– Сейчас не могу, вот когда все закончится… – Литр приговорим, – потер руки младший сержант-олигарх танковой службы. – Обязательно. – И я выскользнул из спальни. Путь от Валентиновки до железнодорожной станции Щелково я проделал легкой физкультурной трусцой, уложившись в сорок минут. На заасфальтированном пятачке у билетных касс, где во времена оные посреди никогда не пересыхающей лужи находился знаменитый на всю округу пивняк, любовно прозванный аборигенами «Малой Землей», стоял грязно-зеленоватого цвета старый «москвичок», помнивший еще перестройку с ускорением и идиотическую трезвость с, мать ее, гласностью. За рулем сидел типичный лох и пялился в никуда. Я сел рядом с ним, и лохов в машине стало вдвое больше. – Еще раз здравствуй. – Физкульт-привет. – Я у тебя сегодня заночую? – Бога ради. – Пожрать и выпить найдется? – Не вопрос. – Тогда трогай, извозчик, дома у тебя переговорим, а сейчас я подремлю немного, а то глаза слипаются. – Баю-бай. Часть вторая Глава 14 День второй Продрых я почти до полудня следующего дня – и все равно чувствовал себя усталым. Не было ни малейшего желания вступать в драку (а придется), напротив, вся моя сущность жаждала покоя и неги. Сейчас бы бросить все к чертовой матери и прогуляться, скажем, по Арбату, вернее, по тому, что от него осталось, или по Тверской, а может, взять да и смотаться в мой любимый пивняк «Шварцвальд» на Соколе или в «Главпивторг» на Лубянке. Совершенно не хотелось в очередной раз спасать мир, а осознание того, что никуда от этого не деться, совсем не добавляло жизненных сил и исторического оптимизма. Кое-как и через силу размявшись, я позавтракал тем, что бог послал Вите, и, позаимствовав из его кабинета лист бумаги, устроился на кухне с чашкой специально заваренного для поддержания хилых умственных сил кофе и принялся рисовать разного рода геометрические фигуры. Почему-то именно это занятие всегда помогало мне сосредоточиться. Итак, что же мы имеем? Совершенно ясно, что кто-то собирается затеять драку притворщиков в лучших традициях Голливуда («Пойми и запомни, Джон Рембо, придурка может остановить только недоумок») с обоюдным, подозреваю, смертельным исходом и под возникший шум спокойно и без лишней суеты решить свои вопросы. Полагаю, что речь идет о судьбе «Русской стали». Еще до отъезда в Москву я немного полазил по Интернету, и выуженные оттуда сведения, признаться, заставили меня задуматься. Итак, компания давно и прочно занимает лидирующие позиции в России и достаточно агрессивно вторгается на международный рынок. Динамика развития достигла лучших европейских показателей, размеры оборотов исчисляются десятками миллиардов долларов. Но! Из всего состава соучредителей реально на ее благо трудится только Крупин П.Н., дорогим и нежданным гостем которого я был накануне вечером. Ему принадлежит 45,5 процента акций. Оставшиеся 54,5 процента распределены между оставшимися четырьмя соучредителями, занимающимися чем угодно, только не созидательным трудом на благо родной фирмы. Один очень болен; другой наслаждается средиземноморскими круизами в компании очаровательных юных особ, похожих на проституток, на яхте размерами с линкор «Миссури»; еще один персонаж с неполным средним образованием и четырьмя ходками к «хозяину» занимается исключительно делами своего фонда поддержания юных дарований в сфере изящных искусств; и, наконец, четвертый приобрел по случаю хоккейный клуб в Канаде и с головой погрузился в чарующий мир большого спорта. Два раза в год все они собираются на заседание совета учредителей, чтобы узнать, на сколько же они стали богаче, и, окрыленные услышанным, возвращаются к прежней жизни. Крупина они почитают за бога или, по крайней мере, за его наместника на Земле. Едва не забыл, друг друга все эти четверо почему-то на дух не переносят. То есть вся эта «Сталь» при всех своих успехах и наворотах очень уязвима. Даже странно, что никто раньше не занялся ей вплотную. Ведь, случись что с Петром Николаевичем, оставшиеся побегут, задрав штаны, искать варягов, чтобы правили ими дальше и подсыпали денежку… И тут зазвонил телефон. – Да. – Стас, привет. – Жень, ты где был вчера? Я тебе раз десять на все номера звонил. – Как где? Дома, освобождение праздновал. – И как? Отпраздновал? – Есть что вспомнить, – по-моему, он еще не до конца протрезвел. – Отпустили под подписку? – Самое интересное, что без всяких подписок и прочей ерунды. Все обвинения сняты, ни у кого никаких претензий. – С чего бы это? – Сам не пойму, четыре месяца пытались слопать, а теперь как бы раздумали. – О как! – Стас, может, в гости нагрянешь? Погудим немного, молодость вспомним. – Может, чуть позже. – Тогда я пошел. – Куда? – Водку пить и шашлык трескать, куда же еще? – Тогда до связи. – И тебе того же. Значит, все обвинения сняты и никаких претензий нет. Браво, Степаныч. Теперь и мне деваться некуда. Я взял трубку и набрал номер. – Концерн «Росмед», слушаю вас, – раздался ангельский голосок. Где они только таких набирают, интересно? – Соедините меня, пожалуйста, с приемной Германа Константиновича. – Вам назначено? – Да. – Как вас представить? – очень хотелось ответить хамским: «Представьте меня очень неодетым и в сауне», – но я сдержался. – Пожалуйста, соедините меня с его личным секретарем, я ей все подробно объясню. – Минутку, – заиграла чудная музыка, должно быть, офисный вариант «Пер Гюнта». Не успел я толком насладиться прекрасным, как меня уведомили, что я соединен с приемной господина Бацунина. – Добрый день, – заискивающе проблеял я. – Добрый, – согласился со мной хорошо поставленный строгий женский голос. – Будьте добры, соедините меня с Германом Константиновичем. – Он сейчас проводит совещание. – Мне почему-то кажется, – нахально заявил я, – что он найдет для меня пару минут. – Да? – усомнился строгий голос. – Да, – уверил я свою собеседницу, вполне, впрочем, допуская, что никто меня не узнает и к сердцу не прижмет. Бывали, знаете ли, случаи. – Представьтесь, пожалуйста. – Я человек, с которым господин Бацунин катался в ноябре девяностого года по набережной Фрогнер Странд в Осло. – «В пьяном виде», – едва не добавил я. – Именно так и доложить? – Слово в слово, пожалуйста. – Наступила пауза, прерванная голосом, которого я не слышал семнадцать лет: – Ты? – Я. – Рад тебя слышать. Как ты? – Нормально. Ты-то как?