— Немедленно сопроводи меня к нему, Фиммер, — твёрдо приказала Элердис и накинула на голову капюшон фиолетового плаща, скрыв половину лица и светлые волосы. — Слушаюсь, моя госпожа, — устало произнёс немолодой воин и заковылял к южному склону, прихватив с собой изогнутый лук. — Надеюсь, мои верные друзья составят мне компанию? — под фиолетовым капюшоном блеснула ласковая полуулыбка, когда Весна повернулась к сидящим спина к спине путникам. Игер и Кодорк неуверенно покосились на госпожу Элердис. В отличии от крутого северного склона Ржавых холмов, южный оказался довольно пологим и растекался перед глазами Игера жёлто-зелёным пятном с щетиной из десятков маленьких деревьев. Вооружённая свита постепенно отстала и вернулась к лагерю. Старый Фиммер вёл отряд к чаще глухолесья Ирсуак, любезно отвечая на каждый вопрос своей госпожи. — Элердис, — Игер неожиданно остановился, когда группа достигла подножия Ржавых холмов, — скажи мне, кто ты? И стоит ли мне идти за тобой? — Достаточно лжи, Элердис, — с досадой добавил Ледяные перста, поддерживая за руку Чёрное древо, зрение которого медленно обретало прежнюю остроту. — Элердис из рода Крепкого корня, — с гордостью произнесла Весна. Она положила ладонь на грудь и поклонилась ошеломлённым товарищам. Наполненные мудростью тёмно-фиолетовые глаза сверкнули из-под расшитого оранжевыми узорами капюшона. — Госпожа Семи топоров? — поперхнувшись, на выдохе прошептал сбитый с толку Кодорк. — И защитница своего народа, — с добродушной улыбкой добавил Фиммер, с теплотой и любовью взглянув на Элердис, — господин Гнотмер тосковал по вам. В гнетущем молчании отряд спустился к чаще. Пронзительные стоны и предсмертные крики доносились из глухолесья Ирсуак, сопровождаемые диким рёвом сражения. Фиммер наложил стрелу на тетиву изогнутого лука и замедлил шаг. Прежде чем госпожа Семи топоров ступила навстречу вспыхнувшему в чащобе сражению, Игер положил ладонь на плечо Весны: — Древние эркут покинули глухолесье Ирсуак, но вскоре основали на южных равнинах город Семь топоров. Я прав, Элердис? — Кровь эркут течёт во мне, в моём муже и в моих детях, — полушёпотом ответила Весна, когда из кустов выскочил молодой парень, бегущий от битвы. Испугавшись, старик Фиммер мгновенно натянул тетиву и выстрелил. Мелькнув в воздухе, стрела прогрызла рваную меховую безрукавку и впилась в мягкую впалую грудь. Парень издал истошный вопль и грохнулся на влажную траву. Он хрипел и взрывал босыми ногами землю, пока его мучения не оборвала следующая стрела, насквозь пробившая сердце. — Скорее! — яростно скомандовала Элердис и поспешила в чашу, откуда лениво тянулись нити едкого дыма. Старый Фиммер быстро обогнал госпожу Семи топоров, наложив новую стрелу на тетиву. Кодорк и Игер поспевали следом. С каждым шагом сердце Чёрного древа стучало всё быстрее, а рука сильнее сжимала рукоять родового кинжала. Вдруг за гущей толстых деревьев открылась небольшая усеянная пнями поляна, в середине которой стояла наполовину вкопанная в землю бревенчатая изба, окружённая частоколом. Из крохотных окон и дверного проёма валил тёмно-серый дым, словно желая укрыть под собой больше десятка распростёртых на земле тел, утыканных стрелами или изрубленных топорами, а по двору расхаживали мрачные бойцы, с остервенением оскверняя трупы поверженных врагов. Около тридцати выкуренных из бревенчатой крепости человек сдалось в плен, и теперь они покорно стояли на коленях вдоль поваленного частокола и ожидали своей участи, с тоской и болью в глазах глядя на полыхающий дом. Женщины плакали, утирая слёзы краями поношенных платьев, а мужчины только горько вздыхали и скрипели зубами, прикрывая мозолистыми ладонями глаза своим детям, чтобы те не видели, как одноглазый незнакомец с топором рубил