— Ты на кладбище обратил на этого типа внимание? — строгим тоном спросил Горелов у Игоря. Тот честно признался, что специально не следил. — Хотя кое-какие моменты вспоминаются, — как бы нехотя добавил он, скосив глаза на фотоснимок. — Он, кажется, не один раз к ней подходил, но больше в стороне где-то ошивался. И еще когда уезжали с кладбища, когда Полунина садилась в машину, он опять подошел к ней и что-то быстро сказал. Но в машину не сел. И в автобусе я его не видел. — Ты на поминках-то был? — Не было приказано, — Игорь с ухмылкой посмотрел на своего наставника. — Ну да, ты у нас дисциплинированный, — уколол его тот. Еще Первушин вспомнил, как там, на кухне, телемастер и Полунина обменивались взглядами: — Мне показалось, что они хорошо понимали друг друга. Брянцев, который до сих пор не вмешивался в разговор, оторвал взгляд от бумаг и с торжеством воскликнул: — Ребята, вы меня заинтриговали! И поручил Первушину с Гореловым срочно установить личность «телемастера». А в голове у него родился замысел сценария, кульминацией которого должно было стать неожиданное появление Горелова во время допроса Полуниной: Володя громко сообщит следователю паспортные данные «телемастера», а Брянцев понаблюдает за реакцией свидетельницы на это сообщение. Сплошные неожиданности Этим утром Брянцев появился на работе в половине восьмого. В девять должна была подойти на повторный допрос Полунина. С половины девятого Сергей Алексеевич стал поглядывать на телефонный аппарат. Ждал сообщений от помощников, которые выполняли его поручения. И прежде всего — от Владимира Горелова. Молчание телефона начинало раздражить и тревожить, вызывало недобрые предчувствия, чему способствовала царившая в кабинете мрачная атмосфера. С тех пор, как расследование убийства Полунина вышло на новый виток, Брянцев перенес «штаб-квартиру» своей группы в следственную часть областной прокуратуры, которая размещалась в полуподвальном этаже старого, довоенной постройки семиэтажного дома, расположенного в центре города. От наружной бронированной двери ступени вели вниз, в вестибюль, где возле туалета красовалась табличка: «Место для курения и трепа». Сюда же выходили двери рабочих кабинетов. На дворе стояло бабье лето, громко чирикали и возились в еще зеленой листве воробьи, голубело небо, сияло солнце, а в кабинете было сумрачно и неприютно. Полоска яркого света, пробившаяся в щель между плотными темными портьерами, вычертила на полу и столах изломанную пыльную дорожку. Портьеры в кабинете почти никогда не раздвигались. Возможно, потому, что по другую сторону открывался еще более неприглядный и удручающий вид. Как из тюремной камеры: нижняя половина забранного железной решеткой окна упиралась в замусоренную яму, облицованную в незапамятные времена почерневшим, а местами позеленевшим от сырости цементом. Без десяти девять клацнула наружная дверь. Кто-то спрыгнул с верхней ступеньки лестницы сразу на пол. Еще несколько энергичных шагов, и в дверном проеме возник Игорь Усков. — Здрассте! — Здравствуй, здравствуй! Чем порадуешь? Некоторое время назад Брянцев обратился к директору школы с просьбой привлечь учащихся к поиску орудия убийства Полунина. Чем черт не шутит, может, ту веревку (жгут из бинта, тесьму, ремешок), которую свидетели видели на ветках яблони в первые дни после убийства, снял с дерева кто-нибудь из школьников. А потом бросил на прилегающей к школьному зданию территории. Однако прошло уже немало времени, а из школы не поступало сообщений о находке. И потому вчера Брянцев поручил Игорю сходить в школу и лично опросить учащихся. Игорь молча положил на стол перед следователем тетрадный листок с лаконичным, как древняя восточная мудрость, текстом: «Посетил школу. Опросил учащихся в девяти классах (всего 299 человек). Результат: орудие убийства Полунина А.