В их сторону неслась волна демонов — прыгающий, бегущий, скачущий, летящий хор мерзостей, воющих со смертоносным наслаждением. Каменное солнце смотрело с неба на своих детей, посылая им лучи света, благословляющего на погибель. Каждая частичка преисподней, являвшаяся Каншеллу на протяжении мучительных ночей, обрела полноценное чудовищное воплощение. Настал визжащий конец жизни и надежды, на свободу вырвалось всё, чему противостояла божественная реальность Императора. Упав духом, Йерун изо всех сил схватился за соломинку веры; инстинкт приказывал ему закрыть глаза и перепуганно молиться в ожидании финала. Но Танаура продолжала бежать, направляясь к боковому люку десантного корабля, и серв последовал за ней. Подбежав к корпусу, они дотянулись до двери и заколотили по ней. Распахнув дверь, Даррас какое-то мгновение смотрел на слуг легиона, а затем расхохотался, поразив Каншелла. — Если на мой призыв ответили только вы двое, значит, Железным Рукам и правда пришел бесславный конец, — произнеся это, сержант помрачнел. — Залезайте! Агнес и Йерун забрались внутрь «Железного пламени», к которому приближались и ящеры, и демоны. Даррас захлопнул за ними дверь, и Танаура, повернувшись к смотровому окну, воззрилась на войну безумия снаружи. Чудовища обменивались ударами, сотрясающими землю, а на их фоне звучал низкий, раскатистый грохот шагов наступающих гигантов. — Мы будем сражаться? — нетерпеливо спросила Агнес. Из её ран текла кровь, но глаза женщины сверкали от осознания значимости собственной веры. Бездействие было ересью для Танауры. — Будем, — ответил сержант, — если придется. И нанесем удар, когда у нас появится цель. А до тех пор, я с радостью позволю нашим врагам убивать друг друга. Во мне нет ни капли уважения к самоубийцам, строящим из себя храбрецов. Агнес посмотрела на Дарраса, вспыхнув от негодования, но прикусила язык. Впрочем, Каншелл почувствовал, что в них с Танаурой закипела одинаковая ярость — легионер не понимал сути веры, не осознавал, что нынешнее противостояние вышло далеко за пределы материального мира. Йерун не хотел умирать, но, если бы он знал, что сейчас правильно будет броситься на чудовищ с голыми руками, то, несомненно, так бы и поступил. Умереть, вознося хвалу Императору — это не самоубийство, а мученичество. Повернувшись к Эрефрен, сержант увидел, что астропатесса выглядит кошмарно. Из словно бы опустевших глазниц непрерывным потоком лилась кровь, кожа женщины истончилась и обтянула череп, а её дыхание звучало перестуком камешков. Ридия напоминала кладбищенскую статую, которую наделили высушенной, шепчущей жизнью. Но неистовая воля, что заставляла Эрефрен двигаться, пылала всё так же ярко. Каншеллу постоянно казалось, что он замечает боковым зрением ауру астропатессы, шипастую чёрную корону потрескивающей целеустремленности. — Есть ли шанс снова очистить эфир? — спросил Даррас. Едва заметное, резкое покачивание головы. — Во мне остались силы только на одну, последнюю битву с аномалией, сержант, — ответила Эрефрен. — Я не могу тратить их. — Да будет так. Каншелл прочистил глотку, и, когда шлем легионера повернулся к нему, рискнул задать вопрос. — Вы говорили с капитаном Аттиком? — Да. Он приведет сюда наши остальные силы, и тогда, — Даррас кивнул Танауре, — ты станешь частью могучего наступления. Сержант помолчал, и десантный отсек заполнился звуками окружающего буйства. Когда Даррас заговорил вновь, он уже обращался к братьям-легионерам. — Это деяние окажется достойным песни, хотя никто никогда и не напишет её. Но, братья мои, мы будем знать о том, что совершили. Можем ли мы желать лучшей награды в свои последние мгновения? Думаю, что