Он сделал нам знак сесть на рахитичные деревянные стулья. – Это мисс Мейби, – представила меня мисс Коудл. – Она работает со мной. – Здравствуйте, – сказала я. Тесный кабинет имел невероятно обшарпанный вид. Стены здесь были выкрашены в блеклый зеленый цвет, и краска на них была сплошь исцарапана и отбита там, где о них терлась и ударялась мебель. Сама мебель изначально выглядела довольно неплохо – нет, ничего шикарного, всего лишь простая, скромная, износостойкая мебель для представителей народа. Но, к сожалению, многие годы наплевательского отношения со стороны этих самых представителей народа оставили на предметах обстановки глубокие следы. Элегантно здесь выглядел только сам мистер Морфилд, чей недельный счет за услуги цирюльника наверняка достигал такой суммы, что ее хватило бы на то, чтобы обставить в этом убогом стиле с полдюжины таких кабинетов. – Итак, что я могу сделать для вас, мисс Коудл? – спросил он. – Кажется, вы сказали, что пишете статью о предстоящем зимнем бале, который устраивает Торговая палата. – Совершенно верно, – ответила мисс Коудл. – Я знаю, что это будет благотворительный бал, и думаю, наши читатели хотели бы знать побольше о бескорыстных людях, которые столько работают, чтобы собрать так много денег на филантропические цели. – Так оно и есть, – подтвердил он. – Я знаю, люди смотрят на коммерсантов и политиков с некоторым недоверием – это относится даже к скромным местным политикам вроде меня, но нам действительно очень дорог город, в котором мы работаем и живем. Мы, знаете ли, любим отдавать. Помогать тем, кому повезло меньше, чем нам. Так началось одно из самых самовозвеличивающих интервью в истории газет. Мисс Коудл играла свою роль хорошо, позволяя этому напыщенному шуту гороховому, любующемуся собой, в самой что ни на есть покровительственной манере разглагольствовать о том, какой он славный парень, пока я делала вид, будто записываю его слова. Закончив восхвалять свои собственные добродетели, он перешел к добродетелям своих дорогих, дорогих друзей. Мое внимание начало отвлекаться, пока он не сказал: – … добрый старый Редверс Хинкли. Вы его знаете? Его фирма собирается преобразить Томас-стрит, застроив ее новыми зданиями. Он тоже будет на этом балу, во всяком случае, я на это надеюсь. Мы с ним не виделись уже недели две… – Он замолчал и заглянул в свой настольный ежедневник. – Боже мой. Двадцать пятого числа прошлого месяца. Надо же. В его кабинете. Вы могли бы отразить это в своей статье. Мы просидели в его кабинете за полночь. Готов поспорить, широкой публике невдомек, как много нам приходится работать. И опять понеслось. Он еще добрых десять минут долго и нудно распинался о том, какой он замечательный. Когда он наконец выдохся, мисс Коудл рассыпалась в благодарностях за то, что он уделил нам время, и мы распрощались. Мы бодро попрощались также и с Элси, после чего двинулись к двери. Она опять не соизволила даже поднять глаз. Выходя из здания, мы болтали о том о сем, но, когда снова оказались в «ровере» и поехали по узким улочкам этой части города, самой старой, мисс Коудл взяла быка за рога. – Он отлично знал, что у нас на уме, – сказала она. – Похоже на то, – согласилась я. – В мире разведки он бы не выжил. Эта его пантомима с ежедневником была такой очевидной. Он обеспечил алиби Хинкли и себе самому на ночь пожара, даже не дожидаясь, когда мы зададим ему этот вопрос. – Да. Нам надо будет сказать остальным, что нас раскрыли. * * * К тому времени, когда мы вернулись магазин, он же штаб ЖСПС, леди Хардкасл и леди Бикл уже ушли. За прилавком стояла Марисоль Рохас. – О, мисс Армстронг, мисс Коудл, – сказала она. – Как приятно видеть вас снова. Как продвигаются ваши… ваши расспросы? Есть ли успехи? – Кое-какие, – ответила я, почему-то не желая распространяться. – Это хорошо, – сказала она. – Джорджи ушла к себе домой вместе с леди Хардкасл. Она сказала, чтобы вы все шли в ее дом. Она готовит обед. – Леди Бикл готовит обед? – Мисс Коудл была несколько позабавлена. – Хотела бы я посмотреть на это. – Я что, сказала что-то неправильно? – спросила Марисоль. – Нет, – ответила я и, укоряюще подняв брови, посмотрела на мисс Коудл. – Вовсе нет. Не обращайте внимания на мисс Коудл. – А Битти пошла с ними? – поинтересовалась мисс Коудл. – Нет, – отвечала Марисоль. – Она наверху, подчищает бухгалтерию. Мисс Коудл рассмеялась. – Может, поправляет? – Да, мне казалось, что говорить нужно именно так, но она всегда говорит: «Пойду подчищу бухгалтерию». Это что, тоже шутка? – Боюсь, что да. Можно поправить учет, если вкралась ошибка, но подчищать его, заметая следы, – это мошенничество. – Но когда что-то недостаточно хорошо, можно же его «подчистить», чтобы сделать лучше – безо всякого мошенничества? – В целом именно так. Право же, английский – прелестный язык, не правда ли? – Я бы не стала использовать это слово, – не согласилась Марисоль. Мисс Коудл рассмеялась снова. – Что ж, возможно, вы и