Рева вскинула голову. Она посмотрела туда, где часто стояла и смотрела Валерия. А потом оглядела двор, проверила все углы и тени: закуток у курятника, дверь башни стражей, арку под залом сестер. Сестра Лори медленно брела по двору, кивая пленницам. Валерии не было. — Может, надоело тебя пытать, — отметила Карина. — Ты ведь хорошо справлялась. — О чем ты? — спросила Рева. — Ты делаешь все, что она поручает, без возражений, и делаешь хорошо. Жаль, ты при этом истощаешь себя. Ты так рухнешь и не встанешь. Ты хоть спишь? Рева пожала плечами. — Мало. — Хмм. Так и думала. Я видела, как ты ворочаешься ночью. Сны точно не о рыцарях и летней свадьбе. У тебя кошмары, ты загоняешь себя работой и плохо ешь. — Нас плохо кормят. — Да. Это не изменить, но я могу помочь с работой. Стой. Я уберу в свинарнике. — Но… — Райна, ты не понимаешь. Не двигайся. Ты даже сейчас двигаешься. — Сестра Валерия… — Райна, пользуйся моментом! Отдыхай! Рева скривилась от имени, но отложила лопату и отошла, пропустив Карину. Райна не было плохим именем, но ей не нравилось врать Карине. Она уже хотела открыть ей правду, рассказать о себе, но закрыла рот. Нельзя. Она даже не могла произнести свое настоящее имя вслух, хотя порой мысленно произносила его. Рева Авалон. Авалон. Не Унна, не Райна. Рева Авалон. Остаток дня Карина рассказывала Реве истории, пока убирала навоз свиней. Они говорили о менти и об их силе. Некоторые истории звучали знакомо для Ревы. Она даже видела, как мама сидит у ее кровати и рассказывается ей о водной принцессе Островов насекомых, которая потоком утопила изменившего ей возлюбленного. Она забыла об этой истории, но Карина напомнила. — Ты знаешь о Драконьих королях? — спросила Карина. — Все знают, — сказала Рева. — Несра был последним, оттуда и название крепости, — она не стала рассказывать Карине, как жила там когда-то. — Ты не знаешь всего. Я слышала историю от огненного менти. Они все знают о Драконьих короля. — Тогда рассказывай, — Рева прислонилась к изгороди, прогнав поросенка. — В древние времена Эсталой правили четыре Драконьих короля, каждый в своем углу королевства. Ато правил Банитой, он был высоким и худым как человек, но большим серебряным драконом с синим огнем, когда превращался. Дрейк правил Ирринтией. Он был бледным с золотыми волосами как человек, но изумрудным драконом с шипами на голове и желтым, как солнце, огнем. Несра, король Кесталона, был со смуглой кожей, был красивым мужчиной, но выдыхал белое пламя, когда был драконом с черно-синей чешуей. А Эсто правил Лантой. Говорят, его кожа мерцала медью, глаза были карими. Он становился золотым драконом, его чешуя сияла как металл, огонь был оранжевым. Рева поежилась. Она родилась в Ланте. На берегу Фиурин был ее дом. Золотой дракон когда-то правил там. Карина бросила навоз в телегу. Она вытерла пот со лба, размазывая грязь, опустила лопату и прислонилась к ней. — Драконьи короли были яростными, как их огонь. Они боролись между собой, но пришли к миру. Они оставили друг другу по уголку королевства, не трогали друг друга. Мир продлился какое-то время, пока их не нашла старуха. Эсто первым выслушал ее. Говорили, она спасла его сына от смерти, и король спросил, чего она хочет. Старуха сказала: «Служить королю своим разумом, ни больше, ни меньше». Эсто позволил ей сидеть в совете, хотя остальные советники были против. И старуха, морщинистая, страшная и с полным ртом гнилых зубов, советовала королю Ланты, как править королевством. Она льстила, и король Эсто считал ее лучше других, — Карина цокнула языком. — Не стоило, потому что у старухи были свои планы на него. И на королевство. Она шептала на ухо Эсто день и ночь, что он — истинный правитель Эсталы. Что другие короли плохи. Что они бедные, заставляют народ голодать, что они слабые и ужасные. Старуха сказала Эсто, что Ато нужно убрать первым. «Он дурак, — сказала старуха. — Жестокий дурак без друзей. Ты легко убьешь его». Эсто послушал ее. Он встретил Ато в воздухе и уничтожил его огнем. Это