Г. не обнаружено». — Превосходно, — глубокомысленно пропел-протянул Брянцев. — Не будем делать из этого трагедии, поскольку отрицательный результат — тоже результат. Губы Игоря тронула кривенькая усмешечка, и вслед за тем глаза его озорно заблестели. — Бьюсь об заклад, Сергей Алексеич, что в студенческие годы вы занимались в кружке пения. И наверняка срывали аплодисменты на смотрах художественной самодеятельности. — Почти угадал! — улыбнулся Брянцев. — Помнится, два раза я и правда сходил в кружок. Попел от души. — Представляю! А почему только два раза? — Потому что на третий раз руководительница хорового кружка не велела мне больше приходить. По причине абсолютного отсутствия музыкального слуха. Поверишь, я даже танцевать не способен, не то что петь! — Да ну?! — не поверил Игорь. — Совсем, что ли, не танцуете? — Иногда. И только с женой. С другими женщинами стесняюсь, — признался Брянцев. — А жена у вас, случайно, не артистка? — Ты знаешь, нет! — улыбнулся Брянцев. — Бьюсь об заклад: за твоим вопросом что-то кроется! — И не мечтала о сцене? — продолжал допытываться Игорь, краснея от смущения. Брянцев развел руками. — Может, и мечтала, но я об этом ничего не знаю. — Счастливый вы человек! — Возможно… — Брянцев взглянул на часы. Для полного счастья ему не хватало Полуниной. А она не приходила. — Моя Танюшка вообразила себя актрисой, и это плохо кончилось, — с печалью на лице вымолвил Игорь, катая в ладонях карандаш. — Полгода живем врозь… — Полгода — это серьезно, — посочувствовал Брянцев. — И ты по-прежнему не хочешь, чтобы она воображала себя актрисой? — Не хочу! — Игорь швырнул карандаш на стол. — Но недавно я понял, что готов пойти на компромисс… — Вот и скажи ей об этом! — Не хочет она разговаривать. Бросает трубку. — Это худо. Ну, тогда напиши ей. — Не умею я писать письма… Это как вам, наверное, танцевать. — Хм… — Брянцев задумчиво поморгал. — Ты, что, в армии не служил? — С чего вы взяли? Естественно, служил! — И неужто не писал из армии девчатам? — Как не писал! Но это же совсем другое: им, как ни напиши — сойдет. А которая, если не ответит, — ну, подумаешь!.. Вообще-то я пробовал написать Танюшке. Написал и порвал. — Духу не хватило отправить, что ли? — Не в этом дело. Пишешь вроде как с душой, а глянешь — там одни слюни. Аж противно. — Слюней не надо, — согласился Брянцев. — В таких случаях надо попроще: как живешь, как служишь. Вспомни какой-нибудь случай из вашей совместной жизни. Что-нибудь такое, что при всем желании никогда не забудешь. Хорошее такое. Было? — Надо вспомнить… — Нет, не надо копаться в памяти! Сразу ответь: было? — Ну, было: как она на свидание ко мне летела… — Вот и вверни между строчками. Глядишь, прочитает и сама что-нибудь вспомнит. Тоже хорошее. А вспомнит, так непременно и задумается. — Она тогда на практику в Серов уехала, — пустился Игорь в воспоминания. — А мы с ней… Однако Брянцев его остановил: — Не рассказывай ничего сейчас, а то выговоришься раньше времени. Это сразу на бумагу надо, единым духом! И не откладывай, сегодня же сядь и напиши! Ответить Игорь не успел: зазвонил телефон, и на проводе оказался Горелов. Далекий, как из подземелья, голос: — Есть информация! — Володя, говори громче! — крикнул Брянцев. — Тебя почти не слышно! — Есть фамилия, адрес! — прокричал в ответ Горелов, срывая голосовые связки. — Недавно оттуда! Все. Еду!