Лэнгдон начал понимать, чем Эдмонда так заинтересовала работа Инглэнда. На экране появился другой человек, представленный как физик из Нью- Йоркского университета Александр Гросберг. — Мы очень надеемся, — сказал Гросберг, что Джереми Инглэнд выявил основополагающий физический принцип, лежащий в основе происхождения и эволюции жизни. Услышав это, Лэнгдон сидя подвыпрямил спину, как и Амбра. Появилось еще одно лицо. — Если Инглэнд сумеет продемонстрировать верность своей теории, — сказал историк, лауреат Пулитцеровской премии, Эдвард Дж. Ларсон, — то его имя запомнят навсегда. Он может стать новым Дарвином. «О, боже». Лэнгдон знал, что Джереми Инглэнд генерировал волны, но это больше походило на цунами. Карл Франк, физик из Корнеллского университета, добавил: — Примерно каждые тридцать лет мы наблюдаем такие гигантские шаги вперед… и дело может быть в этом. Ряд заголовков один за другим быстро вспыхивал на экране: «ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С УЧЕНЫМ, КОТОРЫЙ СПОСОБЕН ОПРОВЕРГНУТЬ ФАКТ СУЩЕСТВОВАНИЯ БОГА» «СОКРУШАЯ КРЕАЦИОНИЗМ» «СПАСИБО, БОГ — МЫ БОЛЬШЕ НЕ НУЖДАЕМСЯ В ТВОЕЙ ПОМОЩИ» Перечень заголовков продолжился, к ним присоединились фрагменты из крупных научных журналов, казалось, все они несли один и тот же посыл: если Джереми Инглэнд сможет доказать свою новую теорию, последствия для Земли будут разрушительными — не только для науки, но и для религии. Лэнгдон приметил последний заголовок на стене — из интернет- журнала «Салон» от 3 января 2015 года. «БОГ ЗАГНАН В УГОЛ: НОВАЯ БЛЕСТЯЩАЯ НАУКА ПРИВЕЛА В УЖАС КРЕАЦИОНИСТОВ И ХРИСТИАНСКИХ БОГОСЛОВОВ». Молодой профессор из Массачусетского технологического института довершает дело Дарвина и грозится развенчать все, что так дорого нашему эксцентричному умнику. Информация на экране обновилась, и вновь появился Эдмонд, уверенно шагающий по коридору университетского научного корпуса. — Так в чем же состоит этот гигантский шаг вперед, который поверг креационистов в такой ужас? Эдмонд засиял, остановившись у двери с надписью: «ENGLAND LAB @MITPHY SICS». — Давайте войдем внутрь и спросим его самого. ГЛАВА 93 Молодой человек, теперь появившийся на стенном дисплее Эдмонда, был физиком Джереми Инглэндом. Высокий и очень худой, с неопрятной бородой и смущенной улыбкой, он стоял перед доской, исписанной математическими уравнениями. — Во-первых, — сказал Инглэнд дружелюбным и непритязательным тоном, — позвольте мне просто сказать, что эта теория не доказана, это всего лишь идея. — Он скромно пожал плечами. — Хотя, признаюсь, если мы когда- нибудь докажем, что это правда, последствия будут далеко идущие. В течение следующих трех минут физик изложил свою новую идею, которая, как и большинство концепций изменения парадигмы, была неожиданно простой. Теория Джереми Инглэнда, если Лэнгдон правильно ее понял, заключалась в том, что вселенная функционировала с единственной установкой. С одной целью. Распространять энергию. В простейшем виде, когда вселенная находила области сфокусированной энергии, она рассеивала эту энергию. Классический пример этого, как упомянул Кирш — чашка горячего кофе на стойке; он всегда остывает, рассеивая свое тепло на другие молекулы в помещении в соответствии со вторым законом термодинамики. Лэнгдон внезапно понял, почему Эдмонд спрашивал его про мифы о сотворении мира — все они содержали образы энергии и света, распространяющиеся бесконечно и освещающие тьму. Инглэнд считал, что есть поворот, связанный с тем, как вселенная распространяла энергию. — Мы знаем, что вселенная способствует энтропии и беспорядку, — сказал Инглэнд, — поэтому мы можем удивиться, наблюдая так много примеров молекул, которые сами себя организуют. На экране появилось несколько изображений, продемонстрированных ранее — вихрь торнадо, подернутое зыбью русло реки, хлопья