- Спасибо, друг, - от чистого серца поблагодарила Лапушку. - Интересно девки пляшут, - возмутилась Изольда. - По четыре штуки в ряд, - поддержал ее Илья. - И вам тоже огромное мерси. Мы еще посидели, а потом моя группа поддержки стала собираться. Пока они обувались, Васька проснулся и громко потребовал еды. А после еды сыну захотелось развлечений. В общем, день прошел нескучно. Впрочем, скучных дней у меня давно уже не было. А позже мы купались, ужинали и слушали колыбельные в моем исполнении. Когда Васька заснул, я приняла душ и встала перед зеркалом, внимательно изучая свое изображение. То ли регулярные занятия спортом помогли, то ли время пришло, но выглядеть я стала гораздо лучше. Пропал живот. Грудь, правда, все еще была не моя. То есть, не вернулась в привычный мне размер. Но я понимала, что это связано с грудным вскармливанием. Рано или поздно, но она уменьшится. Присмотрелась повнимательнее - а классно я выгляжу. Никаких тебе растяжек, спасибо наследственности и миндальному маслу, которое я на протяжении всей беременности втирала в кожу. Лицо свежее. Темные круги под глазами исчезли. Волосы вернули себе былой блеск. А главное, в глазах уже нет и тени той обреченности, что была когда-то. Зажужжал мобильный, и я порадовалась, что сообразила выключить звук, иначе, как пить дать, разбудила бы наследника. А Васька мне бы такого произвола и насилия над личностью не простил бы. Носилась бы с ним еще полночи. Продолжая любоваться собой, ответила на звонок. - Марта, - раздался в трубке напряженный голос Ильи. - Завтра можешь не приезжать, - напомнила ему. - Мы же договорились. Илья подозрительно молчал. - Что-то случилось? - спросила осторожно. - Тимофей вернулся. 38 Темное нутро транспортного самолета приняло Тимофея в свои объятия. Он сел на лавку, вытянул ноги и прижался затылком к борту, прикрывая глаза. Через семь часов он будет в Москве… …Тимофей вышел со двора, уже понимая, что совершил ошибку. Пожалуй, самую страшную ошибку в своей жизни. И надо бы вернуться, попробовать исправить содеянное, но … Останавливало осознание того, что Марта не простит. Он бы на ее месте ни за что бы не простил. Поэтому вызвал такси, по дороге купил себе большой стакан отвратительного кофе и поехал на аэродром, уговаривая себя, что все к лучшему. В самом деле, даже если предположить, что она примет его обратно, что это будет за жизнь? Марта станет шарахаться от малейшего его резкого движения, а он все время будет ждать: когда же она снова его обманет. Ибо обманувший один раз, обманет и другой. Когда ему объяснили, что на самом деле произошло в загородном клубе, он тут же поверил. Но от этого легче не стало. Серной кислотой разъедала душу мысль: Марта соврала. Пусть и из лучших побуждений, но осознанно сказала неправду. А ведь могла бы честно рассказать. Он бы, пожалуй, постарался ее понять. Вряд ли бы одобрил ее идею и отпустил, скорее бы придумал другой вариант. В Банги, выйдя из самолета, первым же делом закурил и постарался прогнать мысли о Марте. Но глядя на красную землю Африки (а она тут действительно красная, без преувеличений), все крутил в голове, что через пару недель у них должна была состояться свадьба, и если он прямо сейчас вернется в самолет и дождется, когда его заправят, то через семь часов будет в Москве и успеет еще оплатить свадебный банкет и …. Дальше мысли путались. - Алабай, - гаркнули на ухо, - ну, наконец-то! - Бешеный? - искренне удивился Тимофей. - Ты тут какими судьбами? - Посылку с оказией получаю, - улыбаясь, ответил Кир Яковлев, он же Бешенный, он же начальник президентской охраны. - Откуда? - Тимофей поправил рюкзак и пожал протянутую крепкую, загорелую руку. - Посылку? - уточнил Кир. - Из Москвы, жена передала. - Опять колбасу, - подначил Кира стоящий рядом парень. - Да при чем тут колбаса, - махнул рукой Кир. - Там письма и рисунки девочек. - А письма зачем? Ты же вроде каждый день с женой общаешься. - Закончилась халява. Уже месяц, как запретили. Никаких личных разговоров, связь только по работе. Местные симки можно скинуть в сортир, - пояснили Кир. Тимофей кивнул, давай понять, что принял информацию