Она была даже красивее во снах, чем в его памяти. Во снах даже небольшие изъяны в симметрии ее лица или красоте ее тела пропадали, оставляя только воплощение чувственного идеала. Он видел ее теперь. В пустых местах его разума, оставленных Девой Шипов, появились сны, каких не было много лет. Шипы не рвали его подсознание. Только картинки наполняли его голову, видения юности, ужасные, но красивые. Он видел ее в свадебном платье, она стояла на лестнице над фойе, ладонь лежала на перилах, голову она держала высоко, пока гости внизу восторженно охали. Он видел ее как ребенка с длинными конечностями, ее фигура только стала смягчаться и становиться женственной, она дико бегала по двору, темные волосы развевались за ней, пока она улыбалась ему, дразня. Он видел, как она открывала дверь его комнаты, ее лицо озарял свет огня в его камине. Ее тело было в шелковом халате, который натянулся на ее полной груди. Он видел ее снова и снова… все сладкие и мучительные моменты, которые, как бы он ни пытался их подавить, не покидали его сердце. Хеления. Его первая любовь. Его первое горе. Мучение его души. Соран застонал, желал отпрянуть от этих картинок. Он должен был помнить, кем он был, и где было его место. Не тут. Не в этом мире идеальных воспоминаний. У него была работа, да? Он должен был… должен был… но он не мог вспомнить… Хеления обвивала руками его шею. Шептала нежно и тихо: «Ты знаешь, что я любила только тебя. Он может повеситься, а мне плевать». Ее нежная плоть прижималась к его телу. «Почему ты вышла за него? Почему не подождала? Ты обещала, что подождешь!». Ее губы играли с мочкой его уха. «Зачем ты тратишь дыхание. Дай то, что мне нужно. Дай то, чего я жажду. Дай…». А потом она упала. Обмякла в его руках. Кровь лилась из ее рта по подбородку, капала на грудь и растекалась пятном на корсете платья. Он смотрел на ее лицо, безумно искал искру уже угасшей жизни. Только… только… Только в его руках была не Хеления. «Нилла?». Соран сдавленно выдохнул, его тело содрогнулось, глаза открылись. Он на миг не спал. Он видел балки под потолком, ощутил ковер под своим телом и твердый пол. Легкие сдавило, он не мог вдохнуть больше. И он снова провалился во тьму. Но в этот раз тьма не стала снами. Разум оставался за его веками. Казалось, он век пытался сосредоточиться, поднял разум из глубин и стал ощущать мир вокруг себя. Маяк. Он был в маяке. Лежал на полу. Отравленный. Парализованный? Он скривился и с трудом пошевелил правой рукой. Не был парализован. Нилла. Его сердце колотилось. Соран охнул от боли и смог открыть глаза. Он смотрел на балки. Они будто медленно кружились. Он не хотел снова закрывать глаза, ждал, пока мир не встанет на место. Она пришла за Розовой книгой. Все это время таким был ее план. Найти и забрать заклинание Носрайта. Но… зачем? Гаспар. Соран скривился, до боли стиснул челюсти. Гаспар. Дурак! Столько лет, и он все еще не потерял жажду власти, желание отыскать и захватить тайну, запрещенное. Он послал Ниллу. Из всех людей. Почему ее? Стыд наполнил Сорана жаром. Конечно. Гаспар знал его. Знал его пороки и слабости. Гаспар знал, что было вопросом времени, когда его старый друг проявит себя идиотом, влюбится в милую девушку и ее милое лицо и невинность. Во времена обучения он не лишал себя легких удовольствий, говоря себе, что было не важно, потому что его сердце было верным Хелении. Гаспар знал. И Гаспар придумал гениальный план. Нилла была просто орудием. Ловушкой с приманкой из сладкого меда. Соран сжал кулаки, медленно согнул пальцы. Что за вещество она на нем использовала? Какие-то чары фейри, которые активировал поцелуй. Кириакос что-то дал ей? Нет, она сама это принесла. Так что ее неведение насчет ее сил, происхождения могло быть ложью. Он должен был сразу увидеть ее насквозь. Соран медленно и с болью приподнялся на локтях. Он повернулся на бок, его чуть не стошнило, пока он пытался сесть. Огонь догорел, угли давно стали серыми и безжизненными. Утренний свет лился в окна. Как долго он лежал без сознания? Видимо, всю ночь. Значит, Дева Шипов пропала. Иначе она порвала бы его, пока он спал. — Черт, — прорычал Соран. Он встал на ноги, чуть не