правы. Спасибо за помощь. Уверена, мы еще увидимся. – Она повернулась ко мне: – Вам известно, где живет Джорджи? – Известно, – сказала я. – Идите за мной. Я вышла из магазина первой, и мы, завернув за угол, оказались перед Беркли Кресент. – О, можно сказать, что ей до работы рукой подать, – заметила мисс Коудл, когда я показала рукой на парадную дверь Биклов. – Два шага – и она на месте. Она позвонила в дверной колокольчик. Дверь открыл дворецкий Уильямс и проводил нас внутрь, прежде чем мы успели сказать хоть слово. – Леди Бикл и леди Хардкасл ждут вас в столовой. Если позволите, я возьму ваши пальто. Повесив наши пальто, он по короткому коридору провел нас к полуоткрытой двери, из-за которой доносились звуки беседы. – …и тогда Фло сказала: «Если вы проделаете это еще раз, я вам его оторву». Последовал смех. Уильямс постучал в дверь. – Пришли остальные ваши гостьи, миледи, – объявил он и посторонился, чтобы дать нам войти. – А, вот и вы, – сказала леди Бикл. – Заходите и устраивайтесь. Уильямс, прошу вас, скажите кухарке, что мы готовы приступить к обеду. – Разумеется, миледи, – ответил Уильямс и удалился. Мы сели за стол, и леди Бикл предложила нам вина. Я, извинившись, отказалась, а мисс Коудл с готовностью приняла бокал. – Фло никогда не пьет, если она за рулем, – заметила леди Хардкасл. – Очень похвально, – отозвалась мисс Коудл, поднимая бокал. – Знаете, состояние опьянения считается правонарушением, если вы управляете лошадью, экипажем, паровозом или гоните скот, но об управлении автомотором в законе нет ни слова, поскольку в момент его принятия их еще не изобрели. Я написала статью на этот счет, но редактор нашей газеты отверг ее. «Ни одному джентльмену не понравится, чтобы ему говорили, что он может, а чего не может делать в своем собственном авто, наедине с собой, мисс Коудл», – изрек он. Так моя кампания и захлебнулась. – Что ж, у вас есть союзница в лице Армстронг, – сказала леди Хардкасл. – Я тут рассказывала Джорджи историю про… – Я знаю, какую историю вы рассказывали, миледи, – перебила ее я. – Странно, что эти ваши истории никогда не включают в себя тот эпизод, в котором вы оказались в щекотливом положении с младшим офицером Королевской конной гвардии. Снова послышался добродушный смех, но от выслушивания подробностей этой встречи нас спасло вторичное появление Уильямса – он явился в сопровождении лакея, и оба они несли подносы с едой. Пока мы ели, мисс Коудл и я излагали подробности нашей беседы с Морфилдом. – … все это вместе взятое привело нас к выводу о том, – подытожила она, – что он знал, что у нас на уме и чего мы хотим, и ему было известно, что мисс Армстронг вовсе не мисс Мейби. – Это очень и очень досадно, – сказала леди Хардкасл. – Мы с Фло пришли к такому же выводу, когда поговорили с дворецким Освальда Крейна. Эти субъекты определенно сговорились. – Как раз это меня и не удивляет, – заметила мисс Коудл. – Они увязли в этом деле по уши, и всех их объединяет фигура Морфилда. Но как они смогли пронюхать, кто вы на самом деле? – Хинкли был на званом вечере у Фарли-Страудов, – объяснила я. – И достопочтенный Джимми тоже. – Верно, – согласилась леди Хардкасл. – Но достопочтенный Джимми никогда не встречался со мной прежде, а что до Хинкли, то, по-моему, он меня не заметил. Он был слишком увлечен беседой с тем малым из Мужской лиги против избирательных прав женщин, и мне удалось не попасться ему на глаза. – Из Мужской лиги? – переспросила мисс Коудл. – А он случайно не говорил, что он в ней верховодит? – Да, полагаю, он это сказал, – ответила леди Хардкасл. – Тогда вы уже повстречались с мистером Натаниэлем Морфилдом. Необычайно высокий малый, одетый так, словно на платье он тратит даже больше, чем я? – Да. У него самые ухоженные усы из всех, которые мне когда-либо доводилось видеть. Просто сказать про него «щеголеватый» – значит, не сказать ничего. – Да, он определенно из тех, кто обожает следить за собой, – согласилась мисс Коудл. – Возможно, от него все и пошло, – предположила я. – Если Хинкли вас все-таки заметил, он вполне мог рассказать о вашей встрече Морфилду, после чего они оба выяснили, что вы вовсе не леди Саммерфорд. – Проклятие, – сказала леди Хардкасл. – А как хорошо все начиналось. Вернее, неплохо. Ведь в конце концов мы смогли добиться от них только половинных алиби, которые они дали друг другу сами. Не думаю, что у нас будет получаться намного хуже, если нам придется действовать более бесцеремонно. – И каков же будет наш следующий ход? – осведомилась леди Бикл. – Думаю, следующих ходов будет немало, – ответствовала леди Хардкасл. – Мы сосредоточились на четверке этих очаровательных господ потому, что их делишки расследовал Кристиан Брукфилд, но думаю, нам не стоит сбрасывать со счетов возможность того, что ни один из них не связан с поджогом и убийством. Так что первым делом нам необходимо точно выяснить, есть ли у каждого из них алиби или же его нет. Итак, что мы имеем?