– Что зачем? – Олеся была совершенно сбита с толку. – Вы опаздываете. – Зоя Михайловна как бы ненароком взглянула на часы. – У вас сейчас начнется экзамен. Зайдите ко мне завтра, вот тогда и поговорим. Олеся молча поднялась и вышла из кабинета, на душе было муторно, словно от нее скрыли что-то важное. Но стоило ей переступить порог своего класса, как она тотчас забыла обо всем, всматриваясь в напряженные мордашки «выпускников». – Здравствуйте, давайте начнем. – Олеся подошла к учительскому столу. И начался обычный рабочий день. К обеду в классе остался только один мальчик Влад – красный, с испариной на лбу он пытался рассказать про «растительность тропических лесов Азии». – Ну, значит, так, – наконец подытожил свой рассказ парень и облегченно выдохнул. – Сколько? – Три, – ответила Олеся и улыбнулась. – Мало? – Мало. – Влад обиделся. – Папа специально для нашей школы поездку организовал, а вы мне тройку ставите! – И надул губы. – Какую поездку? – Олеся удивленно подняла глаза. – Да ладно, будто вы не знаете! – Не знаю. Честно. Влад удивленно взглянул на училку и объяснил: – Вы знаете, кто мой папа? – Конечно. Один из самых известных предпринимателей нашего города. А что? – А то! – Влад потер руки. – Его наша директриса попросила спонсировать поездку в Азию, и он согласился. Насколько я знаю, туда едут несколько училок, парочка ребят и завуч. А вы разве не собираетесь? – Я? Нет. А зачем мне туда ехать? – Олеська все еще не могла понять, что это и есть та самая загадочная экспедиция, про которую сегодня утром интересовалась Татьяна Борисовна. – Что мне там делать? Влад ошарашенно уставился на Олесю: – Так, это, ну, едут-то за орхидеями. Вы чего? Ведь вся школа знает, что ваш музей орхидей должен в этом году выступать на областной выставке. – В городской, – машинально поправила парня Олеся и переспросила еще раз: – А зачем твоему папе это надо? – Так это, благотворительность – это модно, да и характеристика мне нужна для института, – гоготнул Влад. – А вы что, серьезно, ничего не знали? Олеся мотнула головой и молча протянула парню дневник: – Мне идти? Олеся утвердительно кивнула и, как только Влад вышел из класса, быстренько собрала все бумаги и рванула в учительскую. – Зоя Михайловна на месте? И, не дожидаясь ответа, зашла в кабинет. – Почему я об этом ничего не знала? – Ну, во-первых, добрый день, – завуч недовольно оторвалась от чтения какого-то женского журнала. На развороте красовалось ухоженное личико модели. – Садись. Олеся села и выразительно замолчала. – Не надо на меня так смотреть, милая! Эта экспедиция на Малаккский полуостров, по его восточному побережью, к Южно-Китайскому морю. – Но музей-то орхидей я организовала! – не выдержала Олеся. – А вы меня даже в известность не поставили. – В вашем музее нет ни одного цветка! – взорвалась завуч. – Конечно, потому что вы там уже второй месяц делаете ремонт, и цветы я держу дома! – огрызнулась Олеся. «Сволочь ты, Федечка, как меня подвел». – Ну, это не важно. – Зоя Михайловна взяла себя в руки. – Просто мы решили, что вы туда не захотите ехать. Там комары, эти, как их, малярийные, гады всякие. – И кто туда едет? – Олеся уставилась на женщину тяжелым взглядом. – Влад Тихомиров из одиннадцатого «А», парочка преподавателей из местного университета, ну, еще Татьяна Борисовна, в качестве переводчика, я, и сам Тихомиров, естественно. – А биологи вам в этой поездке не нужны? Я правильно вас поняла? – Олеся саркастически ухмыльнулась. – Действительно, орхидеи может собрать и переводчик. – Ну прекратите, – завуч поморщилась как от зубной боли и перешла на «вы». – Вы все равно уже не сможете с нами поехать. – Почему? – Потому что вам надо было сделать кучу прививок, а для некоторых нужна повторная вакцинация. Да и нельзя ставить прививки за один раз, кучей, так сказать, организм-то не справится. – Я поеду так. – Олеся сама не понимала, что на нее вдруг нашло. – Рискуете, – зло отчеканила завуч. – Очень рискуете. – Ничего страшного. Так, когда мы собираемся? – Олеся сделала ударение на слове «мы». – Через две недели, седьмого июня. Подумайте, Олеся Викторовна, хорошо, а завтра мы с вами поговорим об этом еще раз. Олеська, не прощаясь, вышла из кабинета и почти выбежала из гимназии. «Значит, они решили меня кинуть. Ну то, что мать Татьяны Борисовны – подруга нашей директрисы, все знают. Значит, в экспедицию едут одни “блатные”, отдыхать на халяву, мать их!» Олеська, зло хмурясь, бежала домой. Немного успокоившись, уже за кружкой