Устройство шлюзовых замков понятно без объяснений. Давление воздуха в камере и внешний люк управляются с помощью приборной панели в командном отсеке. Там есть отдельная кнопка сброса. Закрываю дверь шлюзовой камеры и запускаю процедуру сброса. Раздаются сигнальные гудки, в камере мигают лампочки, звучит голосовой обратный отсчет. В камере вспыхивают три кнопки отмены. Любой, кто окажется в шлюзе в момент активации сброса, может легко прервать этот процесс. Когда обратный отсчет завершен, давление в шлюзовой камере снижается до десяти процентов атмосферы (судя по датчикам). Затем открывается внешний люк, и тело Олеси со свистом исчезает. И, учитывая постоянное ускорение корабля, тело попросту вылетает прочь. Не знаю, какого она была вероисповедания и придерживалась ли религии в принципе. Не знаю, что бы она хотела услышать в качестве прощальной речи. Но я хотя бы сохраню в памяти ее имя. – Олеся Илюхина, предаю твое тело звездам! Вроде неплохо. Может, звучит избито, но, по крайней мере, мне стало легче. Следующим я отношу в шлюзовую камеру тело командира Яо. Устраиваю его там, запираю шлюз и сбрасываю останки тем же способом. – Яо Ли-Джи! – произношу я. Не понимаю, как мне удалось вспомнить его полное имя. В нужный момент оно само всплыло в голове. – Предаю твое тело звездам! Шлюзовая камера заканчивает процедуру сброса, и я остаюсь на корабле один. Собственно, я и был один, но теперь это чувствуется особенно остро. Вокруг на расстоянии нескольких световых лет ни единой живой души. И что мне теперь делать? * * * – С возвращением, доктор Грейс! – улыбнулась Тереза. Дети сидели за партами в ожидании урока естествознания. – Спасибо, Тереза, – кивнул я. – На заменах было так ску-у-у-чно! – встрял Майкл. – А у меня интересно, – признал я, взяв в уголке четыре пластмассовых контейнера. – И сегодня мы займемся изучением горных пород! Впрочем, это может показаться слегка скучновато. Дети захихикали. – Сейчас вы разделитесь на четыре команды. Каждая получит по контейнеру. Нужно рассортировать образцы на изверженные, осадочные и метаморфические. Команда, которая закончит первой – и правильно определит каждый камень – получит мячики. – А можно самим выбирать команду? – взволнованно выкрикнул Трэнг. – Нет. Это вызовет море переживаний. Потому, что дети – это звери. Страшные и ужасные! Все рассмеялись. – Команды будут сформированы в алфавитном порядке. Итак, в первую команду идут… Эбби подняла руку. – Мистер Грейс, можно спросить? – Конечно. – Что творится с Солнцем? Ученики внимательно уставились на меня. – Папа говорит, ничего страшного, – произнес Майкл. – А мой папа сказал, это правительственный заговор, – поделилась Тамора. – Так… – Я отложил контейнеры и присел на краешек своего стола. – Вы наверняка знаете, что в океане есть водоросли. И на Солнце появились своего рода водоросли. – Астрофаги? – уточнил Харрисон. Я чуть не свалился со стола. – Г-г-где ты слышал это слово? – спросил я. – Им теперь дали имя, – ответил Харрисон. – Вчера вечером Президент во время выступления так их и назвал. Я настолько оторвался от жизни в своей лаборатории, что даже не знал о выступлении Президента! И черт возьми! Я только позавчера придумал слово «астрофаг». И вот, за сутки оно проделало путь от Стратт до Президента и попало к журналистам. Нехило! – Хорошо. Астрофаги. Они растут на Солнце. Или рядом. Мы пока не поняли. – И в чем проблема? – недоумевал Майкл. – Ну, растут себе водоросли в океане, никого не беспокоят. Какое нам дело до водорослей на Солнце? – Отличный вопрос! – Я указал на Майкла. – Дело в том, что астрофаги поглощают много солнечной энергии. Точнее, не много. Лишь крошечный процент. А значит, Земля получает чуточку меньше солнечного света. И это может привести к серьезным последствиям. – То есть на Земле станет немного холоднее? На градус или два? – поинтересовалась Эбби. – И что с того? – Ребята, вы же знаете об изменении климата? Как мы, выбрасывая