Днем у него был сеанс связи с Александрой. Это теперь стало необходимостью, формально — чтобы поделиться данными по расследованию, а на самом деле — чтобы убедиться, что у нее и Андрея все в порядке. Пока они выглядели вполне бодрыми. Андрей так и вовсе вел себя как обычно, и его ледяному спокойствию Ян порой даже завидовал. Он бы уже вряд ли поверил, что этот человек когда-то был способен допустить мысль о самоубийстве. Александра тоже старалась казаться беспечной, однако улыбалась она чуть больше, чем следовало бы, и это намекало, что она нервничает. Она выслушала рассказ Яна, кивнула: — Да, ты прав, это может быть указанием на то, что Арсению использовали… А может быть просто совпадением. — Серьезно? Совпадением? — Мы тут установили, что у якобы идейно одинокой Арсении были очень даже романтические похождения. А вся эта история с Витько и его разоблачением… Есть там хоть намек на романтику? Мог этот дядька быть влюбленным в журналистку и сильно злиться из-за отказа? Ян невольно вспомнил торжествующий взгляд Вадима, устремленный на женщину без кожи. — Очень и очень вряд ли. — Ну и вот… Опять же, ты говоришь, что он все эти три года сидел на печи, в смысле, пытался разобраться, что за трюк Арсения провернула с его фирмой. Думаешь, тогда, сразу после суда, он был в состоянии организовать похищение в другой стране? При том, что в Австралию Арсения начала мотаться еще до того, как занялась его фирмой? — Да, как-то не клеится… — Ну и вот! Мне срочно нужна информация по телу. Есть что-нибудь от Наташи? Труп Арсении Курцевой по-прежнему находился в Нью-Йорке, осмотреть его не было никакой возможности. Однако через немыслимое задействование связей Яна и Александры близнецам удалось добыть фото и видеоматериалы, связанные с расследованием. Изучать их официально никто не собирался, не было дела, к которому можно было бы их приобщить. Но Ян без сомнений направился к Наталье Соренко — просить ее об услуге в частном порядке. — От Наташи есть обещание, что, если я еще раз притащу ей видео женщины с вывернутым животом, она сделает из моего живота клетку для хомяка. Причем так, что и я, и хомяк будем долго жить, — мрачно отозвался Ян. — С медицинской точки зрения это сложно, но возможно, — невозмутимо заявил Андрей. — Зависит от того, где делать вход. Ян покосился на сестру: — Ты определенно плохо на него влияешь… — Не-а, он и был такой. Мне от Наташи нужны не оригинальные способы расправы над тобой, это я и сама смогу обеспечить. По делу что-нибудь есть? — Нет пока, я был занят с Витько. — Съезди, пожалуйста, — попросила Александра. — А мы тут побеседуем с одной очень интересной свидетельницей. — Мне нужно беспокоиться? — За нас или за свидетельницу? — За всех. — Не нужно. Но ты все равно будешь. Не было смысла объяснять им, что в нынешней ситуации это как раз нормально. Ян просто завершил вызов и отправился на встречу. Уточнять, где сейчас Соренко, было не нужно, он просто предупредил о своем визите. Ян предполагал, что она будет ждать его на улице. Такие встречи она использовала как оправдание для внеочередного перекура — если не удавалось выставить из зала коллег и курить возле вытяжки. Однако на этот раз Соренко осталась внутри. Когда он вошел в тесный кабинет, она даже не поднялась из-за стола, она просто разглядывала следователя непривычно напряженным взглядом. Как и следовало ожидать, Ян не выдержал первым. — Что? — Жду, когда ты деградируешь до состояния обезьяны, бросишь палку и залезешь обратно на дерево, — пояснила Соренко. — Потому что только тогда то, что ты творишь, будет хоть сколько-то оправданным. — Я понимаю, что мы все время обращаемся к тебе с не совсем обычными просьбами… — Не совсем обычными? О, нет. Не совсем обычная просьба — это глазом открыть трехлитровую банку березового сока. А то, что клянчите вы, — лютый трэш. Молодежно тебе объясняю, чтобы ты понял на своем уровне развития. — Слушай, если я не вовремя или рано, я могу уйти, — сказал Ян. — Нет, давай уж поскорее покончим с этим, сомнительное удовольствие, чтоб еще и растягивать его! Дуй сюда, эйлеровец! — Эйле… Ладно, пропустим, я не хочу даже знать, какое значение ты придаешь этому слову. Экран у ее компьютера был не лучший, но и этого хватило, чтобы от видео мурашки шли по коже. На выставке скульптура была правильно выставлена и грамотно освещена. Но на столе эксперта она теряла тот малейший шарм произведения искусства, что у нее можно было найти, и превращалась в изуродованный труп. Когда из тела достали цветы, чудовищная рана на животе полностью раскрылась. А ведь художник, создавший скульптуру, такой ее и видел… Ян не представлял, какими отклонениями нужно обладать, чтобы творить такое. — Организаторы заявляют, что она не была беременна, что живот просто нашили, — сообщил Ян. — Насколько они честны? — Ну, в девственности не