– Ты, дедушка, лучше бы палками не махал, – начал я злиться. – А не то… И тут я получил чувствительный тычок в бок от потенциальной невесты. Опешив от неожиданности, настороженно спросил: – Фрейлейн Кэйтрин, что это значит? – Господин Артаке, помолчите, – огрызнулась девица. Я послушно притих, изумленно хлопая глазами, а старичок дробно расхохотался. Отсмеявшись, сказал: – Вот так-то лучше. Я ведь чего пришел-то? Пришел сказать, чтобы ты, девка, замуж за этого человека шла. – А… – пискнула что-то Кэйтрин, и старичок немного рассерчал: – Я тебе, дура дурацкая, хоть раз худые советы давал? Я пять лет в пустом доме живу, стерегу. Наконец-то хозяина дождался! А надобно, чтобы и хозяйка была. Иди за него замуж, не кочевряжься. Не выйдешь – точно уйду. В городах дикие дома строят, нам везде рады. Погрозив на прощание палкой, старик пропал. Не ушел, не убежал, а просто исчез. Не то растворился в воздухе, не то провалился сквозь землю. Не поленившись, я встал, посмотрел, присел на корточки и пощупал землю. Никакой дыры или ямы, сплошная земля, поросшая лютиком с одуванчиками. Есть еще кротовья нора, но старик в нее бы не пролез. – Хм… И куда старикашка подевался? – буркнул я. – Двести лет он тут убивается! Все кругом с ума посходили… – Господин Артаке, – осторожно поинтересовалась девушка, – а вы что, никогда брауни не видели? Я не сразу и понял – о чем это она говорит. – Брауни? Это домового, что ли? – Можно и так сказать. Говорят, раньше у них были коричневые волосы, из-за того и прозвали так – брауни. Но потом они поседели, а прозвище осталось. Нашего брауни только седым помнят. – Думайте, фрейлейн Кэйтрин, не спешите с ответом, – заторопился я. – С Томасом и Курдулой посоветуйтесь. Если бы я не видел старикашку своими глазами, не поверил бы… но, с другой стороны, день сегодня солнечный. Голову напекло, примерещилось. Нет уж, поеду-ка я лучше в город. Наверное, стоит отвлечься – побродить по лавкам, побывать у оружейника. Где там мой Гневко? И еще бы распорядиться, чтобы покойников закопали. Глава 3 Невеста с претензиями Я рассматривал часы, расставленные в передней комнате, а сзади, за открытыми дверями, трудились часовщики. Судя по топоту детских ножек, доносящихся сверху, второй этаж был жилым. Шуршание напильников, лязг кусачек и ядовитые испарения кислоты мешали выбирать товары, но что делать – в этом городе лавки размещались прямо в мастерских. Несмотря на ограниченное пространство, выбор был на любой вкус – часы напольные и настольные, карманные и каретные. Глаза разбегались, и решить, что конкретно мне нужно, было трудно. Наконец я остановился на каминных часах. Мне они понравились – не слишком вычурные, в меру тяжелые. Подставка из зеленого камня, два бронзовых коня, поддерживающие циферблат. Чем-то они напоминали древний герб – простой, без излишеств. Представив, как в зимнюю стужу сижу перед камином, смотрю на языки пламени и время от времени бросаю взгляд на циферблат, следя за минутной стрелкой, я самодовольно усмехнулся. Теперь часы мне нужны не для того, чтобы не прозевать сигнал к атаке, а чтобы не пропустить обед. Стоп! Почему я должен следить за временем? Нет уж, пусть кухарка накрывает на стол не по часам, а когда я захочу! В лавке не было приказчика, стремящегося навязать ненужный товар или помочь покупателю. Но когда выбор был сделан, словно прочитав мои мысли, из мастерской явился хозяин. И почему все считают, что часовщики субтильный народ? Этого мастера – да в тяжелую бы пехоту! – Берете? – только и спросил он, а когда я кивнул, обозначил цену: – Десять талеров. Я в раздумчивости потер подбородок (надо бы обзавестись бритвой или узнать, где тут ближайшая цирюльня), мысленно взвешивая тяжесть своего кошелька. Как на грех, там звенело талеров пять, с мелочью. Видимо, придется заезжать к Мантизу и брать деньги на «обзаведение хозяйством». Часовщик расценил мои сомнения иначе. – Могу сбавить до восьми талеров. Крайняя цена – семь, но в этом случае до гостиницы довезете сами. М-да, вот об этом я тоже не думал. Представив себе, как везу на гнедом каминные часы, развеселился. Да и зачем мне часы в гостинице? Пусть везут сами, а рассчитаюсь по прибытии товара. – Скажите, любезный, а вы сможете доставить часы в мою усадьбу? – поинтересовался я. Уточнил: – Раньше она принадлежала Йоргенам. – Вы, стало быть, местный, – с неким разочарованием протянул часовщик. – Так бы сразу и сказали. – А что это меняет? – удивился я. – Если вы здешний, цена за часы – два талера. – Странно, – удивился я. – Обычно цены одинаковые – что для приезжих, что для местных. – Ну, господин рыцарь, не скажите, – засмеялся часовщик. – Местные не купят часы за четыре талера. Я чуть было не спросил – но вы же только что назвали другую сумму, – но тут до меня дошло, что часовщик просто заламывал цену, чтобы дать пришлому купцу возможность поторговаться. А ведь окажись у меня при себе десять талеров – купил бы и не задумался. Подобная роскошь в Швабсонии обойдется в талеров сорок, а то и больше. – Значит, два талера – это с доставкой? – на всякий случай поинтересовался я. – Ну да, – кивнул часовщик. – Усадьбу рыцаря Йоргена я знаю. Я самолично все