После аварии я побаивалась машин. Сердце непроизвольно сжималось каждый раз, когда приходилось переходить улицу, я с трудом терпела поездки в автобусах, а сегодня утром папа еле-еле уговорил меня сесть в наш семейный внедорожник. При мысли, что придется пережить это ощущение снова, внутри все похолодело. — Ты до скончания времен будешь ждать, — парировал Андрей и настойчиво сказал: — Садись! Я в нерешительности остановилась, пытаясь выбрать из двух зол меньшее: провести ближайшие полчаса на холоде под хлипким козырьком остановки или в сухости и тепле, но в пугающем салоне машины. Наконец приняв решение, я подбежала к авто, открыла дверь и села вперед. — Правильный выбор, — констатировал Андрей с легкой улыбкой. — Нечего девушке мокнуть под дождем. — Я и не мокла. На остановке вполне сухо. — Да, поэтому твоя одежда к тебе прилипла. Андрей лукаво мне подмигнул, отчего мои щеки обдало жаром. Как же наивно было думать, что он ничего не заметит. Я опустила глаза и поправила юбку, чтобы сиденье осталось сухим. Все-таки дождь намочил ее лишь с одной стороны. — Тебя подбросить к дому брата? — тем временем спросил Андрей, с прищуром глядя в зеркало заднего вида. — Да, если можно. Мой новый знакомый повернул руль и отъехал от остановки, вливаясь в поток машин, медленно едущих против течения дождевой воды. — Отвратительная погода, не правда ли? — он вновь улыбнулся, и эта улыбка резко контрастировала с его словами. — Правда, — согласилась я. — Тогда давай послушаем музыку. Она гарантированно поднимает настроение. Андрей нажал на кнопку на приборной панели, после чего из колонок полились звуки фортепиано. Я сразу же узнала этюды Фредерика Шопена. Первый как раз назывался «Водопад» — под стать сегодняшнему ливню. — Хочешь знать, кто играет? — Андрей искоса посмотрел на меня, держа руль одной рукой. — Кто же? — Я. — Правда? Мои брови сами собой поползли вверх. Этюды Шопена считались очень сложными для исполнения. Они требовали невероятной беглости пальцев и безупречной техники, которой владели немногие пианисты. Неужели Андрей действительно мог играть Шопена? Да еще и так хорошо? — Пришлось попотеть, чтобы выучить «Водопад». Но результат того стоил, ты так не думаешь? Вопрос Андрея был риторическим. Я закрыла глаза, вслушиваясь в мелодию. Она смешивалась с шумом дождя и машин на дороге, но все равно оставалась чистой и прекрасной. Ни единой ошибки. Ни единой фальшивой ноты. Только поэзия, выраженная звуками, как говорил известный дирижер[1]. — Это потрясающе, — я с восхищением посмотрела на Андрея, отчего тот улыбнулся. По дороге мы говорили не только о музыке, но и о многих других вещах. Оказалось, он объездил чуть ли не полмира, в то время как я с семьей мало где была – мы отдыхали только в Турции, Болгарии и на юге России. Он имел друзей-иностранцев и, казалось, знал самых популярных ребят нашего города. Слушая Андрея, я все гадала о том, почему он так не нравился Егору. При более близком рассмотрении новый клавишник группы показался мне весьма интересным человеком. Почему же они поругались? Дождь за окном тем временем закончился, и голубое небо показалось в разрывах облаков. Мы выехали на проспект, где вода уже сошла. До дома оставалось совсем немного… Но в этот момент между рядами машин на бешеной скорости пронесся электросамокат. В следующую секунду у меня заложило уши от истошного визга сразу нескольких клаксонов. Все водители прогудели самокату вслед, включая Андрея. Его лицо при этом перекосилось, а ноздри раздулись. — Оторвать бы ему руки! Все равно из одного места выросли! — выругался Андрей. — Вот же самоубийца! Я буквально вжалась в сиденье, слушая его гневную тираду, полную нецензурных выражений. — Он нарушил? — робко произнесла я. Андрей перевел взгляд на меня, как будто только сейчас вспомнив, что не один в салоне. — Да, — его голос смягчился. — Самокаты должны ездить только по правой стороне проезжей части, а этот