снега. — Все это, — произнес Инглэнд, — является примером «диссипативных структур» — групп молекул, которые самоорганизовались в структуры, помогающие системе более эффективно распределять свою энергию. Инглэнд быстро проиллюстрировал, что торнадо — это способ природы рассеивать концентрированную область высокого давления, превращая ее во вращательную силу, в конечном итоге исчерпывающую себя. То же самое справедливо и для русла рек, которые перехватывали энергию быстродвижущихся течений и рассеивали ее. Хлопья снега рассеивали солнечную энергию, образуя многогранные структуры, хаотично отражающие свет во всех направлениях. — Проще говоря, — продолжал Инглэнд, — вопрос самоорганизуется в усилие, чтобы лучше разогнать энергию. Он улыбнулся. — Природа в попытке развить беспорядок создает небольшие очаги порядка. Эти очаги представляют собой структуры, которые усиливают хаос системы, и тем самым увеличивают энтропию. Лэнгдон никогда не думал об этом до сих пор, но Инглэнд был права; примеры были повсюду. Лэнгдон представил грозовую тучу. Когда облако стало организовываться статическим электрическим зарядом, вселенная создала молнию. Другими словами, законы физики создали механизмы для разгона энергии. Молния рассеивала энергию облака в землю, расширяя ее, тем самым увеличивая общую энтропию системы. Чтобы эффективно создать хаос, понял Лэнгдон, требуется некоторый порядок. Лэнгдон рассеянно подумал, что ядерные бомбы можно считать энтропийными инструментами — небольшими очагами тщательно организованной материи, которые служили для создания хаоса. Он мельком взглянул на математический символ энтропии и понял, что это похоже на взрыв или Большой взрыв — энергичное рассеивание во всех направлениях. — Так к чему это нас приводит? — Произнёс Инглэнд. — Какое отношение имеет энтропия к зарождению жизни? — Он подошёл к доске. — Оказывается, жизнь — чрезвычайно эффективный инструмент рассеяния энергии. Инглэнд нарисовал солнце, излучающее энергию на дерево. — Дерево, например, поглощает интенсивную энергию солнца, используя его для роста, а затем излучает инфракрасный свет — гораздо менее сфокусированную форму энергии. Фотосинтез — очень эффективная энтропийная машина. Концентрированная энергия солнца растворяется и ослабевает на дереве, что приводит к общему увеличению энтропии вселенной. То же самое можно сказать и о всех живых организмах, включая людей, которые потребляют организованную материю в виде пищи, превращают ее в энергию и затем рассеивают энергию во вселенной в виде тепла. В общем, — заключил Инглэнд, — я считаю, что жизнь не только подчиняется законам физики, но эта жизнь и родилась благодаря этим законам. Лэнгдон испытывал удовольствие, размышляя над этой логикой, которая выглядела вполне прямолинейной: если жгучий солнечный свет падает на кучу плодородной грязи, по физическим законам земли возникает растение, способствующее рассеянию этой же энергии. — Я надеюсь, — добавил Инглэнд, — что однажды мы найдем способ доказать, что жизнь в реальности спонтанно появилась из безжизненной материи… лишь в результате законов физики. «Захватывающе, — размышлял Лэнгдон. — Четкая научная теория, как жизнь возникла сама… без руки Бога». — Я — религиозный человек, — заявил Инглэнд, — и все же моя вера, как и моя наука, всегда была текущей работой. Я рассматриваю эту агностическую теорию по вопросам духовности. Я просто пытаюсь описать способ, как вещи «находятся» во вселенной; я оставляю духовные последствия священнослужителям и философам. «Мудрый молодой человек, — подумал Лэнгдон. — Если когда-нибудь его теория будет доказана, она будет иметь эффект разорвавшейся бомбы в мире». — На данный момент, — сказал Инглэнд, — все могут расслабиться. По понятным причинам это чрезвычайно сложная для доказательства теория. У моей