Они достигли подножия. В нескольких этажах выше внешние проходы были уже загорожены землёй и скалой. Отделение находились в погребённых глубинах здания. Мерцание оставалось неизменным. Этот зал был похож на другие, через которые они проходили, но в нём не было окон. Вместо этого в каменной стене был единственный круглый проход, ведущий в каменный туннель к центру плато. Его очертания напомнили Гальбе скорее трубу, чем ход, трубу, шедшую на примерно пятнадцать метров до места обвала, преграждавшего путь. Идти было больше некуда, путь окончился. — Всё ещё никаких показаний, — сказал Камн прежде, чем его спросил капитан. Аттик молчал. Линзы его шлема словно вспыхнули ярким красным светом, раздражённо пронзая внешнее мерцание. — Эти развалины были раскопаны неестественными средствами. Нечто действует здесь. Его источник должен где-то быть. — Но, возможно, не здесь, — предположил Камн. — Возможно, враг действовал издали. — Откуда? И ради чего? — голос Аттика звучал так, словно он не ожидал ответов. Гальба вглядывался в изгибы стен трубы. В их расположении и работе по камню было нечто, привлекавшее внимание. Он пригляделся. Там была настоящая каменная кладка, а не невозможные конструкции из верхних развалин. Стыки были почти невидимыми, камни сходились под идеальными углами так, что не было нужды в цементе. И на каждом камне было вырезано изображение зала, такого же, как те, через которые они прошли. Там были колонны, ряды окон, обширное пространство такое сдавленное, что казалось лишь абстрактными линиями. Связанными линиями. Соединенными, словно электропроводка. Пришло озарение. — Это машина, — сказал Гальба. — Машина… — повторил Аттик так, словно Гальба сказал богохульство. — Смотрите, — он указал на стены. — Мы видели столько повторения, столько залов, в которых не было видного смысла. Они должны работать вместе. Как ячейки. — Для чего? — спросил технодесантник. — Не знаю, — признался Гальба. — Но мы все видели энергию, наполнявшую их. — Я не видел ничего, что не могло быть объяснимо причудами варпа, — проворчал Аттик. — Если это и машина, то выведенная из строя, а потому это знание для меня бесполезно. — Он направился обратно по трубе к залу. — Более того, вся эта операция кажется мне бесполезной. Здание мертво. Враг затаился где-то в другом месте. Гальба помедлил. Он провёл рукой по перегораживающим путь булыжникам. Они поддались при прикосновении — легче, чем он ожидал, хотя разобрать завал было бы нелегко. Он заметил, что Гвардеец Ворона тоже не спешит уходить. — Что? — спросил Птеро. — Ничего. — Ты что-то почувствовал? — Ворон снял шлем и внимательно смотрел на Гальбу. — Нет, — от пристального взгляда Птеро Антону стало не по себе, — а ты? — Я тоже, — казалось, что Гвардеец Ворона о чём-то умалчивает. Гальба направился обратно к своему отделению. Он сделал три шага, когда Птеро заговорил вновь, завершив ответ. — Похоже, что мы должны? — Нет, — ответил ему Гальба, быстрее и с большей выразительностью, чем собирался. Нет, повторил он себе, идя вперёд. Нет. Пока легионеры поднимались по последнему склону, слова повторялись в ритм с ударами сабатонов по камню. Они казались пустыми. Гальба не был уверен, что именно имел в виду Птеро. Но у него были подозрения. Неприятные, отрицаемые им подозрения. Но Антон также чувствовал, что в чём-то, чего никто из них не понимал, Гвардеец Ворона был прав. Гальба должен был что-то почувствовать. Все они были должны. Аттик ошибался. Машина не была выведена из строя. Возможно, она была отключена, но Гальба подозревал, что она включена. За больным сиянием крылась энергия. Должна была. В этом он соглашался с капитаном — открытие здания само по себе свидетельствовало о действиях некой силы. Теперь боевые братья шли через её владения. Они не нашли врага, которого ждали. Возможно, они были внутри него. «Что