— Невероятно, правда? Ты не поверишь, что мне удалось совершить с искусственным интеллектом в этом году — беспрецедентный прорыв. Я разработал собственные технологии, позволяющие машинам решать проблемы и самостоятельно контролировать себя совершенно новыми способами. Лэнгдон заметил, что за прошлый год вокруг мальчишеских глаз Эдмонда появились глубокие складки. Мужчина выглядел усталым. — Эдмонд, ты не хочешь рассказать, почему привел меня сюда? — В Бильбао или в спираль Ричарда Серра? — Давай начнем со спирали, — ответил Лэнгдон. — Ты знаешь, что у меня клаустрофобия. — Точно. Сегодня все выталкивало людей из их зоны комфорта, — сказал он с ухмылкой. — Это всегда твоя особенность. — Кроме того, — добавил Кирш, — мне нужно было поговорить с тобой, и я не хотел, чтобы меня заметили перед шоу. — Потому что рок-звезды никогда не общаются с гостями до концерта? — Правильно! — в шутку ответил Кирш. — Рок-звезды по волшебству появляются на сцене в клубах дыма. Свет наверху внезапно погас и снова включился. Кирш приподнял рукав и посмотрел на часы. Потом он взглянул на Лэнгдона, выражение его лица внезапно стало серьезным. — Роберт, у нас мало времени. Сегодня вечером потрясающий случай для меня. В сущности, это станет необыкновенной возможностью для всего человечества. Лэнгдон почувствовал нетерпение. — Недавно я сделал научное открытие, — сказал Эдмонд. — Это прорыв, который будет иметь далеко идущие последствия. Почти никто на земле не знает об этом, и сегодня вечером — очень скоро — я выступлю с обращением к миру и объявлю о том, что я открыл. — Я не знаю, что сказать, — ответил Лэнгдон. — Это звучит восхитительно. Эдмонд понизил голос, и его тон стал необычайно напряженным. — Прежде чем обнародовать эту информацию, Роберт, мне нужен твой совет. — Он сделал паузу. — Боюсь, от этого может зависеть моя жизнь. ГЛАВА 9 Молчание установилось между двумя мужчинами внутри спирали. — Мне нужен твой совет… Боюсь, моя жизнь зависит от этого. Слова Эдмонда тяжело повисли в воздухе и Лэнгдон увидел беспокойство в глазах друга. — Эдмонд? Что происходит? Что с тобой? Свет над головой погас и снова включился, но Эдмонд не обратил на это внимания. — Для меня это был значимый год, — начал он, переходя на шепот. — Я работал в одиночку над крупным проектом, который привел к инновационному открытию. — Звучит замечательно. Кирш кивнул. — Это действительно так, и словами трудно описать, до чего я счастлив поделиться сегодня этим открытием с миром. Оно приведет к серьезной смене парадигм. Я не преувеличиваю, когда говорю, что последствия моего открытия будут соразмерны революции Коперника. На мгновение Лэнгдон подумал, что его друг шутит, но выражение лица Эдмонда оставалось предельно серьезным. «Коперника? Смирение никогда не являлось одной из сильных сторон Эдмонда, но это утверждение прозвучало почти нелепо». Николай Коперник был отцом гелиоцентрической модели (верил в то, что планеты вращаются вокруг Солнца), которая разожгла научную революцию в 1500-х годах и полностью уничтожила давнее учение церкви о том, что человечество занимало центр Вселенной Бога. Его открытие церковь осуждала в течение трех столетий, но ущерб был нанесен, и мир навсегда переменился. — Я вижу, ты скептически настроен, — сказал Эдмонд. — Лучше, если бы я сказал Дарвина? Лэнгдон улыбнулся. — То же самое. — Ладно, тогда позволь спросить вот что: каковы два фундаментальных вопроса, которые возникали перед человечеством за всю историю? Лэнгдон задумался. — Ну, вопросы наверно такие: «Как все это начиналось?» и «Откуда мы появились?» — Точно. И второй вопрос — просто вспомогательный для этого. Не «откуда мы родом», а… — Куда мы движемся? — Да! Эти две тайны лежат в основе человеческого опыта. Откуда мы появились? Куда мы движемся? Создание и предназначение человека. Это общечеловеческие тайны. Взгляд Эдмонда заострился, и он выжидающе посмотрел на Лэнгдона. — Роберт, открытие, которое я сделал… оно очень четко отвечает на оба этих вопроса. Лэнгдон зацепился за слова Эдмонда и за их безрассудные последствия. — Я… не знаю, что сказать. — Нет необходимости что-то говорить. Я надеюсь, что вы и я сможем найти время, чтобы поглубже подискутировать на презентации сегодня вечером, но на данный момент мне необходимо поговорить с вами о темной стороне всего этого — потенциальных последствий открытия. — Ты думаешь о возможных последствиях? — Без сомнения. Отвечая на эти вопросы, я поставил себя в прямой конфликт с веками установленными духовными учениями. Вопросы человеческого мироздания и человеческого предназначения традиционно являются областью религии. Я незваный гость, и религиям мира не понравится то, что я собираюсь объявить. — Интересно, — ответил Лэнгдон. — Так поэтому ты провел со мной два часа, толкуя о религии за обедом в Бостоне в прошлом году? — Именно так. Ты можешь припомнить мое личное поручительство, данное тебе — о том, что в нашей жизни религиозные мифы будут практически сметены научными прорывами. Лэнгдон кивнул. Забыть трудно. Смелость декларации Кирша запечатлелась один-в-один в живой памяти Лэнгдона. — Я помню. И я возразил, что религия переживала достижения науки на протяжении тысячелетий и что она служила важной цели в обществе, и хотя религия может эволюционировать, она никогда не отомрет. — Точно. Я уже сказал тебе, что нашел цель своей жизни — использовать научную истину для искоренения мифа о религии. — Да, сильно сказано. — И ты бросил мне вызов, Роберт. Ты утверждал, что всякий раз, когда я сталкивался с «научной истиной», которая противоречила или умаляла принципы религии, я должен был обсудить ее с религиозным ученым в надежде, что я пойму, что наука и религия часто пытаются пересказать одну и ту же историю двумя разными языками. — Я помню. Ученые и духовники часто пользуются разными словарями, чтобы описать одни и те же тайны Вселенной. Конфликты часто связаны с семантикой, а не с субстанцией. — Что ж, я последовал твоему совету, — сказал Кирш. — Ия советовался с духовными лидерами по поводу моего последнего открытия. — Правда? — Ты знаком с Парламентом мировых религий? — Конечно. Лэнгдон был большим энтузиастом группы по продвижению межконфессионального обсуждения. — По чистой случайности, — сказал Кирш, — парламент провел в этом году свою встречу за пределами Барселоны, примерно в часе езды от моего дома, в аббатстве Монсеррат. Потрясающее место, подумал Лэнгдон, побывавший на вершине горы святилища много лет назад. — Когда я услышал, что это происходило в течение той же недели, я планировал сделать это крупное научное заявление, я не знаю, я… — Ты подумал, не знамение ли это Божие? Кирш засмеялся. — Что-то вроде этого. Поэтому я позвонил им. На Лэнгдона это произвело впечатление. — Ты обратился ко всему парламенту? — Нет! Слишком опасно. Я не хотел, чтобы эта информация просочилась прежде чем я смог сам о ней объявить, поэтому я запланировал встречу только с тремя из них — по одному представителю от христианства, ислама и иудаизма. Наша четверка встретилась для частной беседы в библиотеке. — Поразительно, что они пустили тебя в библиотеку, — с удивлением сказал Лэнгдон. — Я слышал, что это святое место.