нет. Остальные Железные Руки в унисон ударили ладонями по нагрудникам, и подобное единство оказалось красноречивее любой клятвы. В следующее мгновение корабль сотрясся от могучего удара. Каншелла сбило с ног, затем последовал новый толчок — что-то огромное таранило «Громовой ястреб». Взглянув на смотровое окно, Даррас увидел, что бронестекло вылетело из рамы; в отсек струился зловонный воздух Пифоса, смердящий излишней жизнью. — Держись! — проревел сержант, и «Железное пламя» снова содрогнулось. Рог, длиной почти в рост Йеруна, пробил фюзеляж насквозь, вырвался обратно и ударил вновь, разрывая борт самолёта. После следующеё атаки в корпусе появилась дыра, достаточно большая, чтобы чудовище сумело просунуть голову внутрь десантного отсека. Оно напоминало ящера, но было покрыто багровыми металлическими пластинами. Каншелл не мог разобрать, носит ли демон броню, или так выглядит его шкура. Широко, словно на шарнирах, распахнулась пасть, и чудовище издало рев, напоминающий скрежет гигантских шестерней. Поведя башкой туда-обратно, тварь расширила пробоину — толстый корпус «Громового ястреба» отступил перед жаждой демона добраться до своих жертв. На спине зверюги восседал один из сражавшихся мечами рогатых кошмаров, который хохотал и подзуживал ездового монстра к пущему насилию. Даррас и остальные Железные Руки открыли ответный огонь, но нерожденный не обращал внимания на болт-заряды. Как можно дальше отступив от демона, Йерун начал палить из лазвинтовки, зная, что его действия бессмысленны, но цепляясь за отголосок значения в самом факте противодействия врагу. Серв пытался попасть в глаз ездовой твари, но, хоть цель и была немаленькой, Каншелл оказался недостаточно метким, а чудовище — слишком бешено дергающимся. Оно просунуло голову дальше, пытаясь втиснуться в отсек всем телом, и защелкало челюстями в сторону Эрефрен. Демоны явились устранить угрозу. Катигерн рванулся вперед, держа крак-гранату, и, когда монстр снова распахнул пасть, швырнул цилиндр ему в глотку. Не отшатнувшись, демон дернулся к врагу и сомкнул челюсти, откусив руку легионера у локтя. Раненый воин рухнул, и в тот же миг граната взорвалась внутри чудовища. Каким-то образом тварь ещё продолжала выть, но её вопль, быстро истончаясь, забрался на неслышимые частоты — а потом оборвался, и на палубу полился тлетворный ихор, смесь крови, масла и ядов. Ездовой демон содрогался столь бешено, что сбросил всадника. Когда тот поднялся и попытался влезть в дыру рядом с агонизирующим чудищем, Даррас отстрелил нерожденному голову болтерной очередью. Крупный монстр всё никак не хотел умирать — хотя он страдал и ярился в молчании, мощь его действий оказалась достаточно красноречивой. Тварь ворочала головой туда-сюда, раздирая рогом корпус, и, хотя челюсть висела, будто выбитая дверь, а один глаз вышибло взрывом, это лишь ненадолго замедлило порождение варпа. Чудовище протиснулось наружу, игнорируя стрельбу легионеров, его уцелевший зрачок неотрывно следил за бледной, как тень, астропатессой. Ридия ответила демону почти столь же нечеловеческим взглядом. Мимо «Громового ястреба» пронеслась крак-ракета, врезавшись в бок твари. Задние ноги создания подогнулись, и оно, вывалившись из отсека, повернулось мордой к новым противникам. Тут же в демона вонзилась вторая ракета, превратив бронированную плоть на правом плече в груду шлака, и вслед за этим поток смертоносных зарядов из штурмовой пушки поразил его в грудь и голову. Какое-то мгновение монстр сопротивлялся залпу — а затем разлетелся на острые влажные осколки. Моргнув, Йерун уставился в пустоту на месте твари. Неподалеку от корабля по-прежнему сражались