разрушило мир между королями. Дрейк и Несра объединили силы и напали на Эсто. Хоть у Эсто была и армия Ато, он все еще был в меньшинстве. Кровавая битва чуть не уничтожила Ланту. Одна из сестер прошла близко к свинарнику, и Рева тут же начала мести солому к груде навоза. Карина бросала навоз в телегу. Рева увидела, что сестра ушла, и повернулась к Карине. — Что произошло с Лантой? — Ну, — Карина чуть запыхалась от работы. — После войны старуха пошла к Несре и сказала ему, что Дрейк собирает армию с его сыном, принцем Аррином, что становился драконом с рубиновой чешуей, во главе. Она шептала Несре, как тогда Эсто, пока паранойя не достигла предела, и Несра напал на своего союзника Дрейка. Но старуха была умной, она уже побывала у Дрейка и сообщила об атаке. Дрейк был наготове. Армии бились яростно, Дрейк и Несра потеряли сыновей. Принца Аррина убил сам Несра. На кровавом поле боя два дракона полетели друг к другу, бились когтями. Желтый огонь Дрейка столкнулся с белым огнем Несры, их изумрудные и синие крылья взмахивали, пока они дрались. Говорят, люди слепли, если смотрели на яркий огонь драконов. Желтый огонь сжигал леса, а белый — таверны. Они бились днями, чешуя годами потом лежала на полях. — Кто победил? — спросила Рева. — Оба умерли. Одолели друг друга, превратились в людей и упали с неба. — А потом? — Рева думала, что знала ответ, но хотелось услышать конец истории. — Старуха нашла новое ухо. Человек, лорд с замком и людьми. Он был выбран Просвещенным богом. Они вместе создали новый мир, новую религию, что больше не была основана на пламени, а родилась из пепла драконов. Они обещали убрать магию, что уничтожила Эсталу. Больше жадные драконы не будут издеваться над людьми. Люди сами разрушали замки и боролись за рубины и бриллианты. Новый король уничтожил все замки, кроме крепости Несры, который оставил как символ того, что было. Он построил Торговый путь, чтобы север и юг торговали. — Король Митрин, — прошептала Рева. — Что? — Так его звали. Король Митрин I. Предок короля Давэда. — Да, — сказала Карина. — Ты знаешь королей. Наверное, узнала от лорда-отца, — она подмигнула Реве и продолжила убирать лопатой навоз. Рева мела дальше. Может, Карина рассказала правду, она не знала всех деталей. Их имена, старуха. Ей говорили, что короли-драконы были злыми, правили Эсталой, убивая ее. Это было так, но история Карины сделала их… человечнее. Они хотели власть, как люди, это привело к войнам, и это не была бездумная тяга дракона к жестокости. — Карина, — сказала Рева. Девушка подняла голову и улыбнулась. — Ты видела следы на моем животе. — Да, — сказала Карина. — Мне жаль. Не представляю, как ты скучаешь по ребенку, — Карина прикусила губу и покачала головой. — Многие женщины бормочут имена во сне. Почти все, скорее всего, имена детей. — Мне нечего шептать, — призналась Рева. — Мои дети даже вдохнуть не смогли. Я не смогла родить их… живыми. Карина сжала руку Ревы. Этого хватило, чтобы вызвать слезы Ревы, но она сморгнула их и отпустила руку Карины. Она буркнула, что их увидят сестры, но голос был сдавленным, а сердце — переполненным. На обратном пути в их зал, похожий на камеру заключения, она заметил, что остальные отворачивались. Никто не говорил. Только прачки болтали, как подруги, пока все даже в глаза не смотрели. Девушки тихо прошли к местам для сна, сестры заперли их в длинной камере без окон. Женщины улеглись, Рева хотела что-то делать. История Карины тронул ее. Она думала не о королях, а о том, как слушала Карину. Она хотела услышать голоса всех женщин в тюрьме. Она хотела узнать их и их истории. Откуда они были? Как оказались в Садах Аниоса? Она села на своей груде соломы. — Меня отдали лорду, когда мне было тринадцать. Я была ребенком, а стала призом за его работу на другого человека. Мой муж был солдатом. Требовал послушания. Если я ошибалась, меня били. У меня был лишь один долг: родить ему наследника, но я не смогла. Я не родила живого ребенка. Вы видели мое тело. Видели