- Мин что-то затевает, - поделился он, когда Тэруко пристала с расспросами. - Мы ни разу не встретили серьезного сопротивления, только местные гарнизоны. У него почти сорок тысяч человек. Где они все?! - Ждут на подступах к столице? - предположила Тэруко. - Но это глупо… Нет ничего глупее, чем отдать врагу страну со всеми ресурсами и людьми, а потом надеяться победить. - Вот именно. Мин не военный, но он не идиот. И у его генералов есть голова на плечах. Но что бы ни двигало узурпатором - глупость или тонкий расчет, старший принц аль Самхан спешил воспользоваться возможностью и методично присваивал город за городом. Хоть принц и настоял, чтобы Тэруко ночевала в его палатке, они почти не общались. Ему всегда было некогда, он всегда куда-то спешил. Принимал доклады, отправлял письма, отдавал приказы. Джин приползал в палатку, чтобы рухнуть на циновку, проспать несколько часов, обняв Тэруко, и снова умчаться. Ни задушевных разговоров, ни ласк. Ничего серьезнее поцелуев. Его можно было понять. И все же Тэруко чувствовала, что начинает по-настоящему ненавидеть эту войну. Для всех прочих она продолжала оставаться оруженосцем Рю. Пару раз офицеры пытались пошутить по поводу ее переезда в палатку принца. Это было неприятно, но девушка сдерживалась. Понятно, что на каждый рот замок не навесишь. А вот Юн этого не понимал. Услышав первую сальную шуточку подобного рода, он взбесился и потребовал, чтобы похабник попросил у Рю прощения. - С чего бы мне извиняться за правду? - лениво спросил десятник - здоровый мужик, вдвое больше и старше Юна. - Я бы и сам этого оясимского парнишку нагнул - больно хорош. Ну чисто девочка, грех не всунуть. Окончательно потерявший терпение оруженосец все-таки полез в драку. И получил от души, без скидок на юный возраст. - Зачем ты с ним связался? - упрекнула его Тэруко, смазывая его синяки. Разукрасил десятник Юна от души, всеми оттенками фиолетового. - Захотелось. Еще раз скажет, снова врежу! - Дурак ты. Он же сильнее. Юн упрямо мотнул головой. - И что? Пусть держит свой поганый язык за зубами, - неожиданно зло и с какими-то очень взрослыми мужскими интонациями отозвался он. - Если кто посмеет про тебя гадости говорить - получит в морду. Тэруко вздохнула и отправилась жаловаться Джину. Тот выслушал и кивнул. На следующий день сволочной десятник был бит палками и разжалован в рядовые. За драку. А с Юном продолжало происходить что-то странное. Тэруко готова была поклясться, что приятель ее опекает и охраняет. Он постоянно терся рядом, перехватывал у нее тяжелую работу, следил, чтобы принцессе достался кусок поаппетитнее при раздаче. И вообще всячески заботился. Как мог. Вот только общаться с оруженосцем теперь стало сложно. Разговаривая с Тэруко всегда бойкий, не лезущий за словом в карман мальчишка отчаянно смущался и становился косноязычным. И смотрел на нее как-то странно. Ну, почти как на Джина. - Это ты ему велел? - спросила она у принца как-то вечером. - О чем ты? - Ты велел Юну опекать меня. - Я? Нет… - Джин нахмурился. - Кстати, хорошая идея. А сам Юн, стоило с ним завести разговор об этом, покраснел и сбежал. К сражениям Джин ее не подпускал и близко. Специально несколько раз повторил, что категорически запрещает, и если она полезет в битву, в тот же день отправится на родину. Так что все, что оставалось Тэруко - это перевязывать раненых, обеззараживать воду, чтобы не допустить новой эпидемии и помогать на лагерных работах. Она так и не решилась спросить у принца, кто она для него. Что он собирается делать, когда война подойдет к концу? Каждый день хотела, каждый день обещала себе задать вопрос. И молчала. Оправдывалась перед собой, что Джин слишком устал для серьезных разговоров. Джин действительно уставал. Он осунулся, почти перестал шутить, порой засыпал, сидя над чашей с рисом, и часто смотрел сквозь Тэруко, словно она была прозрачной. Принцесса стискивала зубы и приказывала себе терпеть. Сама напросилась. *** - Войско обогнет Бай Сьян вот здесь, - ухоженный ноготь с безупречным маникюром прочертил широкую дугу на карте. Ты встретишь его тут, Дунг. Генерал - сорокалетний мужчина, кряжистый и коренастый - хмуро кивнул. Он ничего не сказал, но на его смуглом лице и без того читалось все, что он думает об императорах, которые отсиживаются в столице, отправляя за себя воевать других. Война была правом и почетной обязанностью семьи аль Самхан. Владеющие разрушительной огненной магией, способные разбудить вулканы и обрушить на противника их пылающую мощь правители всегда сами вели войска в бой. Так поступил принц Тхан год назад, когда войска Оясимы высадились на побережье и начали грабить города. Так воевал его отец тридцатью годами раньше. - Вы уверены, что они не пойдут через долину, ваше величество? - уточнил он. - Это самый короткий путь. Новоявленный император успокаивающе улыбнулся - В долине будет жарковато, - промурлыкал он. - Мои люди доносят, что Младший Лю готов проснуться. Вот незадача случится, когда окажется, что избранный богами наследник неспособен усмирить даже этого малыша. Генерал кивнул. Ему не нравился двуличный и манерный Мин, он всей душой симпатизировал старшему принцу. Но не воинская