ты скажешь капитану?» — спросил себя Гальба. — «Как ты убедишь его, что это враг? Скажешь ему, что это какой-то титан? Ты в это веришь?» Антон не знал. Он не был уверен, о чём думает, но когда Железные Руки вошли в первую из верхних ячеек над самым нижним уровнем, то его наполнило странное чувство срочности, тревоги. Здесь была угроза. Аттик должен был отнестись к ней со всей серьёзностью. Он не ощущал ничего, когда говорил с Птеро, но чувствовал теперь. «Оно идёт», повторял его внутренний голос, и слова были такими же ясными, словно он произносил их вслух. Голос звучал чужим. «Предупреди их», повторял он. Скрип ржавых петель, трещащие черепа, горькие камни. Предупреди их. Существо из мыслей и железного убийства растянуло губы в предвкушающей усмешке. Желание Гальбы отрицать что-то испарилось. Звук собственного дыхание под шлемом оглушал его. Гнилые зубы цеплялись за его сознание. «Предупреди их», повторил шёпот. «Оно идёт», сказал шёпот, и вновь он увидел это, парящее прямо за багровым сиянием. Вкус теней наполнил его рот. Взгляни направо. Он взглянул. Он увидел закрытые окна. Там нечего было видеть. «Предупреди их». — Капитан! Внешняя стена! Нас атакуют! Легионеры развернулись все как один, вскинув болтеры. Там было пять рядов арок, в каждом из которых — по десять проходов. Стволы болтеров качались и двигались, пытаясь охватить огромное поле атаки. Ничто не показалось из красного сияния. Не было ни звука. — Брат-сержант? — спросил Аттик по боевому каналу. — Ты что-то засёк? Гальба помедлил. Чувство тревоги нарастало. Нечто мчалось на них со скоростью магнопоезда. — Я… — выдавил он из себя и умолк. Он не мог сказать ничего точнее. Он не мог указать на источник атаки. Раздался звук. Копошащееся шуршание камня и скрежет земли, словно на стену обрушилась огромная волна булыжников. Весь зал содрогнулся. Затем из арок во все стороны полетели осколки. А за ними следовали нападавшие. Твари напоминали личинок — бледных, длиной в рост человека и широких, как космодесантник в силовых доспехах. Хотя у них не было глаз, у тварей было нечто похожее на голову, над и под которой виделись пары форципул, коротких лап, склонявшихся друг к другу и выступающих прямо над круглыми пастями с клыками, похожими на зубья пилы. Они били ими со скоростью, с которой размахивают крыльями бабочки. Их бока тёрлись друг об друга, создавая шум, похожий на тысячи сабель, вечно выхватываемых из ножен. Личинки казались корчащимся, копошащимся потопом. Они падали на пол — голодный свирепый поток цвета выбеленной кости. Сквозь скрежет тел доносилось мокрое, булькающее шипение лезущих друг по другу тварей. В первое мгновение и Железные Руки и Гвардейцы Ворона стреляли в штормовой прилив всепожирающей жизни. Личинки взрывались, истекая ихором, но зал наполнялся всё сильнее. Прилив копошащихся тварей был бесконечным. Легионеры стреляли в восходящую волну. — Наверх! — отдал приказ Аттик. Отделения побежали по скату, посылая очереди назад, пытаясь хотя бы на несколько мгновений задержать потоп. Прикрывавшие тыл Гвардейцы Ворона бросали осколочные гранаты. Взрывы звучали тихо, приглушённо. Белые разорванные мускулы разлетались, словно гейзеры из кратеров взрывающейся плоти. Но уже через мгновения на место погибших вползали мчащиеся твари. Одного из братьев Птеро поглотил нарастающий прилив. Когда воины приблизились к вершине ската, то услышали сверху такой же шелестящий и надвигающийся рёв. Там тоже прорвались личинки. Легионеры ворвались прямо в их удушливую толпу. Стрелковое оружие было бесполезным. Гальба едва успел сменить болтер на цепной меч, прежде чем на него бросились твари. Он сражался вслепую — океан плоти поглотил весь свет. Твари мелькали повсюду и набрасывались на него, словно зыбучий песок, стягиваясь вокруг ног и тела. Вспыхнули предупредительные