ароматного чая с вареньем Олеська решила, что действительно, зачем ей туда ехать? Далеко и страшно, а музей все равно придется просто закрыть. На время. – К чему мне эти приключения на одно место? – вслух спросила себя Олеся и окончательно решила: – Не поеду. Федор пришел, как и ожидала Олеся, с двумя горшками орхидей и искренне попросил у жены прощения за вчерашнее: – Олеся, я так взбесился, когда вернулся домой, котлеты сгорели, вода из кастрюли выкипела, вонь страшная, а тебя дома нет. Ну ты же женщина, как так можно? Мне иногда кажется, что, кроме твоих орхидей, тебя вообще больше ничего не волнует, даже родной муж. Глава 5 Марина ждала Воронина, сидя у окна в спальне, неподвижно и обреченно, словно верный пес Хатико. К пяти утра у нее потемнело в глазах и стало тошнить от усталости и напряжения. Ей казалось, что кто-то стучится в дверь, и тогда она бежала открывать, а там – никого. Марина поняла, что это последний сигнал от измученного организма и решила немного взбодриться. Женщина прошла на кухню и сварила крепчайший кофе, такой крепкий, что он казался почти густым. Красная кружка, на удивление, хранила отпечатки чьих-то грязных пальцев, но Марина только безразлично отметила пятна и вылила содержимое «турочки» в стакан. Вкуса кофе она не почувствовала, просто пила обжигающую жидкость и старалась не думать про загулявшего мужа. Сотовый телефон Воронина был отключен, и где он провел эту ночь, Марина знать не хотела. Размышляла она и о том, что потерять Воронина не может, просто не может ни при каких условиях. И тут же ей так некстати вспомнился Дима, можно сказать, случайный знакомый. Когда муж к ней так откровенно охладел и секса в их жизни стало меньше, чем грязной посуды в мойке, Марина решила завести себе друга, чтобы заставить Воронина ревновать. С Димой они познакомились на книжной выставке, и с первой же минуты он проникся к ней симпатией. Сбегал в буфет, купил два апельсина, как выяснилось позже, это был первый и последний знак внимания, и начал говорить. Долго и умно. О теософии и нашем месте в этом мире, о порочности денег и всепродажности, о том, как его не понимает жена и как он больше физически не может спать в обнимку с темнотой. Марина слушала вполуха, разглядывая ужасные, дешевые ботинки «гения», старые брюки с вытертым до блеска задом, небритое лицо и огромные прыщи на шее. Почему-то именно прыщи просто приковали ее внимание. Она хотела, искреннее хотела, послушать про великое и прекрасное, о котором с таким воодушевлением говорил Дима, а ее взгляд, как назло, намертво прилепился к вулканообразным наростам с белой головкой. Марину передернуло, и она поняла, что переспать с Димой не сможет ни при каких условиях, поэтому оставался второй вариант – дружить. А для настоящей дружбы надо было понять тонкую душу непризнанного гения. И они начали встречаться. Дима носил ей книги, много умных книг, рассказывал про Штаты, куда он выезжал по работе пару раз. Новый знакомый оказался преподавателем местного университета, этакий книжный червь с замашками киношного ковбоя, наверное, его идеалом был Индиана Джонс. Марина страшно боялась, что их увидят вместе на улице, таким жалким, мятым и потрепанным выглядел «Индиана Джонс», и поэтому, когда Дима пригласил ее в пустую аудиторию поговорить, моментально согласилась. Что тогда на нее нашло, она и сама не знала, но под тусклым взглядом непризнанного гения Марина, опустив глаза в пол, рассказала о себе все. Все без утайки, практически первому встречному человеку. Наверное, так сказался дефицит общения. Дима ее внимательно выслушал и посоветовал подать милостыню. – Тебе сразу же будет легче! – уверенно заявил он. – В наше время женщины стали такими меркантильными. И думают только о деньгах! На Диме была рубашка неопределенного цвета с закатанными рукавами, все те же брюки и безобразные сандалии, так некстати демонстрировавшие рваный носок и желтый, больной ноготь на большом пальце правой ноги. Марина только на третьей встрече решила рассмотреть своего друга поближе. Да, все такая же ужасная небритость на худом, впалом лице, давно немытые волосы и хлопья перхоти на плечах. Марина размышляла, почему «гений» не моется, а Дима пересказывал ей один из рассказов О. Генри. Четвертой встречи не было. Они поговорили по телефону, и Марина поняла, что ее просто по-настоящему тошнит. Дима долго пересказывал ей один из романов Лукьяненко, потом пустился в разговоры о вечном, о глупости женщин и о продажности людей. И Марина не выдержала: