— Не знаю. — Ирина Юрьевна, давайте пофантазируем. Но, конечно, не просто так, а на основе фактов. К Агапову вначале пришла женщина, которая пила с ним кофе, коньяк. Она подсыпала ему в чашку барбитураты — смертельную дозу. И ушла, когда он начал засыпать. Потом уже явился убийца с пистолетом. Кем может быть женщина? — Не знаю. Его все уважали, кое-кто просто без ума был. Некоторых мужья ревновали. Он ведь уроки давал не только незамужним. — Нет, это не то. Кто из женщин мог желать его смерти? — Ладно, сказала «а», надо говорить «б». Курдова очень ревновала свою горничную Сашеньку к нему. У них ведь, у «розовых», все очень сложно. Постоянную партнершу найти трудно, чувства сильнее и… ну, бешеные они какие-то… — Она запнулась. — Вы не подумайте, что я тоже… — Да я не думаю. Значит, Курдова любила свою Сашеньку так сильно, что могла отравить Агапова. А что Саша, тоже была привязана к нему? — Она была единственной, к кому он был неравнодушен. Во всяком случае, так он мне говорил. Неразделенная любовь. Ну и она его боготворила. Хотя, я думаю, не как мужика. Но Анна приходила в ярость, когда узнавала, что Сашенька была у него. Вот и все. — Пожалуй, почти все вылепили. Вот осталась у нее не до конца ясной история с Таней Демидовой. Как же все-таки это случилось? — Обычно, — устало вздохнула Панарина. — Захотелось ей погадать. Как там ее Володя воюет, да не случилось ли чего с ним. Писем первый месяц не было от него совсем. Только записочку через неделю после отъезда с оказией прислал. Вот я и отвела ее к Анне. — Она помолчала, потом зло сказала: — Ведь говорила, предупреждала я эту дрянь, чтобы просто раскинула карты, наболтала чего-нибудь для успокоения и ладно. А она взялась Таню обрабатывать и мне еще сказала: «Раз у нее муж омоновец, пусть будет нашей, пригодится». Так и пошло. Не могу больше, отпустите меня. Евграф Акимович попрощался с ребятами из бригады, и они с Батоговым отправились по домам. В машине Евграф Акимович сказал: — Вот, Слава, и приближаемся мы к развязке. Заезжай завтра за мной утречком часов в шесть. Пока ты приключений искал на виллах торговцев живым товаром, мне кое-что выяснить удалось. Кстати, по поводу твоей карьеры в Голливуде: вряд ли что получится. Невесты Джонсона в живых нет. Тело на прошлой неделе в Фонтанке выловили у самого Дома Прессы. Предполагают самоубийство в состоянии наркотического опьянения. Но почему бросилась в воду, если можно было проще? «Золотой укол», как говорят наркоманы, и все. К тому же, поскольку котом у нее был Муксинов, детали выясняются. Этого хмыря не сегодня — завтра возьмут. Глава пятнадцатая Заехал я за Акимычем ровно в шесть. Шеф вышел смурной. Сел, поздоровался, пробормотал что-то вроде: «Нормальные люди хоть позавтракать могут, а тут банана и то съесть не успел». — Где воевать будем, Евграф Акимыч? — Гони в Мурино, Славик. Надо успеть, пока хозяин дома не ушел. Мурино место странное. Можно доехать на метро до Девяткина, выйти и, перейдя железнодорожную ветку, оказаться в Ленинградской области. Деревянные дома, садики, огородики, ручеек. Но ежели ветку не переходить, а из метро пойти налево — попадешь в квартал панельных и кирпичных многоэтажек. По дороге я мучительно вспоминал, кто из знакомых живет в Мурино, но вспомнить так и не смог. Акимыч молчал, как я ни пытался его развлечь болтовней о контрастах больших городов мира, в частности, Нью-Йорка. Шеф мой слушал, слушал и сказал: — Нет рая на земле, Славик. Прости за банальность. Правь вон к тому синему домику. Мы