– Он и не посылал. Я пришла сама. Роб смеривает ее недоверчивым взглядом, но в квартиру впускает. Внутри все еще хуже. Мебели практически нет. На полу лежит свернутый коврик для йоги и несколько одеял. Интересно, откуда? В середине комнаты карточный стол и два складных кресла. Направившись к ним, Би задерживает взгляд на бардаке на кухонной стойке. Замечает там церковную брошюру с кофейным следом от донышка стакана. Би берет ее в руки. Церковь Святого Андрея Первозванного. Би ее знает. На кладбище этой церкви похоронены ее родители. Она вопросительно смотрит на Роба. Тот прекрасно знает отношение Льва к этой церкви. Ее молчание выводит Роба из терпения. – Что тебе надо, Би? Она садится за карточный стол напротив него. Роб для этого столика слишком большой, а она сама – достаточно маленькая. Би протягивает к Робу руки и берет его ладони в свои. – Возвращайся домой! У него дрожит губа. Роб закрывает глаза, и Би задерживает дыхание. Все не может быть настолько просто, но она верит: должно быть! Через некоторое время Роб открывает веки и отвечает: – Нет. – Твоя семья скучает по тебе, Роб. Лев скучает по тебе. Я скучаю. – Я… – он давится, сжимает губы, качает головой. Внутри поднимается волна ярости. Би не понимает. – Я хочу, чтобы мне все вернули, – говорит Роб. – Все, что я отдал ему во имя Божьего слова. Мне нужны мои вещи, мои деньги, мои… – Он не заканчивает предложение, поскольку есть вещи, которые трудно объяснить и невозможно вернуть. Но «Единство» никогда не забирает то, чего ему не отдают по собственной воле. – И ты вот так предашь Льва? Он все для тебя делал… – Лев предал меня. – Лев любит тебя. Роб резко встает, выдергивая из ее рук свои. – Это не любовь. – Тогда что это? Он несколько раз открывает и закрывает рот. Сквозь стиснутые зубы прорывается стон. Роб зажимает голову руками, запускает пальцы в волосы, дергает их. Он ведет с собой войну, вызванную вопросом Би. Это пугает ее. Она сидит не шелохнувшись, боясь сделать лишнее движение. Из груди Роба вырывается рыдание. – Это не любовь, – наконец повторяет он. – Не любовь. – Одно движение, и он оказывается перед Би, уперев руки в подлокотники ее кресла. – Посмотри на меня и скажи, что это любовь. – Роб наклоняется, обдавая Би кислым дыханием. – Скажи, что это любовь, Би. Это всегда только любовь и была. И доказательство тому, как страшно и низко пал Роб за столь короткий промежуток времени. Такой станет жизнь без любви Льва. – Что еще это может быть? – спрашивает Би. Роб с отвращением отстраняется, качает головой. Он просит ее уйти. * * * Тремя днями позже из Индианы звонит Лев. Его мать умерла. В его голосе слышится огромное облегчение. Январь, 2018 – Еще есть время! – кричит кто-то. Еще есть время. Порой нужно оказаться на волосок от смерти, чтобы почувствовать себя живым, ведь именно в такие мгновения хочется жить как никогда. Но чаще всего происходит другое. Ты ложишься на рельсы, и на тебя едет поезд. Парень, дрожа, поднимает голову, чтобы убедиться в его приближении. В груди гулко колотится сердце. Отвернувшись, я с трудом протискиваюсь сквозь стену из человеческих тел. Но только выхожу из толпы, как меня поглощает хлынувшая на перрон волна зевак. Один из них шепчет мне в ухо: – Не делай этого. «Не делать чего?» – отстраненно думаю, глядя в небеса. Подо мной качается мир. Я лежу на рельсах. На меня несется фура. Я откатываюсь в сторону прямо перед столкновением. Падаю с небес и ударяюсь о землю. Из меня вышибает дух. Надо мной склоняется лицо Би, взволнованное и полное любви. Она почему-то гораздо младше своего возраста… как и я. Осознаю это, когда тянусь к ней и вижу свои маленькие руки. – Я так боюсь всего того, что может случиться с тобой, – шепчет сестра и медленно исчезает вместе с больницей. Чувствую кожей стягивающее ощущение от пластыря и зуд от грубых покрывал. Я не бодрствую, а нахожусь между явью и дремой. А потом вижу в изножье постели мужчину. Он тянет ко мне руки. Распахиваю глаза. Грудь бурно вздымается и опадает. Я резко сажусь, ощущая странное натяжение прикрепленных ко мне трубок. – Би, – вырывается у меня, и, осознав ошибку, я тут же поправляюсь: – Пэтти. И снова осознаю ошибку, как только комната обретает очертания. Ферма Гарреттов. Я неспешно поворачиваюсь на бок. Тело ноет, как, наверное, и должно ныть после легкой автомобильной аварии – непривычный опыт. Через жалюзи проглядывает солнце, и я не могу понять, сейчас конец дня или начало нового. Медленно рассматриваю комнату, отмечая не замеченные раньше детали. Она маленькая и, похоже, никому не принадлежит. Гостевая для заблудшей души. Односпальная кровать, которую я занимаю, стоит в углу. В изголовье – тумбочка с лампой и стаканом воды. В противоположном углу – письменный стол. Вздыхаю, увидев на нем свою сумку. Дверь в комнату приоткрыта. Коснувшись лба, шиплю. Больно. Я не обута, накрыта одеялом. Не помню, кто меня разул и укрыл. Ненавижу себя за это. В больнице это тоже было отвратительно – потеря контроля над собой и полное попадание под власть кого и чего угодно. Я осторожно вылезаю из постели, игнорируя восстающие против этого косточки, и иду к сумке. В кармане нахожу неповрежденный мобильный. 9:30 утра. Прокручиваю в голове предыдущий вечер. Я была за рулем. Ехала от фермы к перекрестку. Увидела фуру. Я сажусь на край постели, обняв колени и свесив голову. Пытаюсь вспомнить, как ехала на ферму. Машина была в порядке, это точно. До фермы я доехала без приключений и не встретила ни единого грузовика. Я сжимаю ладони в кулаки и закусываю губу. В голове слышится голос Льва, от которого по телу прокатывает жаркая волна стыда: «Ты живешь пережитым и боишься открыться новому». И я попадаю в аварию. Но не попала бы, если бы просто… не была такой слабой. Я чувствую на себе чей-то взгляд. Поднимаю голову и поворачиваюсь к приоткрытой двери. На меня сквозь щелку смотрит Эмми. У меня перехватывает дыхание. Она наверняка будет совершенной копией Би. Возможно, еще более идеальной, поскольку не скована материнскими ошибками и достаточно юна, чтобы вырасти порядочным человеком, несмотря на уже нанесенный ей вред. Но как же больно на нее смотреть. – Привет, – выдавливаю хрипло, – Эмми. Она подносит руку к щеке, как и при первой нашей встрече. Мой шрам, он всегда приковывает внимание. – Помнишь меня? Вопрос почему-то пугает ее, и она убегает. Я не могу торчать в этой комнате вечно, поэтому собираю свои вещи в сумку, перебрасываю ее через плечо и быстро осматриваю себя при помощи камеры на телефоне – в комнате нет зеркала. Одежда помята, на воротнике засохшие пятна крови. Неудивительно, что Эмми сбежала от меня.