порождения варпа и ящеры, но никто пока что не атаковал «Железное пламя». А затем возникли могучие великаны, воплощение войны, ведомой Империумом. Прибыл капитан Аттик. Поднявшись на борт, Дурун обменялся воинским рукопожатием с Даррасом. Сейчас командир легионеров показался Каншеллу даже более пугающим, чем в прошлый раз — по его изрубленной, покрытой воронками броне струился ихор, нездорово громко жужжали сервомоторы, порой срываясь на скрежещущий перестук. Урон не замедлил Аттика, только лишил его ещё нескольких жалких остатков человечности. Капитан превратился в автономное оружие, отвлекающееся от убийств лишь ради поиска новой цели. Он стоял перед Ридией — воплощение металла рядом с воплощением прозрения. Оба не подчинялись никчемным ограничениям плоти, и Йерун вздрогнул, чувствуя, как его крохотная личность превращается в жалкое ничто посреди вселенной, где что-то значили только создания, подобные Аттику и Эрефрен. Серв цеплялся за божественность Императора, высшую истину, имевшую даже больший вес, чем прекрасная и ужасная нечеловечность, увиденная Каншеллом. — Нас ждут великие дела, — сказал космический десантник астропатессе. — Тогда пора начинать, — откликнулась Ридия. Снаружи приближался шум лихорадочной битвы и тяжелых шагов. Время людей подошло к концу. 22 Воскрешение/К башне/Свидетель Аттик был удивлён тем, что кто-то из сервов легиона ещё остался в живых. Он не думал, что смертные могут прожить на новом Пифосе дольше нескольких секунд. Он кивнул Танауре, когда первые отряды роты строились вокруг Эрефен. — Ты хорошо справляешься. — Император хранит, — ответила Агнесс. Аттик не сказал ничего. Её открытое пренебрежение Имперскими Истинами не столько разгневало, сколько разочаровало капитана. Он посмотрел на Каншелла и увидел тот же пыл в его глазах. Суеверия давали им обоим силу продолжать сражаться. Дурун отвернулся, чувствуя отвращение от их слабости и не желая верить, что она может послужить опорой. Затем Аттик встал во главе строя. Обломки «Железного Пламени» до сих пор окружал сужающийся оазис покоя. Демоны и ящеры ещё не закончили свою игру, но передышка почти завершилась. Гиганты, сдерживаемые крупнейшими демонами, были в считанных шагах от них. Впечатление Аттика об этих чудовищах было обрывочным. Они вышли из шахты, когда Железные Руки ещё пробивались через руины, и оставались огромными тенями вдали. В этой породе порождений варпа было нечто иное, отличавшее их от остальных, кроме огромного размера. Их движения выдавали не просто извращённость рождённой имматериумом нежизни, но и механическую природу. Аттик чувствовал одновременно далёкое родство и отвращение, нежелание его признавать. Он предпочёл не вглядываться в эти силуэты — это не дало бы ему никакого полезного знания. Важно было лишь уничтожение всего, что встанет на их пути во время последнего наступления. — Мы идём! — закричал он. И Железные Руки направились дальше, оставив позади «Громовой ястреб». Они шли в направлении плато, по прямой линии через орду сцепившихся чудовищ. Хотя их темп и был медленнее, чем во время прорыва к штурмовому кораблю, неясно, откуда находила в себе силы идти дальше Эрефен. Она шла по изувеченной земле, словно призрак смерти, её шаги были выверены и обдуманы. Слепую астропатессу не заботил окружающий со всех сторон пандемониум. Однако своим иным зрением она видела образы, которые Аттик не мог себе представить. Два серва бежали рядом со строем. Воины легиона не защищали их, они этого и не ждали. Но вместе с сервами шёл Кхи’дем, последний воин 139-й роты Саламандр, верный неуместному желанию своего рода оберегать тех, кто не был достаточно