вошли в калитку, подошли к дому. В марте в семь часов у нас уже почти светло. Но в домах кое-где окна светились. Здесь было темно и тихо. Я позвонил. Потом еще пару раз. В окне колыхнулась занавеска, знакомый голос крикнул: «Сейчас открою», и скоро на пороге появился Володя Демидов, заросший бородой, с усами. Был он хмурый, заспанный, в тельняшке. — Проходите, суперсыщики. У меня не убрано, прошу извинить. — Ты когда выписался, Володя? — спросил я, входя в комнату. Он усмехнулся, смахнул со стола тряпкой мусор прямо на пол, спросил: — Пить будете? — Нет, пожалуй, Вова, пока не будем, — ответил за нас обоих Акимыч. — Сначала выясним кое-что. — А что выяснять-то. Вы, небось, уже все выяснили. Сбежал вчера из дурдома. И все дела. — Все, да не все. Ты когда и где с братом встретился? Демидов замер, потом стремительно бросился к двери. На пути его оказался я, он пытался врезать мне в ухо, я успел ответить, мы покатились по полу. Демидов обычно в былых учебных схватках брал верх, но на этот раз, очевидно, после пьянки, ослаб. Скоро он обмяк, я извинился и защелкнул наручники и помог ему подняться. Володя тяжело сел к столу, проговорил: — Дайте похмелиться, вон бутылка стоит. Не глядя на Акимыча, я налил ему. Отдышавшись и помолчав, Володя сказал: — Я свой счет довел до конца. — Где Таня? — спросил Акимыч. — Умерла Таня. Вчера. Я должен был сделать это. Она уже не человек была. Сама плакала, просила: «Убей меня, Володя, жить больше не могу…» Похоронил ночью в саду. Поминал всю ночь. Перед вашим приездом закемарил. — Помолчав, он добавил: — Но умерла она прощенная. Со всеми я рассчитался… Налей еще, Славик! — Погоди, — остановил Акимыч. — Давай-ка кое-что уточним. Я с делом твоим позавчера в кадрах ознакомился. Ты в биографии написал, что был у тебя брат, но умер в детстве. Зачем же ты его в покойники записал? — Потому что думал, так оно и есть. Родители развелись, когда нам было по два годика. Я с матерью остался. Отец Витьку забрал, куда-то уехал. Мать все узнавала, письма писала на стройки коммунизма. Вроде, нашла, просила слезно вернуть близняшку. Мне уже лет десять было. Папаша письмо прислал, сообщил, что Витя умер от воспаления легких. И копию свидетельства о смерти в конверт вложил. Так мы и потеряли друг друга. А вот не знаю, Бог помог или дьявол, а встретились мы с Витькой в Чечне. Смотрю на него — будто в зеркале себя вижу. Правда, тут же война нас и разлучила. Где-то на соседних улицах воевали. Успели только договориться в Питере встретиться. Виктор — капитан, отпуск получить должен был. Я на два дня раньше вернулся и узнал: с Татьяной беда. Виктор приехал и говорит: давай ищи ее, а если придется замочить кого-то — не бойся. Я за тебя в дурдоме лежать буду. Главное — действуй. Нас теперь двое. — Да как же никто из братков о вас не рассказал? — А нас здесь в Питере только порознь видели. Я как узнал о Татьяне, так и запил. Виктор прикатил, мы здесь в Мурино засели. Опять же нас вместе не видели. Он бороду еще в Чечне сбрил, а я оставил. Как мы договорились обо всем, Виктор уехал в город, пил с кем ни попадя, только братков избегал на всякий случай. Потом в дурдом сдался. А я здесь, в теткином доме отсиживался. О нем никто из знакомых никогда не слышал. Я здесь не бывал никогда раньше. А теперь понадобился. Тетка в городе у сестры жила. Вылезал я отсюда вечером: когда темно, чтобы с дружками поквитаться. — Он усмехнулся. — А как же ты на Озерки вышел? — спросил я. — Общался только с одним, давним моим знакомым. Он