- Кто?! - рявкнула, глядя на братьев и упирая руки в бока. - Кто посмел? Видимо вид у меня был достаточно грозным, потому что Завражский - младший тут же открестился от авторства синяка на Лапушкином лице. - Не я! Я перевела взгляд на Завражского - старшего. Он не спешил оправдываться, невозмутимо резал хлеб и укладывал на толстые куски белой булки такие же толстые куски сыра. Именно его показное спокойствие подействовало на меня, как спусковой механизм. - Ты!… - я задохнулась от возмущения. - ТЫ!!! - Я, - совершенно спокойно согласился самоубийца. И я перестала себя контролировать. Обвела безумным взглядом кухню, мазнула глазами по побелевшему лицу Ильи, а потом подскочила к столу, ухватилась обеими руками за скатерть и со всей силы сдернула, сбрасывая на пол посуду, продукты, горячий кофейник - все, что стояло на столе. - Сволочь! - припечатала, в упор глядя на ненавистное лицо. Тимофей вскочил, будто я его ударила. Опасно сузил глаза. И мне бы остановиться, отступить. Но где я, а где благоразумие? - Мерзавец! - выплюнула ему в лицо. - Какой же ты мерзавец! - Все сказала? - прошипел Завражский - старший. - Или еще что осталось? - Ненавижу тебя! - крикнула и замахнулась, чтобы ударить. Он, кто бы мог сомневаться, перехватил мою руку и рванул на себя. Больно впечаталась в твердое мужское тело, но и это меня не остановило. - Ненавижу, - повторила упрямо, не желая уступать. Пусть не думает, что может запугать меня грубой силой. - Взаимно, - бросил Тимофей, а потом рявкнул во всю глотку: - Дура! А дальше произошло и вовсе невероятное. Тяжелая мужская рука легла мне на затылок, суровое лицо склонилось ко мне, нарушая все мыслимые личные границы, и чужие губы впечатались в мой рот. Первой мыслью было вырваться и дать мерзавцу по морде. Что он еще удумал, скотина! Я открыла рот, чтобы сказать, что думаю о таком возмутительном поведении и снова замахнулась. Но Чингачгук оказался проворнее. Его наглый язык ворвался мне в рот, скользнул по небу и погладил мой язык. Оу, а Чингачгуг-то, оказывается, большой специалист по части поцелуев. И желание сопротивляться как-то внезапно улетучилось, будто и не было его вовсе. А в следующий миг, рука, занесенная для удара, зарылась в короткий ежик на его голове, и я ответила на поцелуй со всем возможным пылом. К стыду своему, должна заметить, что несколько увлеклась. Да что там несколько, увлеклась не на шутку. И когда Завражский прервал это безобразие и первым отстранился, я инстинктивно потянулась за ним. А он… Он, поддерживая меня за плечи, отодвинулся. - Достаточно, - сказал твердо, как отрезал. Желание ударить вспыхнуло с новой силой. Да что этот мужлан себе позволяет! Он что, решил, что со мной можно вот так? Как с гулящей девкой: захотел - поцеловал, захотел - отодвинул?! А самым обидным было то, что я все еще дышала с трудом, а Завражский выглядел совершенно невозмутимым. Будто это не он только что стонал мне в рот, с силой вжимая меня в свое твердое тело. Я передернула плечами, сбрасывая загребущие руки. Огляделась. В кухне мы были одни. Интересно, а куда делать группа поддержки? Ну, ладно Илья, этот смылся, оставив меня на растерзание старшего братца. А где мой Лапушка? Я тут жопу рву, его защищая, а он исчез в самый ответственный момент, бросив меня, в буквальном смысле, на поругание врагу. В том, что благородный отказ врага от дальнейшего поругания меня задел, я даже самой себе отказывалась признаваться. Хотя и всегда стараюсь быть честной сама с собой. Тимофей отошел от меня еще на пару шагов. Это выглядело обидным, словно он опасался, что накинусь на него, требуя продолжения. Тогда в ответ я тоже взяла и отвернулась. Пусть не воображает себе. Подумаешь, бог поцелуев выискался. Подошла к окну и с интересом принялась изучать двор, будто ничего в этой жизни интереснее не встречала. Очень надеюсь, что Завражский сообразит и уберется, наконец, из кухни. А заодно и из Лапушкой квартиры. И из моей жизни. А он не спешил уходить. Потоптался у дверей, а потом решительно подошел и взял меня за руку. Потянул, разворачивая лицом к себе. - Поехали, - заявил твердо. Я недоуменно уставилась на Тимофея. - Поехали, - повторил он упрямо и добавил: - Кофе попьем. Что на это ответить, я не сообразила. Вообще, молчала, как дурочка и смотрела на Завражского. Даже обидно стало: чтобы я и растерялась! А Тимофей, удерживая мою ладонь, вышел в коридор. Туда, где испуганными сусликами стояли Илья и Лапушка. - Уберете там, - распорядился Тимофей, кивнув в сторону кухни. Илья только закивал согласно. А Лапушка решил поинтересоваться, куда, собственно, меня уводят. Ну, хоть за это ему спасибо большое. - А вы? - Уехали, - коротко ответил Тимофей, открывая дверь. - Ты