силён, чтобы защитить себя. Когда они пересекали последние десять метров открытой местности, взгляд Дуруна привлёк свет с севера — кровоточащее сияние, глубокие оттенки фиолетового, синего и красного, смешивающие и пятнающие друг друга, свет разложения. Он становился всё ярче. Там, где он сиял, демоны прекращали свою праздничную войну с ящерами. Они что-то строили. Что-то огромное, возводимое из бесчисленных частиц. Нет, понял Атттик, не строили, а призывали в бытие, совокупной силой тысяч дьявольских отродий. Он видел, как зазубренные обломки металла взлетали на места, словно части исполинской мозаики, поднимаясь повсюду, куда он смотрел. Обломки были лишь частью строения. Там были кости и разорванная плоть ящеров и людей. И сами демоны. Они бросались на своё творение, становясь жутким ползущим цементом, скрепляющим его части воедино и придающим форму. И форма ужасала больше всего. Перед глазами Аттика всё поплыло от гнева, угрожающего поглотить рассудок и не оставить ничего кроме воющей машины разрушения. Он знал эти очертания. Он видел перед собой воскрешение. «Веритас Феррум» вновь воплощался в мире. Но вместо горделивого и возвышенного ударного крейсера возникало нечто искажённое, вздутое, мертвенное. На носу вырастала фигура длиной во многие сотни метров, покрытая рогами и зяющей пастью с острыми зубами-иглами и двигающаяся. Живая. У неё были глаза, побелевшие от безумия, и она смеялась. Корабль был трупом, а эта тварь — падальщиком, готовым пожрать любое неиспорченное существо, встреченное на своём пути. И скоро она отправится в путь. Аттик знал это. Корабль вновь будет рассекать пустоту — благодаря ему демонические легионы покинут Пифос и смогут разнести своё проклятие по галактике. Аттик с отвращением осознал, как долго Железные Руки плясали под дудку Мадаила. Все их действия после прибытия в систему Пандаракс были совершены ради этого мига. Даже их прибытие было не случайным. Их заманили сюда, а затем заставили скакать ради удовольствия дьявольского кукловода. И, словно в ответ на его отчаянную ярость, появилось само чудовище — Мадаил, едущий на огромном кургане из костей, текущих по земле, словно волна. С останков была содрана вся плоть, но они сверкали от капель крови и дрожали от муки. Демон остановился в десятке метров от Железных Рук и взмахнул рукой, указывая на возрождающийся корабль. — Узрите моё искусство. Позади роты донёсся грохот, когда огромные ящеры подошли на шаг ближе. Аттик не сбивался с темпа, Железные Руки не останавливались. Холм тел полз следом за ними. В грудных глазах Мадаила сверкали голод и предвкушение. — Машина и дух. Такова ваша цель, хотя и думаю, что вы вряд ли поверите словам. Да, думаю, что не поверите, — язык хлестнул по воздуху, пробуя собственные слова демона. — Придите же. Воссоединитесь с кораблём. Станьте полным выражением своего бытия. Станьте неделимыми вместилищами Хаоса. — Нет, — сказал Аттик. Он говорил тихо, обращаясь скорее к себе, чем к демону. Довольно игр. Его рассудок рассёк туман гнева, и капитан ясно увидел погибель, которой их манил демон. Соблазн в словах Мадаила был ложью. Дьявол не верил, что Железные Руки так быстро поддадутся порче. Он не ждал, что они сдадутся. Он ждал их ярости. Он ждал тщетной атаки. Если рота бросится в бой, то встретится не просто с мощью Мадила, но и с многотысячной армией демонов и уже разумной мерзостью, в которую превратился «Веритас Феррум». Уничтожение будет неизбежным. Значит, нет. Нет. И если Мадиал так желал их атаки, то, возможно, он в некоторой степени боялся альтернативы. — Ввести в замешательство врага! — закричал Аттик. — Вперёд, к победе! — он чувствовал