упал, но смог ухватиться за шкаф. Он дождался, пока комната перестанет кружиться, а потом пошел к двери. Он услышал тихий шорох, скуление. Когда он открыл дверь, виверна посмотрела на него, сидя у порога. Она мяукнула и подняла гребень. — Знаю, — сказал Соран. — Она ушла, — он прислонился к дверной раме, пытался перевести дыхание. Яд оставил его с ужасным головокружением. Но он не мог тратить время. Он прошёл мимо скулящей виверны, миновал дверь и добрался до края утеса. Он видел за облаками вдали Эвеншпиль. Он был дальше, чем в прошлый раз. Но он все еще видел Эвеншпиль. Это уже было что-то. Может… может… Лодираль придет в Роузвард. И довольно скоро, раз рувин-сатра прошла. Он мог уже услышать о носрайте, атаковавшем Ноксор, и он придет проверить. Как он отреагирует, обнаружив, что Деву Шипов забрали в мир смертных? Соран мрачно нахмурился. Лодираль будет рад такому повороту событий. Он скажет, что смертным стоит ощутить, что фейри испытали под атакой носрайта. Он оставит монстра крушить Вимборн. И он убьет Сорана, не думая. — Пускай, — буркнул Соран. — Пусть приходит. Пусть пронзит мое сердце. Но он не имел это в виду. Пока что. Дева Шипов была его творением. Его ошибкой. Он не мог оставить ее в мире смертных, разгуливающую свободно. Он должен был как-то вернуться в Роузвард. Пока не было поздно. 11 Знакомый пейзаж улицы Драггс удушал ее. Нилла шагала, опустив голову, волосы спутанной вуалью закрывали лицо. Она с болью осознавала, как ужасно выглядела — штаны были подвязаны на талии веревкой, мятая рубашка в пятнах была для мужчины вдвое шире нее, босые ноги замерзли. Она выглядела слабой, уязвимой, могла стать жертвой. Но было раннее утро. Худшие крысы Драггс были еще в своих дырах, спали после пороков ночи. Несколько детей с жестокими глазами подбежали и стали щипать ее и пытаться поставить подножку. Нилла повернулась к ним, рыча и ругаясь, шлепая их по затылкам, и они разбежались, настороженно следили за ней из переулков и у дверей. Вес ее сердца грозил сломать ее пополам, пока она шла по улице. Она хотя бы вернулась туда, где было ее место. В гнилые переулки, отчаяние и хищничество, из которых был создан этот мир. Ее мир. И она была гнилой, отчаявшейся и жестокой как все тут. Она добралась до покосившихся домов над грязными берегами реки Вим, заметила свой старый — не найти слова лучше — дом. Глядя на окно чердака, она искала признаки того, что папа еще был там. Она заплатила старухе Диргин до конца месяца. Но если прошло три года… Страх сдавил ее горло. Нилла взлетела на крыльцо третьего дома слева и стала колотить в дверь до боли в кулаке. — Госпожа Диргин! Госпожа Диргин! — вопила она. Дверь сотрясалась, и Нилла выбила бы ее, если бы ударяла достаточно долго. Казалось, прошли годы, хотя, наверное, прошло меньше минуты, и шаги зазвучали внутри. — Что такое? — заорал недовольный голос. — Что за ошалевшая девка орет под моей дверью как… Дверь открылась. Появилось мрачное лицо госпожи Диргин, красное от гнева. Но ее обвисшие щеки тут же лишились цвета. — Семь богов! — охнула она. — Это правда ты, девочка? — Где папа? — выпалила Нилла. Она чуть не ввалилась в дверь, но сжала дверную раму и впилась в нее. Она не пересечет этот порог без надобности. — Где он, госпожа Диргин? — Он… на кухне, — старушка указала за плечо большим пальцем. — Он завтракает и… — Что? — Нилла покачала головой. В этом не было смысла. Папу не пускали на кухню, и госпожа Диргин не кормила их завтраком. — Почему он…? Она посмотрела на старое осунувшееся лицо госпожи Диргин, подозрения камнем упали в ее живот. Не закончив вопрос, Нилла миновала старушку, игнорируя возмущения, и поспешила по узкому коридору, уклоняясь от детей жильцов по пути. Она ворвалась в низкую дверь кухни, и мужчина за столом вздрогнул. Мужчина в выцветшем камзоле, который когда-то был с серебряными пуговицами, но их пришлось продать и заменить на деревянные годы назад. Его сломанный нос смотрелся криво на красивом лице. Его глаза были с блеском мечтателя, и он не знал, как мириться с уродливой реальностью своего существования. Он влюбился в дикую и опасную красоту, отдал все, чтобы быть с ней… и все потерял.