идиот выскочил в середину, ты сама видела… — Видела… — Ты прости, я не сдержался. Просто терпеть не могу такое. — Я понимаю. Дальше мы ехали молча, и каждый, практически не отрываясь, смотрел на дорогу. Лицо Андрея застыло маской. Краем глаза я заметила, что он взял с приборной панели игральный кубик, сделанный из красивого камня всех оттенков фиолетового, и принялся вертеть его в руке. Судя по всему, это был талисман, однако я не решилась спросить у Андрея, верна ли моя догадка. Сам он не пытался продолжить беседу, и до конца поездки мы перекинулись разве что парой слов. [1] Цитата британского и американского дирижера Леопольда Стоковского. Глава 14 Когда я открыла глаза на следующее утро, было уже совсем светло. Пасмурный день проник в комнату сквозь тонкие шторы, наполнив собой практически каждый ее уголок. Я попыталась оторвать голову от подушки и тут же поморщилась от резкой боли. В виски словно впились десятки игл, горло предательски саднило, а мышцы ныли так, будто я всю ночь подрабатывала грузчиком. Черт, только этого не хватало! Пару дней назад Ника предупреждала, что заболела. Кажется, я заразилась от нее, а ливень только ухудшил ситуацию. И хотя Андрей вчера меня подвез, а потом я пила горячий чай с медом, от простуды ничто не спасло. А может, виной этому стал вчерашний стресс? Сначала допрос, потом невралгия, поездки в авто, а еще человек на самокате, из-за которого Андрей разозлился. Я не стала ничего никому рассказывать — не хотела, чтобы близкие снова переживали. Мама и так до сих пор не оправилась от субботнего происшествия. Папа стал следить, во сколько я возвращаюсь домой. Дара каждый день спрашивала о самочувствии — моем и Егора. И даже Сашка подкалывал вдвое реже, чем раньше. Прошлым вечером я всячески пыталась отвлечься от тяжелых мыслей с помощью комедийной дорамы. Но, видимо, она тоже не помогла. Я читала, что такое случается — эмоции уходят в тело, вызывая болезни. Значит, сегодня придется остаться дома. Вылезать из кровати совсем не хотелось, но кое-что все-таки требовалось сделать. Я потянулась за лежавшим на подоконнике телефоном, написала старосте, а потом вернулась к своей мягкой подушке. Но стоило мне снова задремать, как в дверь постучали. — Мелкая, не идешь в универ? — я с трудом разобрала голос брата. Из коридора он звучал глухо и бесконечно далеко. Затем послышался скрип двери. Не получив ответа, Сашка решил войти в комнату. — Ань, с тобой все в порядке? — задал он еще один вопрос, остановившись на пороге. У меня с трудом получилось разлепить веки и произнести: — Я заболела… За ночь мой голос совсем ослаб, и каждое слово давалось невероятно тяжело. Услышав его, брат нахмурился. — Жесть! Лечись давай! — Постараюсь. В комнату заглянула мама. Она уже надела плащ, а значит, собиралась выходить из дома. — Солнышко, ты плохо себя чувствуешь? — Да… — пробормотала я в ответ. Мама подошла ближе, склонилась над кроватью и коснулась ладонью моего лба. — Боже! Да у тебя жар! — Она тут же отдернула руку, как от огня, а затем начала говорить не со мной или братом, а сама с собой. — Что же делать? Я никак не могу пропустить встречу… — Иди. Со мной все будет в порядке, — еле слышно произнесла я. — Вызовем ей врача на дом, — предложил Сашка. — Да, ты прав. Сейчас позвоню в поликлинику, — мама бросила в его сторону быстрый взгляд, после чего снова повернулась ко мне. — Если тебе будет хуже, если что-то понадобится, звони мне, папе или Саше. Твой брат вернется через несколько часов. Только в эту минуту я обратила внимание на то, что Сашка надел черные брюки и такую же черную рубашку, что было ему совсем не свойственно. Он предпочитал более светлые и яркие цвета — белый, желтый, зеленый. В крайнем случае, серый или темно-синий. Что же заставило его изменить своему стилю сегодня? Точно! Сегодня же похороны Оксаны, а я и забыла… — Не задерживайся и купи Ане что-нибудь в аптеке, — сказала мама брату, выпрямляясь.