сутенер мелкий, подбирал девок с точки зрения колдуньи и Муксы негодных для притонов. Я ему как-то жизнь спас. Он, конечно, догадывался, для чего мне информация, но молчал. Конкурентов я убирал. Он и о Татьяне знал. В Озерках у босса был однажды, на какую-то сходку вызывали. Когда я ему о Таньке рассказал, он и предположил, что ее, скорее всего, на вилле прячут. А вот как вы на Мурино вышли? — Теток твоих разыскали, — сказал Евграф Акимович. — Хорошие старушки. Так тебя жалели, сокрушались. Надеялись, что очухаешься, снова женишься. Дом в Мурино будет дачей, чтоб детишек на воздухе растить… Демидов вдруг диковато, злобно усмехнулся и сказал: — Во всем часы виноваты. Если бы у Михалыча не было хобби — часы собирать и реставрировать, не было бы всей истории. А он, вишь ты, часы любил: они, говорит, наглядно демонстрируют, что мы здесь в этом мире — пылинки, секунда с точки зрения вечности. Вот я и напомнил всем, что они пыль, прах. А я еще и на войне убедился, что Михалыч прав. Все мы пыль, прах. Рядом со мной все время смерть ходила. По ночам, во сне являлась. Жуткая, пасть ощерит и на меня. Вскочу, кругом грязь, братки кто живой, кто убитый вперемежку лежат. Думал — свихнусь. Да нет, выдержал, вернулся, думал, брат приедет, заживем… — Он помолчал и вдруг трезво добавил: — К смерти привыкаешь. Убивать становится легко. Тем более сволочей… Ладно, налей, Славик, еще, да и поехали, что ли. Глядишь, в одиннадцать в камере буду. Передохну. В одиннадцать все началось, в одиннадцать и кончится. Я налил ему еще стакан. Мы вышли на улицу. День был весенний, теплый. В машине, по дороге в город Демидов сказал: — У нас в роте парень был. Верующий, православный. Любил Библию цитировать. Однажды после боя посмотрел на меня и говорит: «Вот и настало время, когда мертвые хоронят своих мертвецов». Я чуть живой был. Не понял, о чем он. Но почему-то запомнил. Мы промолчали. Демидова ждал долгий путь покаяния и искупления: КПЗ, следствие, судебно-медицинская экспертиза, суд… И, скорее всего, долгие годы в психиатрической больнице строгого содержания… Анну Сергеевну Курдову (она же Надежда Сергеевна Курдяева) взяли в зале ожидания международного аэропорта. У нее был билет до Нью-Йорка. Ее апостолов накрыли поодиночке в разных притонах. Апостол Матвей пытался отстреливаться и был убит. Всего на счету у Курдяевой и ее апостолов было двадцать шесть жертв. Как она сумела охмурить одиннадцать человек и полностью подчинить их себе, сделать орудием своей ненависти и своей дикой мании убийства — в этом пытается разобраться психиатрическая экспертиза. Исключительное право публикации данной книги принадлежит «Издательскому Дому «Нева». Выпуск произведения без разрешения Издательства считается противоправным и преследуется по закону. 1995 г. © «Издательский Дом «Нева» Игорь ТРОФИМКИН — профессиональный литератор. Родился в 1937 году. Начинал как литературный критик. Публиковался в журналах «Нева», «Звезда», «Октябрь» и др. До работы над собственными художественными произведениями И.Трофимкин занимался переводами с английского, польского, чешского языков. Перевел Р.Чандлера, Джо Алекса, Микки Спиллейна, других писателей. Первая повесть вышла в 1993 году. На вопрос почему раньше не писал художественную прозу отвечает: «Мешали большевики, водка и женщины. С уходом большевиков пить стало неинтересно. А с уходом водки несколько ослаб интерес к женщинам. Осталась литература». Предлагаемая книга непременно понравится взыскательным любителям классического детектива.