оставила короля одного в этом пустынном месте. Принц быстро двинулся вперед, глядя поперемменно то в одну, то в другую сторону поперечного нефа. Никаких признаков жизни. Он двинулся глубже, обвел взглядом алтарь и заглянул в апсиду. Именно здесь, в самых глубоких уголках горы, Хулиан наконец увидел отца и резко остановился. Король Испании в совершенном одиночестве сгорбившись сидел в инвалидном кресле, покрытый тяжелыми одеялами. ГЛАВА 87 Внутри алтарной части пустынной часовни Лэнгдон и Амбра следовали за голосом Уинстона, который вел их по периметру двухэтажного суперкомпьютера. Сквозь толстое стекло они слышали глубокий вибрирующий шум, исходящий от колоссальной машины внутри. У Лэнгдона было жуткое чувство, что он заглядывает в клетку к запертому дикому зверю. По словам Уинстона, шум генерировался не электроникой, а огромным количеством центробежных вентиляторов, радиаторов и жидкостных охлаждающих насосов, необходимых для предотвращения перегрева машины. — Там можно оглохнуть, — произнес Уинстон. — И замерзнуть. К счастью, лаборатория Эдмонда находится на втором этаже. Отдельная винтовая лестница поднималась впереди, прикрепленная к внешней стене стеклянного помещения. По команде Уинстона Лэнгдон и Амбра поднялись по лестнице и оказались на металлической платформе перед стеклянной поворотной дверью. К удивлению Лэнгдона этот футуристический вход в лабораторию Эдмонда был украшен как пригородный дом приветственным дверным ковриком, искусственным растением в горшке и маленькой скамейкой, под которой стояла пара домашних тапочек, как с грустью понял Лэнгдон, принадлежавших Эдмонду. Над дверью висела цитата в рамке. Успех — это способность идти от одной неудачи к другой, не теряя при этом энтузиазма. УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ — Любимая цитата Эдмонда, — подхватил Уинстон. — Он говорил, что она указывает на безраздельную величайшую силу компьютеров. — Компьютеров? — переспросила Амбра. — Да, компьютеры обладают безграничным терпением. Я могу потерпеть неудачу миллиарды раз без всякого разочарования. Я приступаю к своей миллиардной попытке решить проблему с той же энергией, как и к первой. Люди не могут этого делать. — Правда, — признался Лэнгдон. — Я обычно сдаюсь после миллионной попытки. Амбра улыбнулась и пошла к двери. — Пол внутри — стеклянный, — сказал Уинстон, когда вращающаяся дверь начала автоматически поворачиваться. — Поэтому, пожалуйста, снимите обувь. Через несколько секунд Амбра скинула обувь и шагнула босиком через вращающуюся входную дверь. Когда Лэнгдон последовал ее примеру, он заметил на приветственном коврике Эдмонда необычную надпись: «НЕТ НА СВЕТЕ МЕСТА ЛУЧШЕ, ЧЕМ 127.0.0.1»* * 127.0.0.1 — IP адрес. Использование данного адреса позволяет устанавливать соединение и передавать информацию для программ-серверов, работающих на том же компьютере, что и программа-клиент, независимо от конфигурации аппаратных сетевых средств компьютера. — Уинстон, что означает надпись на коврике? Я не поним… — Локальный компьютер, — ответил Уинстон. Лэнгдон снова прочитал надпись на коврике. — Ясно, — сказал он, хотя ничего не понял на самом деле и продолжил движение через вращающуюся дверь. Когда Лэнгдон ступил на стеклянный пол, мгновение он чувствовал нерешительность. Стоять на прозрачной поверхности в носках было достаточно неловко, а парить прямо над стоящим внизу компьютером МареНострум, казалось вдвойне смущающим. Взгляд сверху на ряд величественных стеллажей напомнил Лэнгдону о том, как он смотрел на знаменитые археологические раскопки в Сиане армии терракотовых солдат. * * «Терракотовая армия» — принятое название захоронения по меньшей мере 8100 полноразмерных терракотовых статуй китайских воинов и их лошадей у мавзолея императора Цинь Шихуанди в Сиане. Лэнгдон глубоко вздохнул и поднял глаза на странное пространство перед ним. Лаборатория Эдмонда представляла из себя прозрачный прямоугольный параллелепипед, в котором доминировал металлический сине-серый куб, который он видел раньше. Его глянцевая поверхность отражала все вокруг. Справа от куба на одном конце комнаты располагалось изящное и элегантное офисное пространство с полукруглым столом, три гигантских ЖК-экрана и разнообразные клавиатуры, встроенные в гранитную рабочую поверхность. — Главная панель управления, — прошептала Амбра. Лэнгдон кивнул и взглянул на противоположный конец комнаты, где на восточном ковре стояли кресла, кушетка и велотренажер. «Пещера суперкомпьютерного человека, — размышлял Лэнгдон, подозревая, что Эдмонд почти переехал в эту стеклянную коробку, работая над своим проектом. Что он открыл здесь?» — Начальная неуверенность Лэнгдона прошла, и теперь он почувствовал растущее стремление к интеллектуальному любопытству — стремление узнать, какие тайны раскрыты здесь, какие секреты обнаружены благодаря сотрудничеству гениального ума и мощной машины. Амбра уже прошлась по полу к массивному кубу и с недоумением смотрела на его полированную серо-голубую поверхность. Лэнгдон присоединился к ней, оба они отражались в его блестящем корпусе. «Это компьютер?» — удивился Лэнгдон. В отличие от машины внизу, эта была мертвой, безмолвной и безжизненной — металлический монолит. Синеватый оттенок машины напомнил Лэнгдону о суперкомпьютере 1990-х