Он хотел заговорить, она ощущала напряжение в нем. Она ждала, надеясь и боясь. На миг жжение Сладких Снов на губах отошло на задний план. — Мисс Бек, — начал он, и она скривилась. Ее пальцы впились в его плечо. — Мисс Бек, вы не можете меня любить. Нельзя. В его голосе было что-то мрачное, что она не могла понять. Огонь загорелся в ее животе. — Соран… — начала она. — Нет! — он повернулся к ней, вырвался из ее хватки. — Я не позволю. Он нависал над ней, свет из дверного проема делал его лицо резче, подчеркивал все жуткие шрамы. Но она не видела шрамы. Она смотрела на его серые глаза, пылающие так, что она почти боялась. Но она не отвернулась, не отступала. — Не указывай мне, что делать, — сказала она. Ее ладонь замерла у его щеки на миг, а потом осторожно легла туда. Он закрыл глаза, и она ощутила, как его лицо напряглось под ее рукой. — Не говори мне, что думать. Что чувствовать. Мое сердце — только мое, и я выбираю, кому его открыть. Я выбираю, Соран. Не ты. Он покачал головой. Вдруг его ладони сжали ее руки у плеч. Его губы скривились, шрамы тянули губы, зубы сверкнули в гримасе боли. — Нилла, нет. — Скажи, — она едва дышала, но была настроена решительно, — что не любишь меня. Скажи. — Я… не могу. — Не можешь сказать? Или не можешь любить меня? — она склонила голову, пытаясь поймать его взгляд, когда он отвернул голову. — Что же, Соран? Скажи, или я… Она не была готова, не сразу поняла, что происходило, а он притянул ее к себе. Притянул для поцелуя, который послал волну шока по ее телу. Она тут же ответила, руки обвили его шею, прижали его ближе. Ее рот открылся, чтобы усилить его поцелуй. Он был голоден, в отчаянии, и она отвечала тем же. Она на миг забыла о яде на губах. Она дала себе ощущать столкновение их тел и душ. Его ладонь скользнула в ее волосы, отклонила ее голову. Другая ладонь, холодная и твердая, скользнула по широкому воротнику к ее плечу, пальцы из нилариума задели ее кожу. Она поежилась от холода, и он раздраженно зарычал. Он быстро изменил курс поцелуев, подвинулся к ее щеке, челюсти, спустился по шее к нежному изгибу ее плеча и ключицам. Тепло и нежность его рта прогнала ледяное прикосновение нилариума. Она запуталась пальцами в его волосах, ее спина выгнулась от его губ, ее разум и тело пылали. А потом она ощутила перемену. Дрожь пробежала по нему. Он закашлялся, отодвинулся от нее, его рот приоткрылся. Его глаза пытались сосредоточиться. Он снова закашлялся, шрамы выделялись сильнее от боли. — Нилла? — выдавил он, его холодная ладонь скользнула от ее волос по щеке. Его пальцы напряглись, пытались поймать ее. — Прости, — прошептала она, он опустился на колени. Его глаза закатились, сосредоточились, снова закатились. Она коснулась его лица, сердце сжималось от боли. Слезы лились по ее щекам. — Прости. Другого способа нет. Он рухнул на бок, волосы разметались по полу. Сладкие Сны сработали. 8 Соран лежал, придавив собой руку. Плечо болело от удара об пол. Его голова тоже болела, но он не знал о той боли, когда попытался сосредоточиться, прогнать тьму от приоткрытых глаз. Бессознательность подступала и утекала. Только железная воля не давала ему поддаться, дать теням утянуть его за собой. Нилла. Что она с ним сделала? Нет, он не соображал. Это сделала Дева Шипов. Точно. Или другой враг напал внезапно. Нилла… она не стала бы… Он слышал знакомый скрип, шаги спускались по лестнице маяка. С усилием, которое пронзило болью его череп, Соран приподнял веки и увидел Ниллу. Она была там. Он видел, как ее босые ступни легонько шагали по лестнице. Он пытался поднять взгляд, увидеть ее лицо, но не мог. Он снова потерял сознание. Что-то ждало во тьме в его голове. Что-то жестокое, свернувшееся во множество колец, окруженное сладким запахом. «Итак, любимый, вот ты и увидел правду о ее натуре». Что-то скользило в его душе, рвало по пути. Он пытался отпрянуть, но стены его разума давили. Он был в ловушке. «Слишком поздно. Боюсь, всегда слишком поздно». Боль пронзила его разум. Его душа истекала черной кровью. «Почему ты