Паркер, как всегда, закопался носом в книгу. Он не оторвал взгляд, даже когда Оливия опрокинула свой стакан молока, когда я попросила ее не выбрасывать горошек с тарелки. Я съехала на стуле еще ниже. Ужин не мог стать хуже. — Горошек! — Оливия положила ложку Гейбу. А он в ответ положил ей на тарелку бисквит. Она откусила кусок и захихикала, и у нее изо рта посыпались крошки. Кромвел втянул Хайдена в разговор о футбольных командах, которые будут играть на День благодарения, пока Оливия и Гейб продолжали играть с едой. — Мы можем сделать так же, как в прошлом году? — Фиби спросила Хайдена. — Мы могли бы уехать в среду днем и остаться. Я напрягла слух. Они говорили о параде на День благодарения в городе, о большом событии. Неужели Кромвел разрешит ей пойти после всего, что она сделала? Хайден оторвал свои глаза от тарелки. — Я не знаю. Я как-то не настроен идти туда в этом году. — Да ладно. Это будет весело, — настаивала она. — Я была бы рада вырваться. Я пыталась вести себя так, словно не слушала, но в тот момент, когда я подняла глаза, мы с Хайденом встретились взглядами. Он отвернулся первым. Наконец, Кромвел услышал то, что предлагала Фиби. — Я не думаю, что в этом году это будет возможно, Фиби. Фиби открыла рот, но так и захлопнула его. Ее взгляд, полный обвинения, остановился на мне, словно из-за меня она попала в неприятности. Я хотела бросить в нее своим горошком. Мой желудок скрутило, пока я гоняла кусок мяса по своей тарелке, больше сидеть здесь я не могла. В моей груди росло напряжение. Я встала из-за стола и, не глядя ни на кого, пошла в коридор. Меня никто не остановил. Думаю, напряжение за столом уменьшилось. Было похоже на то, что я делала всякие сумасшедшие вещи, а не Фиби. Я не могла этого понять. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, остановившись около одной из гостиных, в которой не горел свет. Неважно, сколько раз я дышала, стены все еще надвигались на меня. Шли минуты. Я просто стояла на месте, глядя в никуда. — Ты в порядке? — просил меня Хайден. — Рука болит? Я закрыла глаза. — Нет, рука в порядке. — Ты ничего не съела. Резкий ответ застыл у меня на губах, когда я посмотрела на него. Он стоял так близко, что я чувствовала аромат его лосьона после бритья. — Ты тоже. Хайден сунул руки в карман джинсов. — Что ты делаешь? — Ничего. А ты? — Ничего, — он кивнул, потом достал руки из карманов и пробежался одной из них по волосам. — Эм? — Да? Мгновение прошло в молчании, а потом он покачал головой. На его лице появилось напряженное выражение. — Ничего, поговорим позже. А потом он ушел, а я осталась на месте, желая разрыдаться. — Тебе нужно держаться от него подальше. Я развернулась. Курт стоял, прислонившись к стене; пряди длинных светлых волос почти полностью закрывали его глаза. Я не знала, сколько он там простоял. Очевидно, достаточно долго. — Ты следишь за мной? — Я не тот, кто преследует тебя, и думаю, ты это знаешь, — Курт оторвался от стены. — Тебе надо оставить Хайдена в покое. Ты ему не подходишь. Мои руки сжались в кулаки. — Я не пристаю к Хайдену. — Он теряет концентрацию, когда он рядом с тобой. Я нахмурилась и почесала зудящую кожу вокруг швов. — Мне так не кажется. Курт слегка наклонил голову. — Ты столкнулась с большой несправедливостью в этой жизни. Я это вижу. Все видят, — он сделал шаг вперед, сложив руки за спиной. — Но и Хайден тоже, Гейб и близнецы. Как и я. Разница в том, что мы научились видеть что-то, кроме этого. А ты нет. Я открыла было рот, но он меня оборвал. — То, что сделала Фиби, было неправильно, но разве ты можешь винить ее за то, что она хотела твоего отъезда? Твои чувства должны ее душить. И твое присутствие влияет на Хайдена с того самого раза, как он впервые тебя увидел. Если бы тебя кто-то заботил, например, сестра, ты бы уехала отсюда. Оставила бы сестру, чтобы