команды и у меня есть несколько идей для моделирования диссипативных систем в будущем, но сейчас мы все еще далеки от этого. Изображение Инглэнда исчезло, и Эдмонд снова появился на экране, стоя рядом со своим квантовым компьютером. — Я, однако, не ушел далеко. Этот тип моделирования — именно то, над чем я работаю. Он подошел к своему рабочему месту. — Если теория профессора Инглэнда правильная, то всю операционную систему космоса можно было бы суммировать с помощью одной команды: распределить энергию! Эдмонд сел за свой стол и начал яростно печатать на своей огромной клавиатуре. Дисплеи перед ним заполнились странным компьютерным кодом. — Мне потребовалось несколько недель для перепрограммирования всего эксперимента, который ранее не удался. Я включил в систему фундаментальную цель — смысл существования; задал системе рассеять энергию любой ценой. Я настоятельно рекомендовал компьютеру быть максимально креативным в стремлении увеличить энтропию в первичном бульоне. И дал ему разрешение на создание любых инструментов, которые, по его мнению, могли бы потребоваться для этого. Эдмонд прекратил печатать и развернулся в кресле, обращаясь к своей аудитории. — Когда я запустил модель, случилось что-то невероятное. Оказалось, что я успешно идентифицировал «недостающий ингредиент» в своем виртуальном первичном бульоне. Лэнгдон с Амброй вдвоем пристально смотрели на стену дисплея, когда включилась анимационная графика компьютерной модели Эдмонда. Опять же, визуально погружаясь глубоко в бурлящий первичный бульон, увеличиваясь до субатомной области, они наблюдали, как химические вещества подпрыгивают, связываются и повторно соединяются друг с другом. — Когда я ускорил этот процесс и промоделировал его за промежуток в сотни лет, сказал Эдмонд, — то я увидел, что аминокислоты Миллера-Юри обретают форму. Лэнгдон не был знатоком в химии, но он, конечно же, узнал в изображении на экране основную белковую цепь. По мере продолжения процесса он наблюдал, как все более сложные молекулы формировались, соединяясь в виде ячеистой цепи шестиугольников. — Нуклеотиды! — воскликнул Эдмонд, когда шестиугольники продолжали сливаться. — Мы наблюдаем за промежутком в тысячи лет! И, ускоряясь вперед, мы видим первые слабые намеки на структуру! Когда он говорил, одна из нуклеотидных цепей начала обертываться вокруг себя и скручивалась в спираль. — Видите? — крикнул Эдмонд. — Миллионы лет прошли, и система пытается построить структуру! Система пытается построить структуру, чтобы рассеять энергию, именно как и предсказывал Инглэнд! По мере развития модели, Лэнгдон с изумлением смотрел, как маленькая спираль раздваивается, структурно расширяясь в знаменитую сдвоенную спираль известнейшего на земле химического соединения. — Господи, Роберт, — прошептала Амбра, широко раскрыв глаза, — Неужели это… — ДНК, — провозгласил Лэнгдон, ставя модель на стоп-кадр. — Вот она. ДНК — основа всей жизни. Жизненный код биологии. А зачем, вы спросите, системе строить ДНК в стремлении рассеивать энергию? А за тем, что множество рук облегчает работу! Древесная роща рассеивает больше солнечного света, нежели одно дерево. Если вы — инструмент энтропии, то простейший способ совершать больше работы — это создавать себе подобных. Теперь лицо Эдмонда появилось на экране. — Когда я запускал эту модель, с этого момента я стал свидетелем чего- то совершенно волшебного… Дарвиновская эволюция отменяется! Он остановился на несколько секунд. — А почему бы и нет? — продолжил он. — Эволюция — это то, как вселенная постоянно тестирует и совершенствует свои инструменты. Самые эффективные инструменты выживают и реплицируются, постоянно совершенствуясь, становясь все более и более сложными и эффективными. В конце концов, некоторые инструменты выглядят как деревья, а некоторые похожи… на нас.