к сведению. Раньше Кир каждый день говорил с женой, об этом знали все парни и никто не решался побеспокоить начальника во время этих разговоров. Еще в Москве у Тимофея была мысль, что через Кира можно будет звонить Марте. - Как же ты теперь? - спросил Тимофей. - Как и все, - пожал плечами Кир и забрал у пилота пухлый пакет из плотной бумаги. - Сочувствую. - Ничего. Вот женишься, и я тебе сочувствовать буду, - не остался в долгу Кир. - Тебя подвести? - Да меня вроде встречают, - ответил Тимофей. - О, вот это за мной. - Ну, тогда до встречи, - легко согласился Кир и быстрым шагом пошел к машине. Его парни двинулись за командиром. Тимофей понятливо улыбнулся - он бы тоже спешил открыть пакет, если бы внутри лежали письма от Марты. На базе его тут же вызвали к начальству и стало не до воспоминаний. Уже только поздно вечером, когда появилось свободное время, Тимофей снова занялся самокопанием. Как он мог ее ударить? Ведь говорил, что скорее отрубит себе руку, чем поднимет ее на женщину. Не отрубил и поднял. Спасибо брату и Лебедянскому, вовремя успевших среагировать. Парни собрались во дворе, разожгли костер. Тимофей подошел, прислушиваясь к разговору. Делились новостями, травили байки, беззлобно подначивали друг друга. А буквально в нескольких метрах от костра цвета, пахла и шелестела душная африканская ночь. И Тимофей понял, что соскучился по всему этого. По ребятам. Простым, надежным и, как это ни пошло звучит, настоящим. По запахам. По звукам. Даже по воде с аспирином, и то соскучился. Тимофей искренне любил Африку. Ее душный климат, сезонные дожди, красную землю и так непохожих на его соотечественников людей. Не цветом кожей непохожих, самой сутью. Они были проще, ближе к природе, первобытнее. Им не нужна была хваленая демократия, плевать они хотели на нее. Они просто хотели мира. Уютного дома, хорошей еды. Чтобы дети могли, не опасаясь, ходить в школу. Они умели радоваться и грустить, не скрывая своих чувств. И Тимофей, прилетевший в на этот континент в качестве военного консультанта, искренне хотел этим людям помочь. Тут же вспомнился Кир. Его: «женишься, и я тебе сочувствовать буду». Он смог бы жить так, без связи, в ожидании писем от любимой женщины? Очень захотелось услышать голос Марты. Попросить прощения и сказать, что он дурак, профукавший свое счастье. Что ему даже думать больно, когда он вспоминает, как себя повел. Все еще думая о Марте, Тимофей протянул руку и опустил ее в огонь. Пальцы пронзила резкая боль и запахло паленым мясом. Кто-то из парней оттолкнул его от костра, кто-то тут же стал поливать обожженную кожу водой, кто-то побежал за доктором. А Тимофей стоял и, глядя на пузырящуюся кожу, думал о том, что этого катастрофически мало, чтобы искупить свою вину. Но боль в обожженной руке неизвестно почему радовала. - Ты в своему уме? - орал начальник, когда наутро Тимофей с перевязанной рукой зашел к нему в кабинет. - Ты что творишь? - Задумался, - пожал плечами Завражский. - Гуинплен хренов, - продолжал плеваться огнем начальник. - Так я же не рот себе разрезал, - резонно возразил Тимофей. - Лучше бы рот. А если, не дай бог, замес какой начнется, что ты делать будешь? - Я амбидекстр, - напомнил ему Тимофей. - Мне по барабану, какой рукой стрелять. - А третьей руки, случайно, у тебя нет? - издевательски поинтересовался начальник. - Не держу, - все так же спокойно ответил Завражский. - Ты хоть поясни, на хрена? - Задумался, - упрямо повторил Тимофей. Начальник понял, что ничего другого Завражский ему не скажет. - Иди, - махнул рукой в сторону двери. - Завтра утром жду на планерке. Что смотришь? На больничный можешь не рассчитывать. … Тимофей задумчиво потер шрамы. Глупо думать, что он заплатил по заслугам. Но скоро он будет в Москве, сможет ее увидеть, попробует объясниться. Хотя… его не было целый год. Возможно, она выкинула Тимофея из головы. Возможно даже, у нее теперь есть кто-то другой. Но сейчас он не будет об этом думать. К чему? Он подумает об этом потом, когда встретиться с Мартой. В Москве он тут же включил свой мобильный и набрал мамин номер. - Мам, привет. Я вернулся. - Тимоша, ты где?