уложу, оберну, сынишка доставит. Конечно, – замялся мастер, – вы можете сами забрать товар, но часы – хрупкая штука. И на дороге всякие оборванцы шалят, могут ограбить. – Не дожидаясь моего ответа, мастер рявкнул: – Иоганн, серого запряги! Я не успел спросить, мол, не боится ли мастер за ребенка, но, когда к нам вышел «сынишка», лишь уважительно крякнул. Послушный сын кивнул и отправился выполнять приказ, а папаша крикнул вслед: – И дубинку не забудь! Посмотрев на меня, часовщик виновато развел руками: – Он у меня непутевый, все норовит кулаком бить. Не понимает, что можно пальчики повредить. Я опустил взгляд на руки мастера. Ну, если эти сардельки он называет пальчиками, то я уже и не знаю… И как они с тонкой работой справляются? Чудеса. Не стал говорить, что оборванцев уже можно не опасаться, вытащил кошелек: – Вот деньги, а часики доставьте в усадьбу, оставите кому-нибудь из слуг. Приняв монеты, часовщик посмотрел на меня с неким недоумением. Наверное, ждал, что я начну торговаться и мы сойдемся на одном талере. Что ж, дам возможность людям подзаработать! Мастер продает по четыре талера то, что потом перепродается по сорок! А почему бы ему самому не возить часы на продажу? И почему местные купцы не догадались скупать товар? Неужели я самый умный? Конечно, далеко не дурак, но не стоит считать дурнее себя купцов, получающих прибыль из петушиного крика. Что служит препятствием для торговли? Пошлины, дурные дороги, война. Войны сейчас нет. Таможенные пошлины? Пусть владетели государств накручивают какие угодно пошлины, но купцы все равно будут в выгоде. Часы-луковицы уйдут по цене бриллиантов, а часики-медальоны – еще дороже. Все королевские и герцогские дома Швабсонии выстроятся за ними в очередь. Возможно, дело в дороге. А что в ней не так? Дорога долго шла по ущелью, но мы с гнедым и Кургузым ее одолели без особых напрягов. Утомляло лишь то, что не попадались ни постоялые дворы, ни трактиры. Хорошо, что прихватил толику провизии да полмешка овса. Но я был один, а купец ради выгоды свой обоз и по бездорожью провезет, а надо – так и на пузе проползет. Странные купцы в Вундерберге. Ну, узнаю со временем, в чем тут дело. Поставив Гневко в стойло, кивнул конюху, кланяющемуся мне до земли, пошел в гостиницу. – Господин Артаке, постойте, – услышал я знакомый голос. Ну конечно же фрейлейн Кэйтрин. Не иначе, решила дать согласие. – Пройдемте ко мне? – предложил я. Спохватившись, что предложение может казаться для дочери рыцаря неприличным, уточнил: – Обещаю, что вашей чести ничто не грозит. – Вот в этом-то я не сомневаюсь, – высокомерно ответствовала Кэйтрин. – Я беспокоюсь о вашей репутации. – Видя мое недоумение, уточнила: – Гостиничная прислуга сразу же разболтает – кто ходит в номер к богатому постояльцу. А мне не хочется, чтобы потом говорили, что у моего супруга дурной вкус. Уж если вести к себе шлюху, то поприличнее. Что мне потом скажут? Я с трудом подавил даже не вздох, а крик души! Была надежда (очень-очень слабая, но была), что девушка откажется. Сохраняя беспристрастность, спросил: – Стало быть, вы приняли мое предложение? – А у меня есть выбор? – скривила тонкие губы Кэйтрин. – Жить приживалкой при слугах – тошно. А тут еще и брауни. – Брауни – конечно да, – хмыкнул я. – Да что вы понимаете?! – вспылила девушка. – Брауни пять лет за домом следил, помогал старому Томасу латать дыры, менять черепицу! А сколько он нечисти отогнал? – Ладно-ладно, – попытался я успокоить девушку. – Давайте-ка ближе к делу. Вы согласны выйти за меня замуж, и это замечательно. – Господин Артаке, сразу хочу сказать – я даю согласие только ради усадьбы и дома. Никаких чувств я к вам не питаю. – И не надо, – добродушно отозвался я. – Должны быть какие-то формальности, кроме венчания? Мне бы самому не хотелось этим заниматься. – Господин Артаке, обсудим это не здесь, не на улице. Я пришла для того, чтобы потом не передумать. Теперь же, с вашего разрешения или без оного, но я пойду. – Э-э-э, фрейлейн Кэйтрин, – начал я, но забыл, чего же хотел сказать. Вспомнил, что хотел предложить денег на новое платье, но передумал. Провожать она себя не позволит… а если ограбят? А, вспомнил. – Я хотел сказать, что сегодня в усадьбу должны привезти каминные часы. – Какие часы? – не поняла Кэйтрин. – Ну, такие, с двумя конями. Пусть Томас их выгрузит и поставит у себя. – Томас закапывает ваших покойников. Подождите… Господин Артаке, а зачем вам каминные часы? Куда их ставить? В нашем… простите, в вашем доме еще ремонта недели на две. – Томас сказал – на неделю. – Много конюх понимает в ремонтах, – фыркнула Кэйтрин. – Господский дом – это ему не конюшня. Неделя уйдет на то, чтобы починить стены, перекрыть крышу – черепица нужна новая, заменить половицы, вставить стекла. Брауни говорит, что придется перекладывать камин, а хорошо бы и кухонную печь – дымоходы почти завалились. За пять лет уцелел лишь внешний облик дома. Куда вы поставите часы, если нет камина? На конюшню? Я начал злиться. В кои-то веки купил что-то домашнее, чем не режут, не колют, не убивают (хотя, если кинуть часы со стены, голова в панцирь провалится…), а тут замарашка в старом платье читает нотации.