Эльза не возражала, склоняя голову все ниже, как под ударами бича. Зауер поднял портфель. – Зауер беден, но Зауера нельзя купить за пятьдесят процентов прибавки к жалованью! Простите, меня ждут. И, преувеличенно любезно раскланявшись, он вышел. Шаги его четко отдавались в огромном зале. Эльза сидела как пришибленная. Бой часов привел ее в себя. Она вздрогнула: – Пять часов. Как поздно! Сгущались зимние сумерки. Эльза вышла в зал и огляделась по сторонам. Случайно ее взгляд скользнул по роялю; вдруг ей захотелось играть. Она подняла крышку инструмента, уселась и заиграла. Ей казалось, что еще никогда она не играла с такой охотой… Вдруг она вздрогнула. Прямо перед собой она увидела лицо Штирнера. Когда он вошел?.. Он стоял, прислонившись к роялю, и глядел на нее. Его лицо было бледнее обыкновенного, серьезно и печально. Тонкие губы нервно вздрагивали. Эльза вскрикнула и прекратила игру. – Играйте, прошу вас! – сказал он искренне и просто. Эльза, оправившись от испуга, продолжала. Он некоторое время внимательно слушал игру, а потом медленно и тихо стал говорить: – Как прекрасно вы играете! Это «Лебедь»? «Лебедь» Сен-Санса… Говорят, лебедь поет перед смертью… Но лебеди живут долго, очень долго, и преждевременно умирают только смертельно раненные. Неужели и вы ранены? Кем? Разве стоит он того, чтобы из-за него умирать? – О ком вы говорите? – спросила Эльза, переставая играть и опуская руки на колени. – О нем, о Зауере! Разве это секрет? В Эльзе заговорила гордость женщины. – Господин Штирнер, – сухо сказала она, поднимаясь из-за рояля, – я вас прошу не вмешиваться в мои личные дела! – Да ведь это и мои личные дела, фрейлейн Эльза, ведь вы знаете, что я люблю вас! – Но вы знаете, что я не люблю вас. – В этом, увы, все несчастье… мое и ваше, да, да, и ваше, хотя вы и не понимаете этого. Как бы все было великолепно, если бы вы любили меня! Если бы вы сами полюбили меня, – многозначительно сказал Штирнер. – А как же иначе можно полюбить? Штирнер не ответил. – Послушайте, Эльза, давайте поговорим серьезно. В этом рационализированном зале негде даже присесть… Пройдемте в зимний сад, прошу вас! Они уселись на той же скамье, на которой только что сидела Эльза. – Вы прошли тяжелую школу и знаете жизнь, – начал Штирнер. – Вы знаете, как трудно красивой бедной девушке честно заработать кусок хлеба. Теперь вы богаты. Но и богатство имеет свои неприятности. Для мужчины вы становитесь приманкой вдвойне. На красоту очень часто зарятся донжуаны и ловеласы, на богатство – подлецы и проходимцы. Вы не гарантированы теперь, что ваш избранник будет любить вас, а не ваше богатство. Что ожидает вас тогда? С Зауером кончено. Вы одиноки. Посмотрите на вещи трезво. Почему бы мне и не стать вашим мужем? Вы не любите меня. Но, говорят, наиболее счастливые браки те, где сватом бывает не любовь, а разум. Вы можете полюбить меня позже, такие случаи нередки… И потом… У меня огромное дело, грандиозные планы, а ваше отношение ко мне связывает меня, не дает возможности развернуться во всю ширь, отдаться всецело работе… В последний раз говорю вам: решайте! Эльза отрицательно покачала головой. – Нет, нет! – поспешно сказал Штирнер. – Не говорите мне сейчас ничего. Обдумайте все спокойно, взвесьте мое предложение и дайте мне ответ… сегодня у нас четверг… в воскресенье вечером, в шесть часов. Это последний срок! Поклонившись, Штирнер вышел. Часы гулко пробили шесть. XI. Несостоявшееся свадебное путешествие Наутро Эльза проснулась с давно уже покинувшей ее ясностью мысли. Ей надо было решить – принять ли предложение Штирнера или отказать ему. Почему ей непременно надо было решить это, она не интересовалась. После утреннего завтрака Эльза уселась в своем любимом