— Но, как ни удивительно… — пожал плечами Каспер, — Генерал считает, что Селеверстов поступил правильно. — Вот это да… — полковник потеребил себя за волосы, — Удивительно. Но ты знаешь… Если честно, то я чувствую… — Облегчение? — улыбнулся Каспер. — Да, — признался Завьялов, в груди которого продолжали колыхаться качели с газом, — А ты? — Я ведь завидовал Альберту. Все эти четыре года, — на лице агента появилось мечтательное выражение, — Все эти шпионские игры… Они хороши для молодых. А я устал, полковник, очень устал. — Похоже, у всех нас будет возможность как следует отдохнуть, — с этими словами Константин Федорович отложил планшет и, откинув с себя одеяло, опустил ноги на пол. — Думаю да, — кивнул Каспер и присел рядом с полковником. — Но сначала нам предстоит многое объяснять, — усмехнулся Завьялов, чувствуя необычную близость к этому малознакомому, но ставшему ему за один день таким симпатичным человеку. — Это точно, — хохотнул в ответ Каспер, понимая, что гость из Наногорода решил, что будет на их с генералом стороне и будет говорить то, что нужно. Диалог взял паузу, чтобы дать его участникам время на размышление. Мысли задвигались в голове Завьялова, словно кусочки стекла в калейдоскопе. То выстраиваясь в объемный рисунок, то рассыпаясь в разноцветный хаос. Рисунки эти были то приятными, то грустными. Но в один момент очередной рисунок заставил его вздрогнуть. Несколько секунд ушло на то, чтобы мысль оформилась в вопрос. — А тебе не приходила мысль, что генерал действительно мог участвовать в похищении? Не для того, чтобы оправдать зачистку «Жадид», а чтобы помочь Селеверстову. Тогда у этого плана совсем не было бы слабых мест… Зеленые глаза агента 21 долго и пронзительно смотрели на Завьялова. За ними снова на полную мощность работала система генерирования и фильтрации оперативных версий. Полковник терпеливо ждал, понимая, что такой вариант не приходил агенту в голову, и ему нужно время, чтобы его оценить. — Какой смысл был бы тогда устраивать весь этот спектакль? — прервал свое молчание двадцать первый, — почему просто не перевести акции Селеверстову и не отправить его через свои каналы за границу? Думаю, у генерала достаточно возможностей для этого. — Чтобы, например, заставить меня подтвердить активацию протокола «Лондон» — задумчиво проговорил полковник, — и дать Альберту возможность допросить президента. Мы ведь так и не поняли, зачем это было сделано. А, вдруг, это было ключевым моментом? — А потом повесить всех собак на предавшего агентство оперативника…, — очень медленно и аккуратно, как будто опасаясь, что слова упадут на пол и разобьются о плитку, произнес Каспер, — Мне сложно в это поверить. Хотя бы потому, что при всем богатстве списка талантов нашего директора, актерский в нем точно отсутствует. Но я должен признать, что не могу полностью исключить такой вариант. И боюсь, мы никогда не узнаем этого наверняка… За окном набирал силу рассвет. А двое молча сидели на краю больничной койки, думая о том, что на некоторые вопросы совершенно не обязательно получать ответы. А еще о том, какие перемены приготовила жизнь каждому из них. 6. Многомиллионный китайский мегаполис был заполнен утренней суетой. Десятки тысяч людей и тысячи машин прокладывали себе известные только им пути. Никто не обращал внимания на двух мужчин европейской внешности, встретившихся в центральном сквере. А ведь один из этих людей всего полчаса назад подарил миру оглушительную сенсацию, о которой в этот самой момент во весь голос кричали все ведущие мировые службы новостей. — Здравствуйте, Антон! — Селеверстов протянул руку. — Привет, профессор! — улыбнулся Альберт и пожал протянутую руку. Селеверстов был одним из двух человек, кто обращался к агенту 28 по имени. Его настоящему, данному при рождении имени. Вторым человеком была девушка. — Должен признать, что то, как вы все… ммм… организовали, — на лице ученого появилось выражение крайней степени уважения, — это заслуживает прямо-таки восхищения. — Бросьте, профессор! — отмахнулся Альберт, — Восхищения заслуживает ваш поступок. — Да, уж… — родитель наносинтеза ощутимо смутился, — Вы полагаете? — Я уверен, — довольно кивнул агент АТБ, — Иначе, мы бы всего этого не затеяли. — Возможно, можно было обойтись и без всего этого… — с сомнением, которое Альберт мог понять, но не мог принять, проговорил ученый. — Вы