Выдох. Если бы в досягаемости было что-то острое, я бы выколола себе глаза. — Я не сбивала тебя, — повторяю. — Я просто задела, пока сдавала назад. Надо бы показать доктору твою ногу. Ты здесь одна? Я оглядываюсь, но больше никого не вижу. Она качает головой. — Да. Тебе придется меня отвезти. Это меньшее, что ты можешь сделать. — Да, это меньшее, что я могу сделать, — стараясь не смотреть на нее, я едва ли не заталкиваю ее на заднее сидение. — Береги голову. Я поворачиваюсь к Софи. — Соф, набери отцу и попроси встретить нас в медицинском центре «Дезерт Спрингс». Там есть травмпункт. Она кивает и достает телефон, а я пытаюсь абстрагироваться от хлипов, подвываний и откровенно сволочных обвинений Ванессы. — Ты не повезешь меня туда. Это богадельня для бомжей и людей на пособии. — Ты просто хотела меня изуродовать, чтобы Рик больше не хотел меня. — Это все твоя ревность, ведь я моложе и темпераментнее тебя. Я не считаю нужным отвечать ни на один выпад за крайне долгие двадцать минут поездки. Хорошо хоть Софи нацепила свои наушники и ничего не слышит. Когда мы, наконец, доехали, я отправляю Софи за креслом-каталкой и везу Ванессу уже сама. Чувствую себя очень уж дерзкой и едва сдерживаюсь, чтобы не вкатить ее прямо в мусоросборочный фургон, что курсирует по парковке. Не убивать Ванессу. Не убивать Ванессу. Не убивать Ванессу. Я повторяю это про себя, пока мы проходим через раздвижные двери и регистрируемся. Только я пытаюсь решить, оставить тут Ванессу одну или нет, как Рик с важным видом появляется в зале ожидания. Рик всегда ходит с очень важным видом, ибо уверен, что без него никогда и ничего не начнется. Мой бывший муженек неплохо выглядит. Насколько может быть привлекательным тридцатидевятилетний мужчина. Ростом в шесть футов (прим. пер. — примерно 183 см), с темными волосами с проседью на висках. Гладко выбрит и подтянут. Владеет рекламным агентством, где он и познакомился с Ванессой. Она была его ассистентом-администратором. Хорошо, видимо, «поассистировала». Но я отвлеклась. Внешне Рик кажется лакомым кусочком. Симпатичный и успешный. Так и не скажешь, что, по сути, он лживая тварь. Я сразу вспоминаю, что мне следовало бы жалеть Венессу, а не ненавидеть. Она даже не представляет, с кем связалась. Хотя такая хищная шлюха, наверное, этого заслуживает. Срань Господня! Я же не сказала этого вслух? Я быстро оглядываюсь и облегченно вздыхаю. Слава богу! Не сказала. — Какого черты ты творишь? — начинает наезжать на меня Рик, приближаясь к нам. Ему без разницы, что мы стоим в переполненном зале и что рядом со мной его дочь. — Ничего. Твоя девушка споткнулась позади моей машины, когда я сдавала назад, — уверенно отвечаю я. — Хрень, — рявкает Рик. Он подходит к нам, нагибается к Ванессе, целует ее в губы и гладит по платиновым блондинистым волосам. — Ты в порядке, тыковка? — он мурлыкает с ней, а я еле сдерживаю тошноту. Тыковка? Ей сколько лет? Двенадцать? Ой, подождите. Может, и вправду. Или ему так кажется. Она демонстрирует ему сломанный ноготь и опухшую ногу и трогательно хныкает. Рик выпрямляется и оборачивается ко мне. — Ты довольна? — он вопрошает. — Ты хотела мне отомстить, и у тебя получилось. Но тебе не стоило для этого нападать на Ванессу. — Рик, это смешно… — начинаю я. — Пап, — перебивает Софи, — я была там. Мама не нарочно. Ванесса выбежала перед машиной. Это был несчастный случай. Рик ходит кругами и разглядывает ее. — Софи, не вмешивайся. Твоя мать совершила чудовищный поступок. Не могу поверить, что ты ее защищаешь. Я смотрю на него в недоумении. — Чудовищный поступок? Если чудовищным ты считаешь то, что я подняла с тротуара твою смазливую малолетку, которая практически шагнула под мою тронувшуюся с места машину и подвернула ногу из-за того, что ходит по магазинам на шпильках. Которую я потом чуть не на руках усаживала в свою машину, везла через весь город в больницу, где записала ее, проводила в зал ожидания и была с ней до твоего появления… То да, ты прав. Я совершила чудовищный поступок. Если ты подразумеваешь что-то еще, то ты больной. Хорошего дня, Рик! Я задеваю его, проходя мимо, и направляюсь к выходу, а он кричит мне