Я обнюхиваю Кисоньку, как пёс обнюхивает съедобное сокровище. Я берусь за неё, как повар берётся за тесто. Глажу, шлёпаю и валяю. И тогда она воскресает ото сна, а я, наоборот, вырубаюсь. ? Но иногда требуется другой подход. Вот и теперь, едва я собрался её воскресить по привычной схеме, как получил отпор. – Ты груб и тороплив, – сказала Кисонька. – Я ничего не чувствую. Лицо её напоминало тучу, из которой вот-вот ливанёт. – Совсем не хочется просыпаться. Не хочется жить. Зачем жить? Я никому не нужна. Я мёртвая, не различаю ни запахов, ни цветов. Я нужна тебе только для того, чтобы трахать по утрам и пользоваться моими идеями. Ты не заботишься обо мне. Я чувствую себя кольцом, завалившимся за диван… Омрачённый таким поворотом дела, я всё же отметил про себя великолепие метафоры. Я потянулся за телефоном, чтобы записать, но передумал. Записывать в такой момент – это уж слишком. Постараюсь запомнить методом ассоциаций. Кольцо. Кольцо, как у Толкина. Диван… у бабушки был диван, обтянутый зелёной материей. Зелёный колючий диван, за который завалилась Кисонька… – По утрам мне кажется, будто жизнь держит меня под водой. Держит насильно и смотрит, как я захлёбываюсь. И ждёт, когда я захлебнусь. Снова метафора! И опять прекрасная, яркая, сочная, говорящая! Толкин, диван, вода… Я схватил телефон и начал вбивать в него слова. – Я живу будто не с тобой, – сказала Кисонька. – Будто одна. Я чувствую, что ты здесь и не здесь. Ты всегда в своих мыслях, в своём телефоне, что-то записываешь. Я живу не с тобой, а с целой толпой чужих мне персонажей. Они торчат в нашем доме, едят нашу еду, спят в нашей спальне. Иногда я не знаю точно, с кем занимаюсь любовью, с тобой или с кем-то другим. 2 Существует ещё один способ утреннего воскрешения Кисоньки. Срабатывает в любых ситуациях. Достаю свёрнутый в рулон электрический мат-расик, раскатываю на кровати рядом с Кисонькой, включаю. ? Личико Кисоньки перестаёт расплываться и обретает отчётливость. ? Поверх матрасика расстилаю плёнку на манер маньяка-чистоплюя. Говорить ничего не приходится, Кисонька сама переползает на плёнку. Личико оживляется. ? Открываю большую зелёную банку, насыпаю из неё в миску, разбавляю тёплой водой, перемешиваю. По комнате расползается таинственная вонь. ? Так пахнут могилы древних королев. ? – Ты такой вонючий, – говорит Кисонька, потягиваясь. Губки её образуют озорную улыбку. ? Черпая из миски, обмазываю Кисоньку получившейся жижей. Жижа обладает чудодейственными свойствами. Кисонька приятно скользит под ладонями. Всё выглядит так аппетитно, что хочется лизнуть. Украдкой пробую с пальца. Кисло и на зубах хрустит. Наверное, мощи одной из тех самых древних королев. Кисонька переворачивается на спину, смотрит на меня нежно. – Ну разве можно ходить в салон, чтобы это делал другой мужик, да ещё за пять тысяч? – А что, в салоне мужики? – Бывает, что и мужики, – Кисонька блаженно закрыла глаза, демонстративно предавшись воспоминаниям.