– Настали мрачные времена, – тихо заметил я. – Мы с доктором Шапиро смотрим на ситуацию иначе. Мы наслаждаемся активной сексуальной жизнью. – Прекрасно, но мне вовсе не обязательно об этом знать… – И никакой нужды в контрацепции. Она принимает противозачаточные препараты, и к тому же в рамках программы мы оба недавно прошли полное медицинское обследование. Я начал печатать на ноутбуке, надеясь, что он сменит тему. – Наши встречи приносят массу наслаждения… – не унимался Дюбуа. – Очень рад за вас. – В любом случае, я считаю, вы должны знать. Дверь распахнулась, и в конференц-зал быстро вошла Энни. – Простите! Простите! Пришлось отлучиться по-маленькому. Думала, лопну! – объявила умнейший и самый квалифицированный в мире микробиолог. – С возвращением, доктор Шапиро! Я сообщил доктору Грейс о нашей сексуальной связи. Я закрыл ладонями лицо. – Круто, – одобрила Энни. – Нам скрывать нечего. – Итак, если память мне не изменяет, на прошлом занятии мы обсуждали биологические процессы в митохондрии астрофага, – заявил Дюбуа. Я прочистил горло. – Верно. А сегодня мы поговорим о цикле Кребса[137] в клетке астрофага. Он протекает так же, как и в митохондриях земных организмов, но с одним дополнительным этапом… – Прошу прощения! – Энни подняла руку. – Еще один момент! – Она повернулась к Дюбуа. – Мартин, после этого урока у нас будет пятнадцать минут свободного времени до начала следующей тренировки. Не хотите встретиться в туалете и заняться сексом? – Я принимаю ваше предложение, – церемонно ответил тот. – Благодарю, доктор Шапиро. – Договорились, – кивнула она. Оба посмотрели на меня, готовые начать занятие. Я выждал пару мгновений, желая убедиться, что откровений больше не последует. Мои ученики выглядели довольными. – Так вот, цикл Кребса у астрофагов имеет одну особенность… Погодите! А во время секса вы ее тоже называете «доктор Шапиро»? – Конечно, ведь ее зовут именно так. – Мне даже нравится, – ухмыльнулась она. – Простите, что спросил, – извинился я. – А теперь цикл Кребса… * * * Данные Рокки оказались абсолютно точны. Масса Эдриана в 3,93 раза превышает массу Земли, а радиус составляет 10 318 километров (примерно в два раза больше, чем у Земли). Планета вращается вокруг Тау Кита со средней скоростью 35,9 километра в секунду. К тому же Рокки вычислил расположение Эдриана с точностью до одной стотысячной процента. Этих данных достаточно, чтобы я смог рассчитать импульс тяги для орбитального маневра. Хорошо, что цифры подтвердились. Иначе нас могло бы сильно потрепать из-за неверной траектории при выведении на орбиту. Может, мы бы даже погибли. И, конечно, запуск двигателей вращения подразумевал выключение режима центрифуги. Рокки и я вплываем в командный отсек. Он наблюдает из своего пузыря, а я пристегиваюсь к пилотскому креслу. Я смотрю на экран, куда поступает видеопоток с наружной камеры, и глупо улыбаюсь. Я рядом с другой планетой! И с чего я так обрадовался? Вообще-то, я уже несколько недель в другой звездной системе. И все-таки меня охватывает ощущение мистического таинства. Тау Кита во многом похожа на наше Солнце. Столь же яркая, к ней нельзя приближаться, и даже спектр излучения в целом такой же. Зато прибытие на другую планету почему-то вызывает целую бурю эмоций. Под нами проплывают окутывающие Эдриан перистые облака. Точнее, перистые облака еле движутся, а мы проносимся над ними. Гравитация Эдриана превышает земную, поэтому наша орбитальная скорость чуть выше 12 километров в секунду – гораздо больше, чем необходимо для полета по околоземной орбите. Бледно-зеленая планета, которую я рассматривал на протяжении одиннадцати дней, теперь, когда мы к ней приблизились, предстала во всей красе. Эдриан не просто зеленый. Его опоясывают светлые и насыщенно-изумрудные полосы. Примерно, как у Юпитера или Сатурна. Но, в отличие от этих двух газовых гигантов, Эдриан – каменистая планета. Благодаря наблюдениям Рокки я знаю ее радиус и массу, а следовательно, и плотность. Планета с такой высокой плотностью вряд ли окажется газовой. Там, внизу, твердая поверхность, просто ее не видно за облаками. Черт, я бы все отдал за посадочный модуль! Хотя на самом деле ничем хорошим посадка бы не закончилась. Атмосфера Эдриана раздавила бы меня насмерть. Это все равно, что высадиться на Венере. Или на Эрид. В таком случае, жаль, что у Рокки нет посадочного модуля. Он бы наверняка выдержал местное атмосферное давление. Кстати, о Рокки. Сидя в своем наблюдательном пузыре в командном отсеке, эридианец настраивает загадочное устройство, смахивающее на пистолет. А раз космическую войну мы не объявляли, значит, это нечто иное. Одной рукой он сжимает устройство, второй постукивает по нему, в третьей и четвертой я замечаю прямоугольный