заподозрили — и на том спасибо. Нет, Эйлер, я даже по этим смутным видосикам вижу, что мышцы ее собственные. Никакой линии соединения тут нет. К тому же, уважаемые американские долбодятлы предоставили рентгеновские снимки, был шанс на кости таза посмотреть, да и не только… Короче, она выносила и родила ребенка. Причем естественным путем, живот ей разрезали уже потом, для перформанса. Отсюда и реалистичность. — Неужели художник, работавший с телом, этого не понял? — не выдержал Ян. — Возможно, он тупой. Возможно, ему плевать. Скорее всего, все сразу. — Да на всю эту пластинацию изначально какие-то ублюдочные слетаются… — Э, нет, — возразила Соренко. — К пластинации не лезь. Нож ведь не виноват, что люди им друг в друга тыкают! Человек — такая забавная скотинка, которая всегда найдет, чем убить ближнего своего. У меня на эту тему две трети мемуаров планируется. — То есть, я тебе помогаю материалы для мемуаров собирать, а ты мне хомяком грозишь? — Еще вопрос, кому от этого хуже — тебе или хомяку… Короче, пластинация как таковая — не зло. Она помогает обеспечить наглядным пособием те полуфабрикаты, из которых позже разовьются нормальные врачи. Но вот эта выставка… Это уже проблема. Это не свобода, Эйлер. Это потеря тех ограничений, которые мы нутром чуять должны — а иначе с чего бы нам вершиной развития зваться? Ян напряженно кивнул. Соренко поставила видео на паузу как раз на том моменте, когда камера зависла над лицом погибшей. Красивым, легко узнаваемым лицом… Арсения Курцева будто умоляла о чем-то, потерянная и печальная. Не похожа она была на мошенницу, достойную искренней ненависти. Хотя у смерти свои правила, она многое меняет… — Ее насиловали? — спросил Ян. — А я это как должна определить? Провести спиритический сеанс? Ну, неси жертвенную козу, будем пробовать… — Наташ, не смешно. Я про травмы говорю. — А напрасно ты говоришь про травмы. Даже если ее изнасиловали, какие травмы можно увидеть у только что родившей женщины? Да и потом, тут у нас не просто тело. Это труп, который обработал какой-то дегенерат, считающий себя художником. Пластинация как техника позволяет творить с мышцами что угодно, пока они не затвердеют. Но по тому, что осталось, я могу сказать, что сильного избиения не было, кости у нее целые, и до самых родов она жила в не самых плохих условиях. — Понял… Тогда вопрос про пластинацию. — От тебя это звучит как угроза, — вздохнула Соренко. — Причем не мне, а человечеству. Задавай. — Можно провести пластинацию трупа в домашних условиях? — Конечно! Иди в «Детский мир», попроси набор юного пластинатора! — демонстративно жизнерадостно ответила Соренко. Но тут же посерьезнела: — Чисто теоретически? Если какой-нибудь богатый извращенец решит этим озадачиться, все возможно. Для этого не нужно быть гением. И все равно пластинация требует большого помещения, определенного набора оборудования и реагентов, долгого времени, ну и по мелочи — стальных нервов или полного отсутствия всего человеческого в душе. Но это не случай вашей красавицы. Ее ответ был предсказуемым — до последнего. Ян бросил на собеседницу удивленный взгляд: — Откуда такая уверенность? — С пластинацией очень легко накосячить. Тогда труп все равно будет… скажем так, сохранным. Но не таким идеальным, как этот образец. К тому же, тело не просто привели в такое состояние, его передали в нужном виде псевдо-художнику, это еще сложнее. Полагаю, это фабричная работа. Да, целые фабрики занимаются этим мраком. Вот в такие времена живем. — И много ты знаешь про такие фабрики? Он ожидал очередной шуточки, однако Соренко снова сумела его поразить. — Как ни странно, прилично. Несколько лет назад… Да много лет назад, у тебя память так далеко не тянется. Короче, появились такие ушлые типчики, старавшиеся наладить контакты в моргах и выторговать побольше неопознанных тел, за которыми никто не пришел. Чем оригинальней тело, тем больше платили. Их планировали вывозить за границу, не уточняя, ради чего, но как будто так много вариантов. Потом на государственном уровне была закуплена партия ссаных тряпок, чтобы гонять таких вот торгашей. Но контакты, оставленные ими, еще сохранились, и я знаю, у кого их получить. — Буду признателен, если получишь. Понимаю, маловероятно отследить, где с Арсенией все это проделали, но… Вдруг? — Я-то попробую, — кивнула Соренко. — Скорее всего, даже смогу, я много что могу. Но ты не о том думаешь. Ян как раз думал о том, что человек, сотворивший такое с Арсенией, прямо сейчас, возможно, наблюдает за Александрой. Но говорить об этом было слишком тяжело, и он просто спросил: — А о чем должен? — О том, что я сказала чуть раньше. Эта женщина была здорова до самых родов, ребенок, которого она родила, вероятнее всего, выжил, и к выставке трупов он, к счастью, никакого отношения не имеет… Так что же с ним стало? Глава 8