предвкушение, желание использовать ошибку демона, шагая всё быстрее. Оглянувшись назад, он увидел, что Эрефен не отстаёт. Она спешила так, словно была наполнена энергией самой смерти. Астропатессу ждала встреча с судьбой, но не здесь, не сейчас. Аттик вёл воинов вперёд, не сбиваясь с пути, направляя их к плато и к башне, чью силу они должны будут вырвать у врага. — Вы остановитесь! — провозгласил Мадаил. Аттик не слушал его. Впереди их ждала стена демонов, но тонкая, хрупкая стена — слишком много отродий варпа ещё сражалось с ящерами или было поглощено возрождением «Веритас». Стена была слишком тонкой. Железные Руки открыли огонь, осыпая врага болтерными снарядами, а затем обрушились на него. Они стали неудержимым тараном, и в этом была их суть. В этом было их предназначение, а не в сдаче чистоты машин порче варпа. Цепными мечами и кулаками они крушили демонов. Даже сервы бились без страха. Их оружие было слабым, но имели значение все удары и выстрелы, а двигались сервы с поразительной ловкостью, будто отчаяние уводило их от когтей и лезвий. — Остановитесь! — закричал Мадаил, и впервые Аттик услышал в голосе демона нечто похожее на напряжение. Легионеры пробили строй врага и устремились вперёд. Путь был открыт. — Остановите их! — взревел посланник ада. Волны демонов отхлынули от возведения корабля и на ветрах безумия ринулись в контратаку. — Братья… — произнёс Кхи’дем, — вы многим пожертвовали ради остатков моего легиона. Благодарю вас, — он отступил от сервов и побежал обратно вдоль колонны. — Что ты делаешь? — потребовал ответа капитан. — Добываю время, — Саламандр остановился рядом с Экдуром и забрал ракетную установку легионера, а затем отошёл в сторону и направился прямо к Мадаилу, чей поднятый посох сиял с нарастающим жутким светом. «Безумие», — подумал Аттик, но передние демоны уже обрушились на них. Багровые и вооружённые клинками кошмары прокладывали себе путь к передним рядам через гротескных и грациозных тварей, в которых сочеталось подобие человеческой женственности с жуткими когтями и клешнями. — В пламя битвы, — произнёс Кхи’дем, подходя к подножию ползущего холма. Он вскинул ракетную установку на плечо одной рукой и выстрелил. Ракета пролетела мимо демона. Мадаил захохотал, насмехаясь над одиноким космодесантником, и высвободил накопленную энергию посоха. Когда пурпурное пламя поглотило задние ряды колонны Железных Рук, сжигая воинов дотла и расплавляя доспехи, ракета достигла истинной цели. Кхи’дем не промахнулся, он попал в уголок глаза исполинского ящера и прошептал последние слова. — На наковальню войны… Гигант зарычал и обернулся навстречу нападавшему. Прямо перед его глазами оказался огромный демон. Напрягшись и зарычав, хищник расшвырял своих соперников и обрушил весь свой огромный гнев на Мадаила. Стопа, превосходившая размером сверхтяжёлый танк, разнесла холм на части. Она раздавила Кхи’дема и погребла Мадаила под сотнями тонн плоти. Демоны завыли и бросились на чудовище, осмелившееся совершить такое богохульство. Поток омерзительных тварей захлестнул ноги ящера. Его собратья, взревев, устремились на помощь. Наступление на Железных Рук дрогнуло. Теперь у Аттика было время, и он использовал его. Расстояние всё сокращалось, легионеры прорвались на плато прежде, чем их настигли новые волны демонов, а затем рота отбросила их. Порождения варпа обрушивались на них вновь и вновь, казалось, что им не было числа. Однако их предводитель исчез и, возможно, был уничтожен, поэтому демоны становились жертвами собственного Хаоса. Гнев делал их безрассудными, и они бились друг с другом за превосходство. Твари не могли остановить наступление.