бездыханное тело побеждённого мужчины до тех пор, пока полностью не расчленил его, превратив в кашу из плоти и костей, как на труп разбойника, смеясь и хлюпая носом, мочился старик в накидке из серых перьев, а недавно вкусивший вкус крови подросток кончиком топора вырезал на лбу бывшего вора скверные символы, и как одетый в одни кожаные штаны высокий воин за шиворот тащил к центру поляны рыжебородого вождя. Короткая битва закончилась совсем недавно. — Глимдар Бурый мех! — с ядовитым презрением провозгласил гремучим голосом Гнотмер из рода Крепкого корня. Чёрное древо всматривался в силуэт господина Семи топоров так пристально, что на глазах выступили слёзы. На волосатой груди воина расплывалась тёмно-красная татуировка, описывающая замкнутый круг. Старик в накидке из серых перьев протянул вождю огромную обоюдно острую секиру. Скорбный плач побеждённых и восторженный рёв победителей в одно мгновение стихли, когда Гнотмер швырнул израненного и стонущего от ожогов Глимдара на корявый пень и придавил соперника ногой. Лучи Солнца игриво сверкали на лезвии секиры и на его лысом черепе. — Ты, мерзкий червь, возомнил, будто можешь тягаться со мной? — ярость гремела в голосе Гнотмера, который занёс секиру над головой, — Я – правитель Семи топоров, и я никогда не потерплю, чтобы рядом с моим домом слонялась шайка головорезов и воров. Глимдар Бурый мех, ты бросил мне вызов? Теперь ты умрёшь! — Ладисар, мой сын, — жалобный стон главаря шайки разбойников резко оборвался. Гнотмер опустил секиру, и рыжеволосая голова покатилась по земле, обагряя кровью молодую траву. Игер на мгновение отвернулся и прикрыл глаза. Кодорк цокнул языком, а Элердис отступила за дерево. — Рано или поздно каждый преступник получит по заслугам, — брезгливо сморщившись, протянул Фиммер и убрал стрелу в колчан за спиной. — Значит, всех этих людей казнят? — Чёрное древо кивнул на пленников, — И детей? И женщин? И стариков? — Сколько среди них преступников? — старик рассудительно почесал затылок, — Ни одного. Всех воров и головорезов уже перебили. Видишь, сколько тел лежит за частоколом? — Пролито достаточно крови, — пожал плечами Чёрное древо, — что будет с теми, кто не виноват ни в кражах, ни в грабежах, ни в убийства? В чём их вина? — От безысходности или по собственной глупости эти люди связались с разбойниками, поселились в их доме, помогали им по хозяйству и порой делили с ними награбленное, но в скверных деяниях никогда не участвовали, — скрипучим голосом рассуждал Фиммер, в водянистых глазах которого отражалась горящая ярким пламенем изба, — к несчастным господин Гнотмер проявит милосердие. А какая участь ждёт того, кто связан с Глимдаром кровью, я не знаю. На центр поляны вывели невысокого рыжеволосого ребёнка лет семи. По веснушчатому лицу текли слёзы. Мальчик надрывно рыдал, крепко зажмурив глаза и обхватив тонкими ручками дрожащие плечи. «Бурого меха отпрыск», — перешёптывались между собой бойцы из Семи топоров. Гнотмер медленно обошёл ребёнка по кругу, внимательно изучая мальчика взглядом, и положил древко обоюдно острой секиры на плечо Ладисара, который затрепетал и прогнулся под весом оружия. С кончика лезвия капала тёмно-красная кровь Бурого меха. — Как мне поступить с щенком Глимдара? — обратился Гнотмер к бойцам. Суровый взгляд тёмно-оранжевых глаз медленно скользил от одного воина к другому. — Убить ублюдка! — заверещал старик в накидке из серых перьев, и сквозь его кривые жёлтые зубы прыснула слюна, — отрубить выродку голову! — Дурная кровь ещё покажет себя! — подхватило несколько человек, — Сын пойдёт по стопам отца! — Парня ты зарубишь, старик? — ядовито усмехнулся молодой лучник в расшитой красными рисунками безрукавке поверх серой рубахи. — С удовольствием, — прыснул матёрый