же слышали наш разговор со Старковым, — парировал агент, — Он бы сделал все, чтобы продлить действие режима тайны. И, поверьте мне, у него бы нашлось немало сторонников. Притом не только внутри страны. — Я понимаю, — вздохнул Селеверстов. — Вы ждали достаточно. — Да… — Вы выиграли как минимум несколько лет и заслужили того, чтобы прожить их для себя. Детство ваших детей прошло без вас, так пусть хотя бы юность пройдет на ваших глазах, с вашим участием, — голос Альберта звучал очень мягко, но убедительно. — Верно, — согласился Селеверстов, потирая висок кончиками пальцев. — Ага, — еще раз кивнул Альберт, — и я, по-прежнему, думаю, что у этого поступка помимо позитивных последствий для всего человечества, могут быть весьма негативные последствия для одного конкретного человека. — О-о-ох, — почти жалобно вздохнул ученый, — Вы, правда, думаете, что они сочтут это целесообразным? — Целесообразным? — удивился агент, — Конечно, нет. Но прямо сейчас они в гневе и отчаянии. А гнев и отчаяние — плохие советчики. — Они что, могут решить… ммм… убрать меня сгоряча? — теперь уже удивился ученый. — Сгоряча!? — хохотнул Альберт, — ну и словечки у вас, Евгений Сергеевич… — Что? — не понял Селеверстов. — Ничего, — тут же мотнул головой Альберт, — Ничего. Думаю, найдутся люди, которые мыслят трезво и попытаются убедить тех, кто готов действовать, как вы выразились «сгоряча». Но не факт, что их услышат… — Это очень плохо? — Нет, — Альберт постарался выглядеть как можно более убедительным, — они одумаются через пару-тройку дней. Сообразят, что к чему. Остынут. Смирятся, в конце концов. Так что, нам с вами нужно выиграть всего неделю. — Неделю? — вздрогнул Селеверстов, — Вы сказали, два-три дня. — Неделю, — спокойно повторил агент, — на всякий случай. Чтобы уж наверняка. — Значит, действуем по плану? — с надеждой в голосе спросил ученый. — Точно, — подмигнул ему Альберт, — действуем по плану. Конец Эпилог 12 сентября 2032 года. 13:31. Ева шла вдоль заботливо выложенных тротуарной плиткой дорожек по заботливо постриженной траве газона. Каждый раз, когда ее нога касалась земли, теплая трепетная волна пробегала от косточек на лодыжке, через икры и бедра к животу, а оттуда в грудь. Там волна замирала и растворялась, а новая уже бежала от второй ноги, только что соприкоснувшейся с недавно политой травой. Листва на деревьях была совсем еще зеленой. Ни намека на наступившую осень. Вчера вечером она собрала вещи и уехала из квартиры мужа. Возможно, она действительно не создана для семейной жизни. А может, еще не созрела для этого. Или, что тоже можно допустить, он просто оказался не тем человеком. Ведь так бывает? Что она чувствовала? Невозможно описать это чувство. Она чувствовала себя как человек, который нырнул в глубину озера и запутался в водорослях. Он бился, но никак не мог освободиться. Воздух готов был совсем закончиться. Паника и отчаяние подступили к самому горлу. Но в самый последний момент этот человек собрал всю свою волю, очень спокойно взглянул на запутавшуюся в водорослях ногу, и почти неторопливым движением вытащил себя из ловушки. Рванулся к поверхности, вынырнул, взбив гладь озера фонтаном брызг, и жадно вдохнул со свистящим шумом пропитанный летним солнцем воздух. Она чувствовала облегчение. Именно так. Легкость переполняла все ее существо. Она чувствовала, что в ее жизни может произойти что-то чудесное. В этот самый момент она была как никогда близка к какой-то, даже ей самой неведомой, заветной мечте. К той мечте, что живет в каждом из нас. Той, что оставаясь порой непонятой на протяжении всей жизни, тем не менее, ведет тех из нас, кто способен иногда услышать ее слабый, но такой манящий голос. Она слышала этот голос прямо сейчас. Среди этих прекрасных деревьев, запаха травы и пробивавшихся сквозь листву солнечных лучей. Она шла вперед. Ни о чем больше не думая, ни о чем не переживая, не замечая гулявших по парку прохожих. Вся погруженная в собственные ощущения, с лицом, озаренным чуть печальной улыбкой. Она, конечно, не замечала и молодого на первый взгляд человека, который сидел на скамейке, спрятавшейся в тени раскидистой ивы в сотне метров справа от нее. Молодой человек смотрел на нее поверх раскрытой книги, которую он держал в левой руке. Указательным пальцем правой он смахнул несуществующую крошку с кончика собственного носа и тоже улыбнулся.