вслед: — С тобой свяжется наш адвокат. Передаст тебе иск за это. Я ошеломленно застываю. Считаю до пяти и глубоко дышу, чтобы не развернуться и не убить их обоих. Медленно поворачиваюсь, мысленно аплодируя своей титанической выдержке. — Рик, ты идиот! На парковке торгового центра куча видеокамер. Уверена, что любой суд присяжных или судья Америки сочтет, что я ничего не нарушила. Они увидят, что твоя подружка шагнула под машину, и поймут, что это несчастный случай. А также они увидят, что твоя подружка — практически ребенок, так что любая присяжная будет на моей стороне хотя бы просто из женской солидарности. Но если тебе хочется докопаться до меня любой ценой, то вперед, умерь свой пыл, мы ведь оба знаем, что у тебя с этим проблемы. Вот блин! Увидеть у Рика такое выражение лица — бесценно! Мне бы должно было быть стыдно за то, что наговорила все это при Софи, но я слишком взбешена, чтобы ясно мыслить. Я собираюсь уйти, и Софи следует за мной. С удивлением смотрю на нее, а Рик напоминает, что она должна остаться. Она оборачивается к нему. — Я передумала, папа. Нет желания проводить с тобой выходные. До тех пор, пока ты не начнешь лучше относиться к маме. Она резко разворачивается и уходит к машине. Я в шоке. Обескуражена. Потеряла дар речи. — Отлично. Посмотри, что ты натворила, — ухмыляется Рик. — Настроила дочь против меня. Я снова обескуражена и не знаю, что сказать. Это мой рекорд. Дважды за минуту. — Рик, ты все это сделал сам. Теперь уже я разворачиваюсь. Жалею только об одной вещи. Что надела этот дурацкий свитшот. Было бы прикольно сейчас выглядеть чертовски соблазнительной, а не затрапезной и взмокшей. Ну да ладно. Что поделаешь. Софи сидит в машине. По обыкновению, в наушниках. Я сажусь на водительское сиденье, поворачиваюсь к ней, протягиваю руку и тяну наушник. — Софи, тебе необязательно принимать чью-то сторону. Твой папа — это твой папа, а я — твоя мама. Наши с ним проблемы — не твои. Она так смотрит на меня, как будто я вдруг выросла на две головы и начала носить ее прошлогодние вещи. — Ты в своем уме? — спрашивает она, а голос ее срывается. — Папа вел себя как засранец. А я не хочу иметь ничего общего с засранцами. Я автоматом начинаю просить ее не называть отца засранцем. Но он-то застранец. Мы могли бы его даже называть засранистым засранцем. Так что я затыкаюсь и сворачиваю в сторону дома. — А мы разве не собирались пообедать? — канючит Софи, высовывая голову из пассажирского окна. — Да ладно? После всего ты еще думаешь о еде? Она смотрит на меня в недоумении. Я вздыхаю. — Ты же еще тинэйджер. — Но я твой тинэйджер, — она улыбается. Софи отлично знает, как меня уговорить. Хитрая у меня девочка. Я отвожу ее в наш любимый китайский ресторанчик, и мы объедаемся цыпленком «Кунг Пао» и двойным шоколадным вулканом на десерт. Мы смеемся все это время, совершенно забыв про гнусности засранца Рика. — А я рада, что силиконовые сиськи Ванессы не лопнули, — хихикает Софи, поглощая шоколадный соус. — Взрыв донесся бы до Японии. И мог бы вызвать еще одно цунами. Не могу удержаться от смеха, но прошу ее не шутить по поводу цунами. Она округляет глаза. — Я не шучу. На полном серьезе. Взрыв такой амплитуды вполне может вызвать где-нибудь стихийное бедствие. Например, сход лавины в Кордильерах или еще что-то. Никаких шуток. Я хохочу, прося счет, ведь она права. Силиконовые сиськи Ванессы огромны. — Как думаешь, какого они размера? — развиваю тему, доставая кредитку. — D? Глаза Софи лукаво загораются. — DD, — говорит она с уверенностью. — Я видела ее беспонтовый лифчик в стирке у папы. Я все время жду, когда же она, наконец, грохнется под их тяжестью. Я понимаю, что неправильно шутить над такими вещами вместе с Софи, но после этого утра ничего не могу с собой поделать. Знаю. Я — Мать года, посмотрите на меня! — Не хочешь сходить в кино? — предлагает Софи, когда мы выходим. Я в шоке. Ей никогда не приходило в голову пойти со мной в кино. Я стала для нее отсталым родителем, как только ей исполнилось тринадцать. Она оговорилась, я уверена. Она ржет, глядя, как у меня отпадает челюсть. — Чего? — невинно хлопает глазами. — У нас же девичник?