у нее был шанс на реальную жизнь, и оставила Хайдена, прежде чем он сделает что-то, о чем мы все будем жалеть. Его слова задели меня за живое. Ярость искрилась во мне, набирая обороты. — И думаю, что для тебя так тоже будет лучше. Ты не доверяешь нам, — Курт улыбнулся. — Мы не доверяем тебе. — И куда же я пойду? — спросила я его. — Жить на улицу, чтобы не быть вашей проблемой? Если он и удивился, то виду не подал. — Мне все равно, куда ты пойдешь. Деньги не будут проблемой. Сколько тебе нужно? — Ты серьезно? — не мог он говорить серьезно, но выражение его лица говорило об обратном. — Знаешь что? Мне все равно, что ты думаешь и чего хочешь. Единственный вариант, при котором я уйду отсюда без Оливии, если вы силой заставите меня. И хотела бы я на это посмотреть. Теперь уже Курт открыл рот и тут же его закрыл. Я получила удовольствие от того, что поставила его в тупик. Я развернулась на каблуках и оставила его стоять в коридоре. *** Моя мимолетная стычка с Куртом вдохнула в меня силы. Вместо того, чтобы прятаться в своей комнате и рисовать или заставлять Оливию себя развлекать, я начала самостоятельно тренироваться на растениях. Каждую ночь я шла вниз, когда в доме становилось тихо, и тихонько несла растение к себе в комнату. С раненной рукой я могла унести лишь одно за раз. В моей комнате был целый сад мертвых растений как болезненное напоминание о том, что я все еще не могла понять, как контролировать свое прикосновение. Если его вообще возможно контролировать. Вечером перед Днем благодарения я сидела на полу и смотрела на очередное растение перед собой. В углах стояли шесть горшков с моими прошлыми жертвами. А я все смотрела на новое, живое, а потом закрыла глаза и попыталась очистить голову. Хайден сказал, что должна быть одна мысль, которая запускала его. Он пытался задействовать Паркера, чтобы найти эту мысль, но все стало лишь хуже после этого. Паркер, вернее то, что он сказал мне. Я почесала нос и задержала дыхание. Что он сказал? Что-то о том, как мы все справляемся со своими дарами — все, кроме Гейба. Но это не имело отношения к Гейбу, потому что ему не нужно было справляться. Как и мне, так ведь? Я не справлялась, потому что всегда верила в то, что я ничего не могу с этим поделать. Я не могла справиться с тем, что я делала. Как тогда, когда Дастин коснулся меня на парковке у магазина. Я не могла ничего поделать с тем, что произошло. Я не контролировала это. Это не было… Я распахнула глаза и выдохнула. Вот оно, то самое, то, что сказал Паркер. Я убедила себя, что не могу это контролировать, чтобы мне не пришлось иметь с этим дело и нести ответственность. И, черт возьми, может, Курт был прав, ну типа того. Я тонула в жалости к себе два долгих года. Если бы самоуничижение было формой искусства, я бы галерею открыла. Я положила руки на прохладную керамику горшка. Может ли это быть причиной? Был ли секрет контроля над моими смертельными пальцами в том, чтобы верить, что я их контролирую? Принятие ответственности за них, за свой дар? Нет у меня нет дара. У Оливии есть. У Хайдена есть. У меня нет… — Я делаю это, — громко сказала я. — Делаю прямо сейчас. Как насчет моего озарения по поводу «Над пропастью во ржи»? Я решила, что не хочу быть, как эти статуи в музее, но я была такой. Мои мысли работали также. Как и мои действия. Я пробовала все, кроме веры в то, что я не ошибка природы. И дело было не в том, что у меня не было души. Были, конечно, минуты, когда я и правда задумывалась о том, что произошло, когда я умерла, и о том, что я чувствовала после, но я точно не хотела никому вредить. То, что произошло с Дастином — случайность. Я не хотела причинить ему боль. Я никому этого не желала, не на самом деле. Были иногда моменты, в которые меня развлекала эта идея, глубоко внутри, но я никогда не хотела, чтобы люди меня боялись.