углекислый газ в атмосферу, сильно навредили окружающей среде? – Папа говорит, что это неправда, – заявила Тамора. – Увы, правда, – возразил я. – В общем, все экологические проблемы связаны с изменением климата. Они возникли из-за того, что средняя температура на планете возросла на полтора градуса. Вот так. Жалкие полтора градуса! – А эти астрофаги сильно изменят температуру на Земле? – забеспокоился Лютер. Я медленно зашагал вдоль парт. – Мы пока не знаем. Но если они начнут размножаться теми же темпами, что и водоросли, тогда, по мнению климатологов, Земля остынет на десять-пятнадцать градусов. – И что произойдет? – Разные нехорошие явления. Очень нехорошие. Многие животные – целые виды – вымрут, так как их среда обитания станет слишком холодной. Океан тоже остынет, и это приведет к обрушению всей цепи питания. Но даже организмы, которые сумеют выжить при низких температурах, постепенно погибнут от голода, так как те, кем они питаются, вымерли. Дети потрясенно смотрели на меня. Почему родители не удосужились им объяснить? Видимо, взрослые и сами не понимали, что происходит. Если бы я получал пятицентовик каждый раз, когда захочу отшлепать родителей ученика за то, что не разъясняют ребенку самые элементарные вещи, у меня наверняка бы уже накопился целый носок монет… Вот им-то я бы и отхлестал нерадивых родителей! – Животные тоже погибнут? – Эбби в ужасе округлила глаза. Эбби участвовала в конных состязаниях и почти все время проводила на молочной ферме своего деда. Дети нередко имеют весьма смутное представление о человеческих страданиях. Но страдающее животное – совсем другое дело. – Да. К сожалению, многие сельскохозяйственные животные вымрут. На самом деле все еще хуже. В полях погибнет урожай. Еды, которой мы питаемся, станет не хватать. Когда такое происходит, чаще всего рушится общественный порядок и… Спохватившись, я замолчал. Они еще совсем дети. Как я мог так далеко зайти? – Сколько… – начала было Эбби. Впервые она не могла подобрать слов. – Сколько нам осталось до того, как все это случится? – Климатологи предполагают, что изменения произойдут в ближайшие тридцать лет. И тут мои ученики заметно расслабились. – Тридцать лет? Да это ж целая вечность! – засмеялся Трэнг. – Не такая уж вечность, – сказал я. Хотя для ребятишек, которым сейчас двенадцать-тринадцать, три десятилетия вполне могут равняться миллиону. – А можно я буду разбирать горные породы в команде с Трейси? – наконец, спросил Майкл. Тридцать лет. Мой взгляд заскользил по юным лицам учеников. Через тридцать лет им будет слегка за сорок. Они примут на себя всю силу удара. Им придется туго. Ребята вырастут в идиллическом мире, а потом внезапно окажутся в апокалиптическом кошмаре. Этому поколению предстоит стать свидетелями шестого массового вымирания в истории Земли. Желудок свернулся в тугой узел. Я смотрел на класс, полный детей. Счастливых детей. И понимал, что с высокой долей вероятности некоторые из них в будущем погибнут от голода. – Я… – Мой голос осекся. – Мне нужно кое-что сделать. Сортировкой камней займемся в следующий раз. – Как? – не понял Лютер. – А пока… делайте другие уроки. Оставшееся время потратьте на домашнюю работу по другим предметам. Со своих мест не вставайте, работайте тихо, пока не прозвенит звонок. Не произнеся больше ни слова, я выскочил из класса. В коридоре я чуть не потерял сознание. Меня трясло. Я подошел к ближайшему питьевому фонтанчику и плеснул водой в лицо. Затем сделал серию глубоких вдохов, немного успокоился и побежал к автостоянке. Ехал я быстро. Я летел. Не останавливался на красный свет, едва не сбил людей. Я никогда так не делаю, но тот день стал исключением. Тот день был… у меня просто нет подходящих слов. Я с визгом въехал на парковку у лаборатории, бросил машину как попало. У дверей бизнес-центра стояли двое солдат американской армии. Они торчали там и в предыдущие два дня, когда я приезжал в лабораторию. Я промчался мимо них.