руны, давление было таким, что броня не выдерживала. Зубы скрежетали о керамит. Клинок рассекал личинок. Он едва мог двигать руками, но всё, к чему прикасался его меч, разрывалось на части, и одно это позволило Антону сделать вперёд один шаг, а затем другой. Его словно сжимал кулак, чьи пальцы сжимались, разжимались, а затем сжимались вновь. Кровь покрывала всё. Цепной меч рычал, давясь клочьями плоти и густеющей кровью. Тела личинок под ногами тянули его, будто болото, некоторые лопались под напором, отчего устоять на ногах в жиже становилось ещё сложнее. Если бы Гальба упал, то он бы погиб. Не было ничего, кроме вцепившихся тварей, ничего, кроме кулака и зубов. Гальба рубил, пилил, разрывал и шёл наверх — один тяжёлый шаг за другим. Антон понятия не имел, как далеко зашёл. Он сражался в одиночестве и не мог пробиться даже к ближайшим братьям. Единственным признаком, что они вообще были рядом, были руны на ретинальном дисплее и крики по воксу. И, конечно, присутствие Аттика. Голос капитана был слышен всегда. Он приказывал и вдохновлял, он проклинал врагов со всей изобретательностью и жестокостью, а его голос никогда не менялся, оставаясь спокойным и смертельно непоколебимым. Сражаясь во главе наступления, он всегда первым пробивался к следующему уровню. Кому, как не капитану, следовало находить следующий скат по одному лишь наитию и направлять воинов? Гальба зарычал от негодования, когда это произошло вновь, подавив слабую надежду на то, что верхние уровни чисты. Он зарычал вновь, уже от злобы, когда услышал череду резких трещащих звуков, а затем опознавательная руна брата Энния вспыхнула красным и погасла. Прежде, чем воинам удалось прорваться до вершины следующего ската, погасли ещё три руны. — Вперёд, братья! — приказывал Аттик. — Им не победить нас. Мы не можем проиграть, ведь мы сражаемся с плотью, а плоть слаба. Узрите плоть во всей её мерзости. Вот над чем мы вознеслись навеки. Подобным отвратительным тварям не одолеть машины. Пусть они придут. Пусть они наполнят разлом до вершины. Им не остановить нас, ведь они — отродья прошлого, а мы идём к будущему благодаря чистоте и механической силе, — в речи капитана не было пауз, не был тяжёлых вздохов, Аттик говорил так, словно работал метроном. Каждый звук отмечал удар, каждое слово означало гибель новой личинки, каждое предложение было шагом ближе к победе. Вслушиваясь в слова, даже подсаливаясь и едва не падая на корчащихся телах, Гальба чувствовал, как его захватывает уверенность в неизбежной победе. Ибо как могли порождения плоти одолеть волю Аттика, выкованную и закалённую, ставшую крепче плоти? Невозможность подобного давала Антону сил устоять на ногах, рубить сдавливающие его пальцы кулака и идти вперёд. Каждый пройденный легионерами шаг был битвой. Каждый метр был одинаков. Кулак никогда бы не отпустил их… Но отпустил. Они добрались до уровня, который не был похоронен, до которого ещё не добрался надвигающийся прилив беспозвоночных. Гальба сорвал обвившуюся вокруг его груди личинку, вонзил клинок в пасть другой, а затем он вырвался наружу. Он мог видеть. Он мог свободно двигаться. Он задержался достаточно долго, чтобы помочь остальным из арьергарда, а затем бросился наверх вместе с выжившими братьями. «Мы — победители» — сказал себе Антон. — «Мы не просто выжившие, мы — победители» А позади них мчались личинки, бурлящая пена вскипевшего котла. Космодесантники были быстрее. Они удалялись всё дальше от потока голодной плоти. На бегу Гальба слышал, как Аттик вызывает Дарраса, приказывая ему спустить вниз больше тросов. Они добрались до верхнего уровня залов и выбежали на утёс. Тросы были прочными, но недостаточно прочными, чтобы выдержать вес более чем двух легионеров за раз, и теперь пришла пора ждать. — Мы уходим последними, — сказал Птеро. Аттик помелил перед ответом, ощутив