Впрочем, мало ли кто любил орудовать дубинкой? Почему это обязательно должен быть русский император? А кто тогда? Судя по портрету, злоумышленником вполне может оказаться некто Николя Буржуа[30]. Впрочем, этот человек интересен нам не столько своей жизнью, сколько своим посмертием. Скелет в кунсткамере Город затих, как паук… И глазастый страх вокруг. А. Смир В Кунсткамере долгое время находился скелет человека очень большого роста, он принадлежал выездному лакею Петра I Николя Буржуа (рост 226,7 см). Известно, что сам император, встретив гиганта в Амстердаме, пригласил его к себе на службу. После смерти Буржуа его скелет действительно был выставлен в Кунсткамере, и его можно было наблюдать в целости и сохранности вплоть до царствования Елизаветы[31], когда череп то ли был украден, то ли потерялся. В общем, пришлось спешно что-то делать, и к скелету Николя Буржуа на скорую руку приладили чужую и не подходящую ему по размеру голову. Интересно, где они вообще хотели отыскать второй такой череп? После этого в Кунсткамере был замечен разгуливающий безголовый скелет, который шарил по углам в поисках своей утерянной собственности. Впрочем, этот призрак не громит витрины и не пытается вломиться в складские помещения. Что уж говорить о дикой манере кидаться на людей с дубинкой. Никто не утверждает, что при жизни Буржуа обладал буйным нравом, так что тут мы находим сходство в портрете призрака – большой рост и маленькая голова, зато о гневливом характере Петра I действительно шла весьма дурная слава. Жестокий царь Петербург – это город, задуманный европейским и уже три века тщетно старающийся изжить азиатчину своего основателя. А. Балабуха Как-то раз на балу лучший друг Петра Алексеевича светлейший князь Александр Меншиков посмел танцевать при сабле; за нарушения правил «Петр так сильно ударил своего любимца, что у того брызнула кровь». Того же Меншикова, уже за какую-то другую провинность, царь бил по лицу до тех пор, пока тот не потерял сознание. Лефорта самодержец бросил на пол и в дикой ярости топтал ногами. Как-то Петр ударил по лицу боярина, выдвинувшего предложение во время отсутствия в Москве царя оставить там вместо него Шереметева. Скучная жизнь у царей: батюшку Петра I, Алексея Михайловича Тишайшего[32], бояре водили по залам дворца, бережно поддерживая под руки, ухаживая за ним, точно за больным или куклой. Такое отношение не могло устраивать деятельного Петра, оттого, должно быть, ему было приятно лично расправиться со своими врагами, не дожидаясь появления охраны или палачей. По свидетельству Иоганна Георга Корба[33], Петр лично казнил 80 стрельцов, заставив боярина Плетнева держать при этом преступников за волосы. В 1721 году за упорство в расколе и за бунт жителей города Торовца (в Сибири) Петр приговорил почти всех участников заговора сажать на кол. Тех же, кто избежал кола, нещадно секли кнутом, при этом женщины получили полное равноправие с мужчинами, при вынесении наказания слабый пол не учитывался, так же как и возможная беременность. Впрочем, что говорить о далеком Торовце, когда в Москве и Санкт-Петербурге по приказу царя и, разумеется, без всякого суда и следствия немало знатных красавиц то и дело подвергались прилюдной порке. Однажды, приревновав свою метрессу Марию[34], дочь сенатора и президента юстиц-коллегии, графа Матвея Артамоновича Матвеева[35], царь сначала жестоко избил ее, а затем насильно выдал замуж за Румянцева[36]. В другой раз силу монаршего гнева пришлось испытать на себе императрице Екатерине[37]. Голова кавалера Монса Что там, за ветхой занавеской Тьмы? В гаданиях запутались умы. Когда же с треском рухнет занавеска, Увидим все, как ошибались мы. Омар Хайям Среди придворных ее величество Екатерина Алексеевна особенно выделяла некоего кавалера Виллима Монса[38]. Придворные шептались о том, что в отсутствие государя императрица принимает его у себя для амурных утех. По иронии судьбы, «случай»[39] Екатерины был братом той самой Анны Монс[40] – первой возлюбленной молодого Петра I. Получив таинственный донос о любовной связи его жены