воин. Взмахнув жилистыми руками, он покосился на дрожащего мальчика и облизнул губы, — я отделю рыжую голову щенка от его розовой шейки. — Поищи другую жертву, пернатый трус, — рассмеялся лучник и плавно вытянул из колчана стрелу, — ты так медленно ковылял до поляны, чтобы помочиться на трупы и зарубить ребёнка? Переживаешь, что твой топор сегодня так и не вкусит крови? — Вкусит, — сдавленно прошипел старик и повернулся к неприятелю, вцепившись скрюченными пальцами в древко висящего на поясе короткого топора, — твоей кровью он напьётся вдоволь! Как только старый воин шагнул вперёд, лучник наложил стрелу и мгновенно натянул тетиву. Бойцы Семи топоров умолкли, с азартом наблюдая за перепалкой. Игер прищурился, Кодорк лениво смахнул с лица прядь чёрных волос, Фиммер закряхтел и покачал головой, а господин Гнотмер обречённо вздохнул. Старик в накидке из серых перьев посмотрел крохотными сверкающими злостью глазками на наконечник направленной в его грудь стрелы, неразборчиво прошипел проклятие, отступил назад и отвернулся. — Проголосуем, — прогремел металлический голос Гнотмера, — кто желает сохранить отпрыску вора и убийцы жизнь? Игер видел, как взметнулись вверх руки воинов, но не мог их сосчитать. «Недостаточно, мальчонку казнят», — с горечью прошептал Кодорк, тогда старый Фиммер поднял руку, и около пяти бойцов, взглянув на немолодого соратника, последовали его примеру. Сморщившись, облачённый в накидку из перьев старик фыркнул и харкнул в сторону Фиммера. «Голосов всё равно не хватает», — досадливо простонал Кодорк. Чёрное древо и Ледяные перста одновременно подняли руки. — Поровну, — озадаченно произнёс господин Семи топоров и убрал древко тяжёлой секиры с плеча рыжеволосого ребёнка, который продолжал надрывно рыдать, крепко зажмурив глаза. Из-за дерева вышла Весна и скинула с головы фиолетовый капюшон. Элердис с осуждением взглянула на мужа и подняла руку. Гнотмер ахнул, вытаращив тёмно-оранжевые глаза. Древко выскользнуло из широкой ладони, и секира упала на землю у ног отпрыска Бурого меха. С раскрытым от удивления ртом, господин Семи топоров двинулся навстречу жене, но Элердис невозмутимо прошла мимо возлюбленного. На ходу скинув расшитый оранжевыми узорами плащ, Весна остановилась перед мальчиком и опустилась на колени. Вздохнув, Гнотмер виновато склонил лысую голову, отчего острый кончик аккуратно подстриженной коричневой бороды упёрся в волосатую грудь. Бойцы Семи топоров застыли в растерянности. Остатки ярости быстро выветрились из суровых взглядов. Только матёрый воин в накидке из перьев презрительно фыркнул и направился прочь от поляны. — Вот как правитель Семи топоров поступает с невинными? — госпожа Элердис накинула на дрожащего Ладисара, сына отъявленного разбойника, богатый фиолетовый плащ, спрятав рыжеволосую голову под огромным капюшоном, — мальчишку никто не тронет! — Элердис, — смакуя каждый звук любимого имени, произнёс Гнотмер, не скрывая дрожь в голосе, — это отпрыск Бурого меха. Глимдар несколько месяц пил кровь Семи топоров! — Сын не виновен в поступках отца! — в тёмно-фиолетовых глазах Весны вспыхнул гнев. Элердис встала с колен и прислонила к себе дрожащего под плащом ребёнка. — Тогда кто возьмёт щенка на воспитание? — неуверенно спросил Гнотмер. Господин Семи топоров с нежностью и восхищение посмотрел на жену. — Я возьму, — прочистив горло, громко сказал Фиммер и стащил с седовласой головы меховую шапку. Под изумлённым взглядом Чёрного древа, старик доковылял до Элердис и взял хнычущего Ладисара за руку. — Фиммер, — задумчиво протянул господин Гнотмер и положил крепкую ладонь на плечо старика, — ты воспитаешь мальчика, как собственного сына, и научишь его всему, что знаешь сам, а когда Ладисар вырастет, он сможет унаследовать