явное отвращение от возможности задолжать другому легиону. Но у Гвардейцев Ворона были прыжковые ранцы. Они могли уйти в последнюю секунду. Капитан резко кивнул, учтя необходимость, и приказал остальным боевым братьям подниматься. Гальба стоял на пороге комнаты, также решив ждать до последнего. Он вглядывался в багровый мрак. Пока в нём не было видно ничего, но он слышал приближающийся прилив личинок. Звук, скрежет, визг непристойно излишествующей жизни заставил его пожалеть о собственной плоти, позавидовав почти полной чистоте своего капитана. Он ощутил обновлённую любовь к машинам, к порядку и логике. Плоть была слабостью и хаосом. Она была угрозой, такой же, как были черви, пусть и гротескно преувеличенной в них. Он задумывался, не пожертвовал ли Аттик слишком многим в пути к абсолютному механизму. Не отсёк ли от себя слишком много плоти. В это мгновение его сомнения исчезли. Стать машиной значило стать порядком. Это значило противостоять всему извращённому. Личинки были жизнью, такой, какой она оказывалась слишком часто. Аттик был жизнью, какой она могла быть: безупречной, непреклонной, ясной и свободной от двусмысленности. Аттик был воплощением осколка мечты Императора. И эта мечта была в опасности. Гальба не знал, возможно ли ещё спасти весь великий замысел, но можно было сохранить его части. Такие, как несокрушимая воля капитана. Его долг был абсолютно ясным. Он должен пройти по такому же пути. Он тоже должен стать порядком. Стать мечтой. Нет другого пути в победе над кошмарами. Камн и последние воины Железных Рук уже карабкались наверх. Ещё через несколько минут они покинут эту проклятую землю. Суетливое шипение и скрежет личинок приближались. По камням шла дрожь. — Ты знал. — Капитан? — Ты предупредил нас о нападении. Прежде, чем появился хотя бы один признак. Ты знал. — Я не… это… — Как ты узнал? Шёпот. Усмешка. Повелительный голос. Открыть всё это, но что тогда? — Я не уверен, — сказал Гальба. Хотя бы это было правдой. — Тогда будь уверен, — приказал ему Аттик. Появились личинки. Они ворвались на скат, покрыв пол копошащейся толпой. Стоявшие прямо перед ними четверо уцелевших Гвардейцев Ворона бросили в тварей осколочные гранаты, линия взрывов создала огневую стену, а затем Птеро и его братья выпустили очереди болтерного огня, замедлив поток на несколько секунд. Но лишь на несколько. Личинки приближались, карабкаясь друг на друга, устремляясь вперёд надвигающейся волной. — Капитан Аттик, — сказал Птеро. — Пора. Аттик молча посмотрел на Гальбу. Сержант шагнул назад и смотрел на стену. Камн и другие были уже близко к вершине. Конечно, они добавят ненужный груз на тросы, но Птеро был прав. Они задержались так долго, как могли. Сержант ударил латницами по нагруднику, показав аквилу, и начал карабкаться. Поглядев вниз, Антон увидел, что капитан ещё стоит на утёсе, рядом с другим тросом. — Прими мою благодарность, Гвардеец Ворона, — сказал Аттик. — Твои обязанности здесь исполнены. Он всё ещё не брался за трос. Помедливший Гальба ждал. Облачённые в чёрное воины XIX-го легиона взмыли вверх. Вспыхнули сопла прыжковых ранцев, поднимая их к небу. Лишь тогда Аттик взялся за трос и начал карабкаться. Его ноги оттолкнулись от земли в то же мгновение, когда волна ворвалась через арку, но Аттик не смотрел вниз, отказываясь дать врагу что либо, кроме величественного презрения. Он поднимался, подтягивая одну руку за другой, пока не поравнялся с Гальбой. Два легионера начали карабкаться вместе. Гальба посмотрел вниз. Напор личинок был таков, что они падали из проходов, словно непристойный водопад. Но мало-помалу падение замедлилось, а затем твари начали карабкаться наверх. — Они с нами не закончили. — Хорошо, — усмехнулся Аттик. — Потому что я не закончил с ними. Сержант Даррас, готовь огнемёты. — А нам хватит прометиума? — спросил Гальба.