смотри.., - начал Лапушка, стараясь выглядеть грозным. - Я за нее отвечаю, - ответил ему Тимофей. И этого оказалось достаточным, чтобы Лапушка расслабился и даже заулыбался. Больше никто не произнес и слова. Нас проводили внимательными взглядами. Тимофей молча вывел меня из квартиры, не произнося ни слова вызвал лифт. У меня не было слов. Воспротивиться? Потребовать объяснений? Почему-то не возникало никакого желания ничего выяснять. Хотелось просто довериться и идти за ним. Глупость, конечно. Но могу я хоть раз в жизни побыть глупой? Имею право? В лифте Тимофей стоял близко - близко. Казалось, я слышу, как стучит его сердце. Он не делал попытки меня поцеловать, только переплел наши пальцы и смотрел, будто дырку прожигал. Под его горячим взглядом я чуть не задымилась. Уже в машине, усадив меня на пассажирское сидение и пристегнув ремнем безопасности, видимо, чтобы не убежала, Тимофей завел двигатель и повторил: - Едем пить кофе. Я только кивнула в знак согласия. 28 Спустя две недели я с замиранием сердца вынуждена была признаться самой себе, что совершенно безоглядно влюбилась в Тимофея Завражского. Да-да, именно так, безоглядно. Очень хочется сказать: вот что поцелуй животворящий делает. Но дело было, конечно, не в одном поцелуе. Точнее, не только в поцелуе и не только в одном. Целовали меня и до этого, и ничего подобного я не испытывала. Просто Тимофей оказался таким… таким… самым лучшим, если уж честно. Нет, он не превратился в прекрасного принца со сверкающей короной на голове и не стал ангелом с белыми крыльями. Он остался таким же, как был в нашу первую встречу: сдержанным и немного хмурым взрослым мужчиной с замашками диктатора и язвительным языком. Только вот мое отношение к нему изменилось, прямо скажу, кардинально. Все началось с нашего внепланового кофепития. Завражский действительно повез меня пить кофе. Повез в кафе, а не к себе домой, как я подумала, оказавшись в его машине. Каюсь, мелькнула шальная мысль, тем более, что поцелуй у нас вышел крышесносный, да и мы не школьники, чтобы держаться за ручки незнамо сколько времени. Я даже прикинула, что буду делать, если мужчина решит продолжить наше, скажем так, близкое общение. Но Тимофей оказался джентельменом. Кафе было небольшим и милым. И пахло там приятно - кофе, корицей и чем-то еще очень вкусным. - Что тебе взять, кроме кофе? - спросил Тимофей, когда мы зашли в зал. К тому моменту я уже поняла, что продолжения, в смысле поцелуев, прямо сейчас не будет и немного пришла в себя. Есть не хотелось, а вот от чашки бодрящего эспрессо я бы не отказалась. Крепкий кофе лучшее средство для прочищения мозгов, это я знаю точно. - Только кофе. Эспрессо. - Я помню, - отозвался Тимофей и ушел делать заказ. Сам принес две маленькие чашки, осторожно поставил на столик, потом сходил за водой. Когда он сел напротив меня и принялся невозмутимо размешивать сахар в чашке, я пожалела, что поехала с ним. Вот кто мне скажет, зачем я согласилась? Ситуация ужасно неловкая, надо было просто сделать вид, что ничего не случилось, выпроводить братьев Завражских восвояси и серьезно поговорить с Лапушкой. Это было бы логично. Но вместо этого я зачем-то поехала неизвестно куда с малознакомым мужиком, а теперь сидела с ним за одним столиком и любовалась, как он с безразличным выражением лица, уже пять минут мешал сахар в крошечной чашке. Интересно, если долго размешивать эспрессо, получится взбить его в крепкую пену? Нужно было допивать кофе и уходить. Я же, как зачарованная, не могла оторвать глаз от крепких мужских пальцев, сжимавших крохотную ложечку. Именно эти пальцы гладили мое тело полчаса назад. О чем я думаю?! Тимофей, наконец, отложил ложечку и прервал неловкое молчание. - Я не буду извиняться, - тихо, но твердо заявил он и поднял на меня глаза. - Ты не должен был драться с Лапушкой, - возразила я упрямо. Мужчина усмехнулся одними губами, но серые глаза по-прежнему смотрели серьезно. - Вообще-то я не о твоем… Лапушке, - сказал он. - Я о том, что поцеловал тебя. Извиняться не буду. - Тогда я тоже не буду, - заявила не менее твердо и сложила руки на груди. В конце концов поцелуй был обоюдным, никто меня не заставлял. И если он рассчитывает, что я начну просить прощения за то, что ответила, то его ждет крупное разочарование. Может, в этой ситуации я и выгляжу глупо, но никакого раскаяния не испытываю. - За поцелуй? - осторожно уточнил Тимофей. - И за поцелуй тоже. - А еще за что ты не будешь извиняться? - За то, что собиралась намылить тебе шею. - Не знаю, что ты там собиралась, - на его губах заиграла насмешливая улыбка, - но я видел только то, что ты перебила кучу посуды на кухне у своего друга. И испортила его завтрак. Просить прощения нужно у него.