твой дом или уйти из Семи топоров, чтобы обрести собственный. Кроме того, Ладисар Бурый мех вправе сохранить родовое имя своего отца и отомстить мне за убийство Глимдара на честном поединке. Фиммер уважительно кивнул, и тогда Элердис подошла к мужу и крепко обняла господина Гнотмера, прислонившись красивым лицом к волосатой груди, на которой тёмно-красным рисунком расплывался замкнутый круг из семи сцепленных друг с другом топоров. Весна блаженно прикрыла фиолетовые глаза, и по румяной щеке покатилась одинокая слеза. — Народ Глимдара, — слегка хрипловатым голосом господин Гнотмер обратился к сидящим вдоль поваленного частокола пленникам и сглотнул слюну, — вы долгие месяцы жили под защитой воров и убийц, питались краденной из Семи топоров пищей и носили одежду, снятую с трупов моих собратьев! Но я прощаю вас! Вы вольны идти, куда пожелаете, однако ворота Семи топоров навсегда закрыты для бывших прислуг Бурого меха! Ступайте к Приюту морозов, к городу Сердце или к Сатанитовому гроту, доберитесь до Ведьминой клетки или до Торгового поста, отыщите Красные камни или Глотку туманов, сдохните в Зубастых города или посреди Серых земель, но держитесь подальше от Семи топоров! Больше двух десятков потухших взглядов скользило по Гнотмеру и Элердис, крепко обнявшихся после длительной разлуки. Прикрыв оранжевые глаза, господин Семи топоров утопил лицо в светлых волосах жены, а Весна тёрлась кончиком носа о волосатую грудь мужа и грустно улыбалась. Фиммер, держа за руку трясущегося Ладисара, подошёл к Чёрному древу и Ледяным перста, и устало вздохнул: — Пойдёмте в лагерь, молодые люди. Думаю, эта изба догорит и без нас. В глубоком и скорбном молчании отряд вернулся в лагерь, где около ручья старый воин в накидке из серых перьев жадно пожирал похлёбку в компании верных соратников. На Кодорка с Игером матёрый боец не обратил внимания, но его лицо побледнело, когда он увидел, как ласково Фиммер держит за плечи мальчика, рыжеволосая голова которого скрывалась под фиолетовым капюшоном плаща, подаренного благородной Весной. — Вовремя девка вернулась, — озлобленно прыснул старик и закашлялся, подавившись крупным куском дикого лука. Губы Фиммера сжались в тонкую бледную нить, а скрюченные пальцы сильнее обхватили плечи Ладисара, отчего мальчик сжался и застонал. Чёрное древо бросил на матёрого воина ненавистный взгляд и замедлил шаг, но как только Игер приоткрыл рот, Кодорк подтолкнула товарища в спину, и отряд прошёл мимо разъярённого старика, который кутался в поношенную накидку из серых перьев и противно причмокивал, облизывая железную ложку. — Умой лицо, Ладисар, — мягко прошептал Фиммер, а Игер и Кодорк присели на влажную землю, вытянув ноги. Чёрное древо опустил ладонь в холодный ручей, что бежал в тени между двух Ржавых холмов, и поводил пальцами по шершавому камню на дне, а затем он сделал несколько огромных глотков и удовлетворённо вздохнул. Мальчик нерешительно шагнул вперёд и замер у ручья, низко опустив голову. — Теперь тебя возненавидят, — полушёпотом предположил Игер Чёрное древо и сочувственно взглянул на Фиммера. — Возненавидят, — устало протянул старик и пожал плечами, — скверных слов я не боюсь, молодой человек. Однако, в порыве гнева звери в человеческом обличии способны совершать ужасные поступки, но пока господин Гнотмер и госпожа Элердис живы, навредить мальчишке никто не посмеет. — Почему ты взял Ладисара к себе? — неуверенно спросил Кодорк, когда мальчик опустился на колени и наклонился над ручьём. — Страшный недуг коснулся каждого. Болезнь лишила меня жены и сына, — голос Фиммера дрогнул, — мрачные события случаются, к ним невозможно привыкнуть и порой им нельзя противостоять, но всегда можно утешить себя, совершив нечто доброе. Мне больше не с