мои шрамы. Я теперь женщина, но с потерями и болью. Меня лишили родителей в детстве. Я познала горе, как и все вы. Меня почти всю жизнь обещали другому, пока не отдали моему мужу. Он был другом, остался в моем сердце. Я знала любовь, как и все вы. Я пленница, как и вы. Она замолчала и дрожала всем телом. Она легла и скрестила руки, чтобы согреться. Холодно было не из-за ночного воздуха, а из-за тишины. Никто не двигался, не говорил. Зал ночью еще никогда не был таким тихим, всегда шуршали, кашляли и храпели пленницы. Но минуты казались часами, ведь шума не было. А потом заговорила женщина, разбивая тишину дрожащим голосом: — Его звали Сэм, и я любила его. Нам было пятнадцать, мы встречались за конюшней, говорили и порой целовались. О, я любила говорить с ним и целоваться. Он хотел больше, но я говорила ему ждать, пока мы не поженимся. Я знала, что мы поженимся, когда подрастем. Он был конюхом лорда Тики, отец одобрял. У него была работа, а мы были бедными. Отец работал в кожевенной, а мама была слугой, но детей было столько, что еды не хватало. Конюх был хорошей работой, и лорд был хорошим. Лорды хорошо обращались со слугами, ценили верность. А потом начался мятеж, и люди короля пришли в нашу деревню, потребовали хлеба и эля. Мы приняли солдата в доме, отдали ему кровать, остальные из нас спали на полу или на улице, когда было тепло. Он мне не нравился, как и его взгляд на девушек, словно мы — его ужин. Ему нравилось, когда я приносила ему еду, он заставлял меня стоять и ждать, пока он ел. Через месяц, когда мятеж закончился, он сделал предложение отцу. «Пять золотых за девочку с зелеными глазами». Я молила отца не отдавать меня, но пять золотых могли кормить семью месяцами. Мама выгнала меня за дверь и закрыла, Роберто закинул меня на плечо. Он бросил меня на лошадь и уехал со мной. Я помню, как смотрела, как мои слезы катятся по седлу, пока мы уезжали из дома, моей деревни и от моего Сэма. Не знаю, как он повел себя, ведь я не смогла попрощаться, — голос женщины дрогнул, никто не говорил, и она продолжила. — Через шесть месяцев после свадьбы с Роберто у меня вырос живот. Я знала, что беременна, видела маму такой. Но никто не говорил со мной. Никто не сказал мне, как будет, я ни с кем не говорила, не выходила из дома. А Роберто я начала надоедать. «Я не могу ложиться с толстухой», — сказал он и ушел искать наслаждений в другом месте. Я родила без него. Я кричала о помощи, и пришла жена мясника. Она перерезала пуповину кухонным ножом. Я все убрала и лежала в кровати с дочерью, ждала, пока Роберто придет, — она замолчала, Рева услышала всхлип и выдох. Она продолжила. — Кто-то в таверне сказал ему, что родилась девочка. Роберто разозлился, что не сын, и ушел с девкой из таверны. Я ждала и ждала с дочерью у груди, но он не вернулся. Он не оставил мне ни еды, ни денег. Я ходила от двери к двери, просила в деревне работу, но никто не брал мать с младенцем. Но в один из дней, пока я искала работу, я пришла домой, и дверь была забита. Новая семья забрала мой дом. Забрала и не отдавала. У меня не было денег вернуться к родителям. У меня была только плачущая кроха и вещи в сумке. Тогда меня нашли сестры. Они отдали малышку семье в моем доме. Они заковали меня в цепи и привели сюда. Я каждую ночь ощущаю холод в груди. Там спала Бекки. Там она опускала головку, засыпая. Они забрали ее у меня, но я была благодарна, хоть каждую ночь плачу из-за нее. Рева вытерла слезы со щек, сжала себя крепче. Слова женщины тронули ее, и теперь она думала о своих потерях. Она хотела ответить женщине, но заговорила другая. — Мне было пятнадцать, лихорадка забрала родителей. Я спала на улицах, пока ученик целителя девятнадцати лет не сжалился надо мной. Он сказал, что ему нужна служанка в его комнату, пока он работает целителем. Он дал мне матрас в коридоре, кормил завтраками по утрам, и я старалась для него, убирала все, готовила еду и стирала одежду. Ночью мы стали говорить через дверь, пока не засыпали. Он рассказывал