не учишься? Есть лишь одна чистая любовь в этом мире. Любовь, которую ты создал во мне в первый миг моего создания. И я хотела поделиться любовью с тобой…». — Соран. Нилла. Ее голос, тихий, но ясный, зазвучал в его ухе. От этого он вернулся в физическую реальность. Его приоткрытые глаза стали видеть четче, он посмотрел из-под опущенных ресниц. Она сидела на коленях рядом с ним. Его рука уже не болела, и он понял, что она повернула его. Он лежал на спине, смотрел на нее. Ее пальцы убрали пряди волос с ее лица. Он пытался заговорить. Что происходит? Ты в порядке? На нас напали? Слова были на языке, но он не мог вытолкать их за губы. Его губы горели… Нилла склонилась над ним. Длинная прядь рыжих волос упала с ее плеча, задела его щеку, и она нетерпеливо отбросила ее. Ее лицо в веснушках появилось перед его глазами, становилось то размытым, то четким. — У меня не было выбора, — сказала она. — Прости. Прости, что не сказала правду. Почему я пришла в Роузвард. Многие мои слова были правдой, но… я не рассказывала всего. О чем она говорила? Подозрения сдавили его сердце. Нилла… нет. Не Нилла. Не она. — Я знаю, что ты не простишь меня, — слезы мерцали в ее глазах, но не лились. — Я хочу спасти тебя. Думаю, я могу. Я знаю, что ты не можешь остановить Деву Шипов сам. Но маг Гаспар… возможно, у него получится. Гаспар. «Гаспар?». Душа Сорана содрогнулась так сильно, что его конечности дернулись. Но он не смог отогнать паралич, а Нилла вздрогнула и отодвинулась, ее глаза расширились. Гаспар! Что о Гаспаре? Что он сделал? Откуда она его знала? Нилла села на пятки, он увидел что-то под ее рукой — потрепанную обложку из красной кожи. Розовая книга. «НЕТ!». Крик рвался из его духа, рвал сильнее, чем объятия Девы Шипов. Но он не мог озвучить это телом. Он был заперт. Она отравила его. Нилла отравила его. Предала его. Нет, нет, нет! Не она! Не Нилла! Пусть она будет верной. Пусть другие будут плохими, лжецами. Пусть его душа будет проклята за его грехи. Но пусть Нилла будет верной! Она прижимала книгу к груди. Он видел ужасную реальность на ее лице, вина сияла в ее глазах. Слои сладких масок, которые она носила, играя с ним за эти милые недели, рассыпались. Он должен был давно увидеть это. Он должен был знать. Она была как Хеления. — Я не хочу оставлять тебя таким, — Нилла склонила голову. — Сладкие Сны рассеются завтра утром, и ты будешь защищен этой ночью. Дева Шипов больше тебе не навредит, — она стала вставать, но замерла. Его зрение снова потемнело, расплылось, но он пытался сосредоточиться. Он видел, как она стиснула зубы, словно боролась с собой. А потом повернулась, склонилась над ним. Ее глаза мерцали над его, голубые, как небо в ясный летний день. — Я не знаю, слышишь ли ты меня, — прошептала она. — И я знаю, что ты будешь думать обо мне, когда проснешься и узнаешь, что я сделала. Но я говорила честно. Я люблю тебя, Соран Сильвери. И всегда буду. Она закрыла глаза, склонила голову. Ему показалось, что к его горящим губам что-то нежно прижалось? Нет. Это не могло быть на самом деле. Это был только сон. Должен быть. Должен быть! О, семь богов, пусть это будет сон… Он опустился на глубину разума. Тьма сомкнулась на его душе. Часть него смутно ощущала, что Нилла поднялась, пересекла пол и закрыла дверь. Но это было так далеко, словно не существовало. Больше не было ничего настоящего, кроме этой тьмы. И что-то двигалось во тьме. «Я пойду, любимый. Она забирает меня от тебя. Я не могу ее остановить. Если бы ты дал убить ее, когда она прибыла, мы не расстались бы, но! Ты проявил себя как неверный любовник, погнался за ее милым личиком и красивым телом, хоть ты знал. Знал, что я была тут. Ждала тебя. Любила тебя. Желала тебя…». Руки в шипах обвили его, притянули близко, рвали его разум, вонзались, как кинжалы. Но вскоре они стали таять. «Прощай, милый. Прощай, мой. Я отправляюсь в новые миры искать новую любовь. Но я тебя никогда не забуду». Ее голос стал ниже и слаще, последняя рана. «Я люблю тебя, Соран Сильвери. Я всегда буду тебя любить».