кем делиться любовью, поэтому только я могу позаботиться о мальчишке. Тонкие пальцы Ладисара посинели, но он продолжал непрерывно зачерпывать ладонями ледяную воду и умывать лицо. Поочерёдно приступы страха и нападки холодного ветра заставляли рыжеволосого мальчика дрожать. «Хватит», — спокойно прошептал на ухо Ладисару старик, оттащил его от ручья и увёл к общему костру, над которым висел покрытый копотью котёл с похлёбкой. — Госпожа Элердис желает видеть вас, — высокий молодой боец с длинным луком в руках навис над Чёрным древом. Воин широко улыбался, обнажая ровные белые зубы, — я сопровожу вас. Задержав дыхание, Игер осторожно протиснулся в небольшой наспех воздвигнутый шалаш, в котором пахло влажной землёй и крепким травяным отваром. Облачённая в ярко-красный плащ, подбитый белым мехом, Весна сидела на невысоком пне, а господин Гнотмер стоял за спиной жены, положив огромные мозолистые ладони на её хрупкие плечи. Огромная обоюдно острая секира покоилась у ног правителя Семи топоров, словно преданный зверь, охраняющий любимого хозяина. — Чёрное древо и Ледяные перста, — с теплотой в голосе объявила Элердис, когда широкоплечий Кодорк проскользнул в шалаш и встал рядом с Игером, — юноши вместе со мной бежали из Приюта морозов и защищали меня в пути к глухолесью Ирсуак. — Ригдар, — сдавленно произнёс Гнотмер, скрипнув крепкими желтоватыми зубами, — расскажите, как погиб мой племянник? — С оружием в руках, — уверенно ответил Игер и заглянул в тёмно-оранжевые глаза господина Семи топоров, которые заметно потускнели от ядовитой скорби, — Ригдар погиб, прикрывая нас. — Его пронзило больше десяти стрел, — сипло произнёс Кодорк и склонил голову, отчего копна чёрный волос накрыла родимое пятно над правой бровью и тёмно-синие глаза Ледяных перстов. — Я не должен был рисковать тобой, любовь моя, и Ригдаром, — печально проговорил Гнотмер и опустился на колени около Весны, — только глупец не побоится отправить на переговоры жену и племянника без достойного сопровождения. — Переговоры не состоялись, — Элердис обняла господина Гнотмера за массивную шею, — Роксимер Ледяные перста успел захватить власть в Приюте морозов до нашего прихода, поэтому Ригдар предложил влиться в ряды стражей и разгадать его намерения. Когда наступило время уходить, я уговорила Ригдара спасти людей, которых Ледяные перста держал в заточении, но Роксимер прознал о побеге и устроил засаду. — Мы обязательно почтим память Ригдара, — утешительно произнёс Гнотмер и мгновенно вскочил на ноги, огромная фигура правителя Семи топоров угрожающе нависла над Кодорком, — Ледяные перста? Сын Роксимера? — Младший, — прорычал Кодорк и шагнул вперёд, едва не врезавшись в тёмно-красный круг из семи сцепленных между собой топоров, выколотый на широкой груди. Воздух со свистом выходил из его раздувшихся ноздрей. Ледяные Перста и Гнотмер Крепкий корень несколько долгих секунд озлобленно смотрели друг другу в глаза. Игер шагнул в сторону и обхватил ладонью рукоять родового кинжала, а госпожа Элердис не спеша поднялась на ноги и подошла к господину Семи топоров. Она ласково взяла Гнотмера за локоть и, встав на цыпочки, прошептала на ухо мужу несколько слов, после чего Крепкий корень тяжело вздохнул и отвернулся. — Мой муж умён и благороден, но порой не уступает вспыльчивостью даже молодому рогорезу из глухолесья, — вкрадчивым голосом произнесла Элердис, — Ригдар называл Гнотмера отцом. — Все мы теряли близких, — мягко проговорил Игер, Кодорк согласно кивнул и цокнул языком. Господин Гнотмер погладил Весну по плечу и бросил на Ледяные перста виноватый взгляд. Крепкий корень присел на стул, положил на колени секиру и занёс над лезвием плоский точильный камень. Металл издал жалобный скрежет. Гнотмер печально улыбнулся.