годов под названием «Дип Блю», который ошеломил мир, победив чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова. С тех пор достижения в области вычислительной техники почти невозможно понять. — Хотите заглянуть внутрь? — раздался голос Уинстона из динамиков над головой. Амбра в недоумении подняла глаза. — Заглянуть внутрь этого куба? — Почему нет? — ответил Уинстон. — Эдмонд с гордостью показал бы вам его внутреннее устройство. — Не надо, — сказала Амбра, обратив взгляд на кабинет Эдмонда. — Я бы предпочла заняться вводом пароля. Как нам это сделать? — Это займёт всего несколько секунд, и всё равно у нас больше одиннадцати минут до планового включения. Загляните туда. Перед ними панель на стороне куба, обращенная к кабинету Эдмонда, заскользила, открывая толстый стеклянный корпус. Лэнгдон и Амбра повернулась вокруг и прижались лицом к прозрачному порталу. Лэнгдон ожидал увидеть еще одну плотно упакованную связку проводов и мигающих огней, но не увидел ничего подобного. К его недоумению внутренняя часть куба была темной и пустой — как небольшая свободная комната. Казалось, что внутри лишь клочья белого тумана, клубившегося в воздухе, словно комната была морозильной камерой. Толстая панель из плексигласа излучала удивительную холодность. — Здесь ничего нет, — объявила Амбра. Лэнгдон тоже ничего не увидел, но почувствовал повторяющуюся низкочастотную пульсацию, исходящую из куба. — Этот медленный глухой стук, — сказал Уинстон, — это система охлаждения разжижающей пульсационной трубы. Звучит как человеческое сердце. — Да, правда, — подумал Лэнгдон, обескураженный сравнением. Медленно, красные огни начали освещать внутреннюю часть куба. Сначала Лэнгдон увидел только белый туман и пустое пространство — пустую квадратную камеру. Затем, когда усилилось свечение, что-то сверкнуло в воздухе над полом, и он понял, что с потолка, как сталактит, свисает металлический цилиндр. — А это позволяет кубу не перегреваться, — сказал Уинстон. Подвешенное к потолку цилиндрическое устройство длиной около пяти футов состояло из семи горизонтальных колец, которые уменьшались в диаметре по мере их спуска, создавая сужающуюся колонну из многоярусных дисков, прикрепленных тонкими вертикальными стержнями. Пространство между полированными металлическими дисками занимала редкая сетка из тонких проводов. Ледяной туман окутывал все устройство. — E-Wave, — объявил Уинстон. — Квантовый скачок, простите за каламбур, за пределы NASA / D-Wave от Google. Уинстон быстро объяснил, что D-Wave, первый в мире рудиментарный «квантовый компьютер», разблокировал смелый новый мир вычислительной силы, который ученые еще пытались понять. Квантовые вычисления, а не использование двоичного метода хранения информации, использовали квантовые состояния субатомных частиц, что привело к экспоненциальному скачку скорости, мощности и вариативности. — Квантовый компьютер Эдмонда, — сказал Уинстон, — структурно не отличается от D-Wave. Одно отличие — металлический куб, окружающий компьютер. Куб покрыт осмием — редким ультрачистым химическим элементом, который обеспечивает усиленное магнитное, тепловое и квантовое экранирование, а также, я подозреваю, гармонирует с чувством театральности Эдмонда. Лэнгдон улыбнулся, поймав себя на той же мысли. За последние несколько лет, в то время как квантовая лаборатория Google по искусственному интеллекту использовала такие машины, как D- Wave, для улучшения машинного обучения, Эдмонд тайно перегнал всех с этой машиной. И он сделал это, используя одну смелую идею… Уинстон сделал паузу. — Бикамерализм. Лэнгдон нахмурился. «Двухпалатный парламент?» — Двухдольный мозг, — продолжил Уинстон. — Левое и правое полушария. «Двухкамерное сознание,» — теперь понял Лэнгдон. Способность людей к креативности заключается в том, что две половины мозга функционируют совершенно по-разному. Левое полушарие мозга отвечает за аналитические и вербальные способности, тогда как правое полушарие отвечает за интуицию и «предпочитает» изображения словам. — Трюк заключался в том, — сказал Уинстон, — что Эдмонд решил создать искусственный мозг, имитирующий человеческий, то есть разделенный на левое и правое полушария. Хотя, в этом случае, это скорее расположение наверху и внизу. Лэнгдон отступил назад и вгляделся через стеклянный пол на пульсирующую машину внизу, а затем вернулся к молчаливому «сталактиту» внутри куба. Две разные машины слились в одну — бикамеральный разум. — Когда они вынуждены работать как единое целое, — сказал Уинстон, — эти две машины используют разные подходы к решению проблем, тем самым испытывая те же самые конфликты и компромиссы, которые происходят между долями человеческого мозга, значительно ускоряя обучение искусственного разума, креативность и в некотором смысле… человеческого. В моем случае Эдмонд дал мне инструменты, чтобы я научился человеческому, наблюдая за окружающим миром и моделируя человеческие черты — юмор, сотрудничество, ценностные суждения и даже чувство этики. Невероятно, подумал Лэнгдон. — Значит, этот двойной компьютер по существу… вы? Уинстон рассмеялся. — Ну, эта машина не больше я, чем ваш физический мозг — вы. Наблюдая за собственным мозгом в миске, вы не сказали бы: «Этот объект — я». Мы являемся суммой взаимодействий в рамках механизма.