и Виллима, Петр сделал вид, будто бы уехал из дворца, а на самом деле спрятался в одной из комнат, дабы поймать парочку на горячем. Когда же страсти разгорелись, Петр влетел в спальню императрицы, где и застал Екатерину в объятиях камер-юнкера. По свидетельствам очевидцев, «Петр имел вид такой ужасный, такой угрожающий, что все, увидев его, были охвачены страхом. Он был бледен, как смерть. Блуждающие глаза его засверкали. Его лицо и все тело были в конвульсиях. Он раз двадцать вынимал и прятал свой охотничий нож, который обычно носил у пояса»[41]. Виллим Монс был арестован на следующий день, это событие произошло 9 января 1724 года, после чего его быстро казнили, измыслив приличную случаю причину: «за взятки». Петр заставил неверную супругу смотреть на казнь ее любовника. Впрочем, это еще не конец истории. Через несколько дней он принес заспиртованную в банке голову красавца камергера, поставил ее на столик возле кровати императрицы и под страхом смерти запретил убирать ее или хотя бы накрывать платком. Страшное наказание! Разумеется, сам император и не подумал находиться всю ночь в непосредственной близости от мертвой головы и почивал в другой спальне. Не в силах заснуть всю ночь, на следующий день Екатерина не дождалась, когда слуги или супруг уберут страшную голову, попросила супруга о личной встрече, но он и не подумал внять просьбе изменницы. Поменять спальню она не имела права. Через несколько суток Екатерина упала на колени перед императором и три часа в слезах вымаливала прощение. Наконец самодержец сжалился и отправил банку с головой в Кунсткамеру. Сестру Монса госпожу Матрену Балк[42], которая якобы организовывала свидания императрицы с братом, вывели на Сенатскую площадь и, обнажив, четыре раза ударили кнутом. Удивительно, что при таких стечениях обстоятельств Монс не превратился в призрака и не начал бродить по улицам города, по рыцарскому обычаю, пронося под мышкой свою отрубленную голову, которая, кстати, через какое-то время исчезла из Кунсткамеры. Должно быть, он был лучше воспитан и имел представление о жалости и милосердии. Мария Гамильтон Сожжены мосты, оборваны нити, Плачет ангел-хранитель. А. Смир [43] Метресса Петра I, первая красавица его двора Мария Гамильтон, происходила из ветви шотландского рода Гамильтонов, основатель которой Томас Гамильтон приехал в Россию еще при Иване Грозном. Мария Гамильтон появилась при дворе в 1713 году и почти сразу стала любовницей царя. По свидетельству личного токаря Петра Алексеевича Андрея Нартова[44]: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, сказал: „Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло“. После сел и начал точить»[45]. По всей видимости, связь была недолгой, да и ни о какой романтической привязанности речь не шла. Когда же Мария поняла, что императору она более не интересна и он продолжает звать ее к себе, не испытывая никаких чувств, она завела роман с царским денщиком Иваном Михайловичем Орловым. Но и тот вскоре изменил ей с другой метрессой императора, Авдотьей Чернышевой[46]. Не зная, как вернуть себе Ивана, Мария начала воровать у Петра Алексеевича и Екатерины Алексеевны деньги и мелкие вещицы, которыми и одаривала неверного любовника. В 1715 году Мария забеременела. По свидетельству ее горничной, это была третья беременность, первые две она успешно вытравила. Но на этот раз то ли снадобья не помогли, то ли принимать их она стала слишком поздно. Ей пришлось прятать беременность и после тайно рожать в своих комнатах, не пользуясь услугами врачей и повитух. С Марией была только ее горничная Катерина Екимовна Терповская: «Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила, и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре, встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ нее и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила». Убив таким образом своего сына, Мария Гамильтон позвала мужа горничной, конюха Василия Семенова, и отдала ему труп, чтобы тот его где-нибудь зарыл. Но тот просто завернул тельце в салфетку и выбросил в дворцовый нужник.