уголке зимнего сада, перед аквариумом, чтобы принять окончательное решение. Однако ей помешали. Вошел слуга и доложил, что ее ожидает в приемной Оскар Готлиб, который очень просит принять его. «Оскар Готлиб? Откуда он взялся?» – подумала Эльза. Целый рой мимолетных воспоминаний о судебном процессе промелькнул в ее памяти. Эльза спустилась в приемную второго этажа. Навстречу ей с низким поклоном шел старик, в котором она не сразу узнала брата покойного банкира. Оскар Готлиб похудел. Он отпустил окладистую седую бороду вместо небольших бачков. Лицо стало длиннее, щеки впали, а мешки под глазами увеличились. Но перемена коснулась не только внешности. Во всей его позе и жестах чувствовалась какая-то пришибленность и приниженность, глаза беспокойно бегали. – Приношу мои извинения за беспокойство, – сказал он, целуя Эльзе руку, – только крайняя необходимость принуждает меня к этому… – Прошу вас, – указала Эльза на кресло. Они уселись. Оскар Готлиб вздыхал, вертел в руках шляпу и молчал. Несколько овладев собой, он заговорил нетвердым голосом: – Я, право, не знаю, как начать… Прежде всего позвольте уверить вас, что я совершенно примирился с совершившимся фактом… Совершенно… Но самый факт неожиданного лишения наследства поставил меня в необычайно затруднительное положение. Дело в том, что уже после смерти брата и… после вашего отказа от наследства я совершил… я заложил свое имение… Что делать? Молодежь так жадна на развлечения… Большой город… Наряды… Столько соблазнов… Да и хозяйство надо было поправить. Обязательство было краткосрочное. Не думал же я, что вы перемените свое решение и все так обернется! Это я говорю не в упрек, а так, в пояснение. И вот теперь, через неделю, имение пойдет с молотка за неуплату долга. И я разорен… Разорен окончательно, на старости лет, с кучей детей на руках… Их у меня пятеро да жена-старуха… – Какова же сумма вашего долга? Оскар Готлиб замялся. – Большая, солидная сумма, по моим средствам, конечно. Двести тысяч… Эльза подумала: – Будьте добры подождать, я сейчас дам вам ответ. Готлиб не ожидал, что все устроится так просто, и стал заранее горячо и униженно благодарить. Эльза прошла через комнату личного секретариата, в которой никого еще не было, хотя в этот час занятия уже начинались. «Странно, – подумала Эльза, – что бы это значило?» И она вошла в кабинет Карла Готлиба, где теперь постоянно работал Штирнер. Здесь она застала его. – Штирнер, сюда явился Оскар Готлиб… Штирнер поднял брови: – Нашелся? Или воскрес из мертвых? Ну что ж, лучше поздно, чем не вовремя. Что ему надо? – Он просит денег… Его имение продают с молотка. – Сколько? – Он говорит, что имение заложено за двести тысяч. Штирнер поморщился. – Врет! Имение со всем инвентарем не стоит ста тысяч. Песок да кочки. Дадим ему сто тысяч, и пусть проваливает! – Послушайте, Штирнер, я все-таки чувствую себя невольной виновницей его несчастий, и потом… он так жалок… Ему нелегко было явиться сюда. Дайте ему двести тысяч… Пожалуйста! Штирнер рассмеялся: – Пожалуйста! Это великолепно! Глава банкирского дома почтительнейше просит своего приказчика! Фрейлейн Глюк, все принадлежит вам, и ваше слово – закон. Мое дело маленькое: вертеть колесо и исполнять приказания начальства. Он быстро подписал чек на двести тысяч, положил чековую книжку в стол и запер на ключ. – Вот чек. – Благодарю вас. – Опять! Когда вы научитесь быть хозяйкой? Эльза вышла из кабинета и протянула Готлибу бумагу: – Вот чек на двести тысяч… Оскар Готлиб взял чек трясущейся от волнения рукой и стал вновь благодарить и извиняться. – Пожалуйста, не благодарите меня, – смущенно ответила Эльза, – лучше расскажите мне, что с вами случилось. Куда вы пропали после судебного заседания?