монитор, соединенный с прибором коротким кабелем. А пятой рукой Рокки придерживается за поручень. Эридианец крутит в приборе чем-то вроде отвертки, и внезапно монитор оживает. На совершенно плоской поверхности возникает рельефное изображение. Рокки водит пистолетом влево-вправо, и фигура на экране двигается точно так же. – Успех! Работает! – Что это? – любопытствую я, вывернувшись в кресле в сторону Рокки, насколько позволяют ремни. – Подожди! – Рокки направляет пистолет в угол экрана, передающего данные с наружной камеры. Эридианец нажимает пару кнопок, и на мониторе его устройства возникает круг. Приглядевшись, я замечаю, что некоторые части круга слегка выступают над экраном. Похоже на модель поверхности. – Мое устройство слышит свет. Как человеческий глаз, – поясняет Рокки. – О, так это видеокамера! – ♫♪♫, – тут же переводит он. Теперь в нашем разговорнике есть слово «видеокамера». – Устройство анализирует свет и показывает в виде рельефа. – И ты можешь воспринимать получившийся рельеф? Отлично! – восхищаюсь я. – Спасибо! – Закрепив камеру внутри пузыря, Рокки направляет ее объектив на мой центральный экран. – Волны какой длины видит человек? – Все волны в диапазоне от 380 до 740 нанометров. Большинство людей не ответили бы на этот вопрос. Но большинство людей не работают в школе учителями естествознания и не вешают в классе огромные схемы со спектром видимого излучения. – Понимаю, – отзывается Рокки и, повернув пару регуляторов, добавляет: – Теперь я «вижу» то же, что и ты. – Ты отличный инженер! – Нет, – отмахивается Рокки. – Видеокамера – устаревшая технология. Монитор – тоже устаревшая технология. Были на корпусе моего корабля, научная аппаратура. Я только изменил, чтобы использовать внутри. Кажется, эридианцы – очень скромный по натуре народ. Или Рокки совсем не умеет принимать комплименты. – Это Эдриан, вопрос? – Рокки указывает на круг на экране своего устройства. Я проверяю, на какую именно часть планеты тычет пальцем эридианец, и сравниваю изображением на экране. – Да. Вот эта часть зеленого цвета. – У меня нет нужного слова. Ну, конечно. В эридианском языке отсутствуют слова, обозначающие цвета. Зачем бы они понадобились? Я никогда не воспринимал цвета как нечто таинственное. Но для того, кто никогда о них не слышал, это, наверное, настоящая загадка. У нас есть названия для диапазонов частот электромагнитного спектра. И все же у моих учеников каждый раз округляются глаза, когда я объясняю, что рентгеновское излучение, микроволны, вайфай или фиолетовый цвет – всего лишь волны различной длины. – Тогда придумай новое слово, – предлагаю я. – Да-да! Пусть этот цвет называется «средне-рельефный». На моем экране высокочастотное излучение отображается в виде гладкой поверхности, низкие частоты преобразуются в высокий рельеф, а этот цвет средне-рельефный. – Понимаю, – киваю я. – И ты прав, зеленый цвет – точно посередине видимого людьми спектра. – Хорошо-хорошо! – радуется Рокки. – Образцы готовы, вопрос? Мы на орбите почти сутки, и все это время пробоотборник работал. Вывожу на экран данные внешнего блока сбора. Вижу, что он полностью исправен и даже сообщает, сколько был открыт: 21 час 17 минут. – Думаю, да. – Забирай. – Ох… – тяжело вздыхаю я. – Со скафандром столько возни! – Ленивый землянин! Быстро забирай! Я смеюсь. У Рокки слегка меняется голос, когда он шутит. Я долго не мог разобраться. Думаю, все дело в окончаниях музыкальных фраз. Отличие кроется в звучании каденции[138]. Точнее описать не могу, но когда слышу, сразу понимаю: вот оно. Я набираю команду закрыть дверцы короба пробоотборника и возвращаю внешний блок сбора в исходное положение. На экране появляется сообщение, что все операции выполнены. Убеждаюсь с помощью наружных камер. Влезаю в «Орлан», запираюсь в шлюзовой камере и запускаю процесс шлюзования. Наконец, я смотрю на Эдриан своими глазами. Планета фантастически красива. На несколько минут замираю на корпусе, не в силах оторваться от грандиозного зрелища. От вида покрывающих планету салатовых и темно-зеленых полос вкупе с отраженным светом Тау Кита захватывает дух. Я бы мог разглядывать Эдриан часами. Наверное, я и на Землю так же смотрел из космоса. Жаль, не помню. Черт, я действительно жалею, что этот момент не сохранился в памяти. Не сомневаюсь, наша Земля столь же прекрасна! – Ты снаружи долго, – раздается в наушниках голос Рокки. – Ты в безопасности, вопрос? С помощью панели управления на скафандре я сделал так, чтобы мой голос по радиосвязи передавался через динамики в командном отсеке. Кроме того, я примотал микрофон от головной гарнитуры к пузырю, где меня ждет Рокки, и настроил на режим голосового управления. Как только Рокки издаст любой звук, он тут же будет транслирован мне.