнулась ей. – Не думай, что если я всего лишь дочь, а не сын, то мой отец не станет вступаться за меня. Я его ребёнок, как и Доменико, а ты всего лишь жена, причём вторая. Не забывай об этом, Виктория. Я хотела уйти, но она схватила меня за руку: – Не думай, что я не вижу, как ты крутишься вокруг моего сына, мерзавка! – Вокруг твоего сына? Это мой брат, Виктория, всего лишь невинный ребёнок, не стоит заполнять его сердце той же чернотой, что и твоё! Ты просто ненормальная! Она усмехнулась: – Когда-нибудь ты уйдёшь из нашего дома, и Альфредо забудет тебя так же, как забыл и твою мать. И как будто её работа противной мачехи была недостаточно хороша, она презрительно скользнула взглядом по моим длинным чёрным волосам, в точности таким, как у моей матери. Она знала, как отец их любил. Я подмигнула ей: – О, Виктория, ни мою мать, ни меня отец никогда не забудет. На этих словах я отдёрнула свою руку от неё и ушла прочь, к дамской комнате. Мне было необходимо плеснуть в лицо холодной воды. Я чувствовала, что буквально сгораю от злобы. Музыка в уборной играла так громко, что когда я оказалась здесь, мои ушли могли немного передохнуть от шума и болтовни. Я включила воду и, намочив ладони, приложила их сначала к лицу, затем к шее, освежая и восстанавливая свою кожу. Я взглянула на себя в зеркало, моё лицо и вправду было красным от злости. Виктория настоящая змея, которая и в подмётки не годится моей матери. Если бы не Доменико, то я бы преподала ей урок. Её слова о моей матери как яд касались моей кожи. Меня отвлекли странные звуки, доносящиеся из кабинки туалета. Было похоже, что кого-то тошнит. Но когда я зашла, было так тихо, что я подумала, что я здесь одна. – Здесь кто-то есть? – спросила я, прислушиваясь к тишине. Я подошла к кабинке, из которой, как мне показалось, доносились эти самые звуки, и постучала. – Извините, вам плохо? Я могу помочь? Но в ответ снова тишина. Тогда я толкнула дверь, она оказалась не заперта. Возле туалета на холодном полу сидела совершенно потрясающей красоты девушка, которую я заметила ещё в зале, она танцевала с Антонио Морелло, и тогда её вид был поистине испуганным. Неужели он сказал ей что-то ужасное? Он мог бы. Я присела рядом с ней, её голова была опущена. – Как ты, нужна помощь? Она посмотрела на меня своими зелёными глазами.