доблесть давала потомкам аль Самхан право повелевать. Сила крови, наследие бога огня. Генерал знал Джина и помнил историю его проклятья, потому не верил ползущим по стране слухам. - А как же люди в Бай Сьян? - После твоей победы я прибуду, чтобы спеть в долине колыбельную. Ты можешь идти, Дунг. - Ты так уверен, что вулкан проснется? - раздался голос Сунан, стоило генералу покинуть комнату. - Возможно, ему что-то немного поможет, - задумчиво пробормотал Мин, поглаживая Сердце Огня - рубин в форме головы тигра, высший знак власти. С тех пор, как старый император умер, младший отпрыск аль Самхан не расставался с артефактом. - Что-то или кто-то. Сунан выглянула из-за ширмы. Мин скользнул взглядом по женской фигуре и испытал уже привычное раздражение. Смерть Тхана подкосила мать. Она больше не напоминала блистательную хищницу. В глазах вместо вызова застыла тоска, морщинки стали заметнее, плечи опустились, словно под тяжестью невидимого груза. Прическа и макияж вдовствующей императрицы оставались безупречны, но что-то в том, как она двигалась, как смотрела, неумолимо выдавало отнюдь не юный возраст женщины. И белое траурное одеяние ее старило. Интересно, стала бы она так горевать, если бы умер Мин? Он отчего-то был уверен, что нет. - А сможешь ли? - с ядом в голосе спросила Сунан. - Ты никогда не был хорош в магии. Мин скривился. Хоть и смирилась, а все равно не упускает случая уколоть. Природу не изменить. Сможет. Будить чутко дремлющий вулкан не так-то сложно. Усыплять - гораздо труднее. Но у него будет время и Сердце Огня, из которого можно черпать силу. - Я далеко не такой бездарь, как вы всегда полагали, матушка. Мин пытался бороться со слухами. Распускал свои. Но легенда о проклятом богами выродке, который приведет Самхан к гибели не пользовалась успехом. Народ, любивший Джина, куда охотнее верил в сказки старшего брата. Даже случившаяся третьего дня коронация - поспешная и недостаточно царственная - не поправила положения. Собравшаяся на дармовое угощение и щедрую милостыню толпа, конечно, надрывала глотки, славя нового императора, но Мин не был наивен, и понимал цену этим восторгам. Хорош император! Пока он разбирался с Тханом и Сунан, ловкий старший братец оттяпал половину страны, и примеривался захапать остальное. Войдет Джин с войском в столицу, и чернь с тем же рвением будет приветствовать его. Шакалы! Трон оказался фальшивкой. И пусть никто не обещал немедленного обожания народа после коронации, Мин ощущал себя обманутым. Власть не принесла любви матери. Немного утешали льстивые улыбки придворных. Подхалимы еще до коронации почувствовали, как изменилась расстановка сил и, позабыв о вдовствующей императрице, спешили заверить Мина в своих верноподданических чувствах. Подобострастные взгляды, взаимные наветы и кляузы, которыми лизоблюды осыпали новоявленного императора, были бальзамом для его сердца. Мин любил интриги. Он сознавал, что не создан для ратных подвигов, и пытался воевать тем оружием, которым владел лучше всего. Задумка с вулканом была хороша. Усмирять огонь - долг хозяина этой земли. Один отказ, и от Джина отрекутся самые преданные союзники. - А если он сумеет его усыпить? - эхом на его мысли откликнулась Сунан. - Усыпить? Не смешите меня, матушка. Даже если он действительно снял проклятье, магии нужно учиться. Усыпить вулкан, это не фокусами толпу развлекать, - на раскрытой ладони Мина взвился язык пламени. Взвился и погас. - Я пять лет учился этому под руководством отца. Нет, если он не дурак, то поведет войско в обход и пустит слух, что его не было рядом с извержением. - А вдруг Джин все же решится? И сможет? - императрица злорадно улыбнулась. - Вам бы хотелось этого, матушка? Она медленно покачала головой. - Его я ненавижу больше, чем тебя. - Приятно встретить обезоруживающую честность! - Мин картинно вздохнул. - Большая редкость в наши дни. Что же, я давно не надеюсь на вашу любовь, ненависть тоже по-своему занимательна и греет не меньше… Кстати, о любви. Думаю, можно смело сказать, что мой мятежный брат наконец-то познал это светлое чувство. Он не отпускает своего оруженосца ни на шаг. Мальчишка даже ночует в его палатке, - в слегка раскосых зеленых глазах мужчины загорелся огонек. - Этим стоит воспользоваться. - Что ты собираешься сделать? - Любовь - слабость. А на слабости можно сыграть. *** Три брата Лю - так называли в народе горную гряду, идущую вдоль долины Бай Сьян. Старший и средний давно отбушевали свое, и не первое столетье спали беспробудным сном. А вот младший дремал чутко. Всхрапывал, плевался в небо вонючими клубами дыма, а то и порыкивал, намекая на скорое и страшное пробуждение. Но дальше угроз много лет дело не шло, а жители Сьянду и окрестных деревень привыкли жить в тени вулкана. Слишком давно просыпался Младший Лю последний раз, слишком богаты серебром были окрестные горы. Поделки мастеров из Сьянду славились далеко за пределами империи. Гонец прискакал затемно. Спешился, выкрикивая имя Джина, без страха отдался в руки капитана Цао. На вопросы отвечал торопливо, взахлеб. И умолял позволить ему лично увидеть посланного богами избавителя от огненной напасти. В глазах вестового плескался ужас.