о своих родителях, которые были старыми и умерли незадолго до нашей встречи. Я полюбила его за все, что он дал мне, за его слова. Мы поженились через недели, и я была счастлива. Но все изменилось, когда я рассказала ему свой секрет. Я была осторожна. Я день и ночь носила железный браслет, чтобы не меняться. Я знала, что должна рассказать ему до свадьбы, но боялась, что он выбросит меня на улицу. Там было ужасно, я ненавидела молить, ненавидела холодные грязные ночи. Но я не могла жить с ним, не поведав свой секрет. Я не могла. И я сняла браслет и показала, кем была. Я стала собакой перед ним, пыталась показать, что не наврежу. Он испугался, не говорил со мной день и ночь, а потом все стало нормальным, хотя я боялась снимать браслет, — девушка всхлипнула и продолжила. — Сестры пришли за мной через неделю. Рева хотела взять девушку за руку, но не знала, кто был в темноте. Много историй звучало в ту ночь. Все страдали. Их били пьяные мужья, они голодали, их предавали любимые. Многих из-за того, что они менти, других из-за бедности. Но у всех были истории, и они говорили долго. Рева была последней. — Мы поделились секретами, это хорошо, потому что мы больше не будем одни. Когда вы во тьме, я обещаю всегда быть светом, ведущим вас, а вы — моим. Мы выжили, мы не должны забывать друг друга. Вы все дали мне силы, — она взяла ближайших за руки, услышала шорох тел вокруг нее. Они тоже брались за руки. Ее сердце согрелось. 19 Король Давэд Кубок хорошего вина Ланты был нетронут на столе короля. Вино дрожало от шагов крупного мужчины по комнате. Король Давэд не мог сидеть, пока его третий сын был в Зантосе с батальоном. Вестей не было, а Стефан отсутствовал уже две недели. Он замер у стола, коснулся кубка и опустил руку. Нет, вино не поможет, и голова ему нужна ясной для вестей из Зантоса. «Я должен знать, — думал он. — Должен знать, из них ли он», — если Лука менти, он сделает Стефана наследником. Он не мог перестать думать о Стефане. Может, зря он послал Стефана к мятежникам менти? Им владели эмоции. Он согласился слишком быстро. Стефан был плох в решениях, и он узнал, что брат Миккел поехал со Стефаном, хотя король просил порвать с гувернером связи. Он снова расхаживал. Орден тревожил, его власть росла. Три года назад, когда был мятеж менти, и карга сказала ему о пророчестве, он обратился к Ордену, растущей группе Просвещенных. Они ненавидели менти, как он, и у них были хорошие планы, как управлять ими. Женщины беспокоили меньше. У них не было такого боевого инстинкта, как у мужчин. Они скрывали силы и старались жить неприметно. Но Давэд знал, что они все равно опасны, потому согласился работать с Орденом. Они посылали сестер по Эстале, ловили женщин-менти, заковывали в железо и заставляли работать. Пленницы работали на земле, товары развозили по рынкам. Королю была выгода, от этого богатели и Орден, и корона, а менти подавляли. При мысли, что они могут родить больше, Давэду было плохо. Он даже позволял Ордену казнить менти и приказал Стефану убирать все, что осталось от менти после мятежа. Король Давэд расхаживал и ждал вести. Когда слышался шум, он подходил к двери, но это советники просили печать на неинтересных делах о бюджетах и налогах. В конце дня Давэд прогнал всех и покинул покои и нетронутую еду на столе. Он взял с собой стража и пошел по лестнице Всевидящей башни, жалуясь из-за боли в суставах от каждого движения. Порой он не мог поверить, что так стар, и мысль, что он оставит Эсталу в руках Стефана, пугала его больше, чем боль в суставах. Страж карги открыл дверь, и он прошел в мрачную башню с лучиком света. — Месяц еще не прошел. Женщина стояла спиной к ним, что-то мешала в миске. Давэд зажал рукавом нос от вони. — Отходы не убирали два дня, Ваше величество. — Я скажу страже, — ответил король. — Хорошо. Она не повернулась к нему. Он шагнул, желая развернуть ее. Женщина должна повернуться и говорить с королем, выразить уважение. Но он не повернул ее. Он замер в паре шагов и вздохнул.