В аппарате звонок работал через раз и звук то появлялся, то исчезал. Разобрав все до последнего винтика, Турецкий обнаружил причины: оборванный контакт и сломанное пластмассовое крепление рычага. Контакт он кое-как припаял, но клея в доме не нашлось. В поисках «Момента» он выгреб на пол в прихожую все содержимое кладовки и нашел-таки искомый тюбик, но тот, как назло, оказался абсолютно засохшим. Турецкий решил с горя выйти за пивом и заодно поискать клей, может, в каком-то из ларьков удастся разжиться. Убирать хлам на место он не стал: Ирина с Нинкой собирались вернуться часа через два, не раньше. Можно успеть и пива выпить, и с телефоном закончить и прибрать. От этих радужных мыслей его оторвал короткий звонок в дверь. — Иду! — закричал Турецкий сдавленным голосом, как будто действительно идет черт знает откуда, лихорадочно заталкивая в кладовку наиболее неприглядное. — Прошу прощения, Александр Борисович, — сказал Ильин, войдя в квартиру и скромно остановившись у порога, — целый час вам звоню, у вас все время занято. — А я как раз выйти собирался: нужно клей купить. — Турецкий выпроводил Ильина на лестничную клетку, забросил в ящик с инструментом разводной ключ и, навалившись на дверь кладовой, закрыл ее, утрамбовав все, что валялось на полу. — По убийству Калашниковой эти долбаные воскресенцы не продвинулись ни на шаг, только зря съездил, — сказал Ильин, когда они спустились во двор. — Можно было за пять минут все по телефону выяснить. В тоне его Турецкий почувствовал упрек за испорченный субботний вечер. Незаметно для Ильина он переключил часы в режим секундомера и спросил: — Поконкретнее давай, что у них есть? Что ты мог выяснить за пять минут по телефону? — Сделан фоторобот подозреваемого, тот, что я вам вчера показывал. Подозреваемого видели несколько человек, когда он входил в подъезд. Среднего роста, небритый, на нем была спецовка, вязаная шапка на глаза, лицо черное, как у негра, — все в мазуте, на плече здоровенная сумка, из нее торчали моток кабеля и инструменты. Толком его, ясное дело, никто не разглядел, поэтому и фоторобот такой хреновый. По киллеру — все. Теперь что касается самой Калашниковой. Родственников нет: мать проживала в Звенигороде, умерла три года назад, отец не известен. По словам знакомых матери, Калашникова после школы уехала в Москву. Работала в частной фирме то ли секретарем, то ли бухгалтером. В Воскресенске знакомых не имела, с соседями отношений не поддерживала, общалась только с экономкой — Серебро Луизой Гавриловной. Она убирает в том доме в нескольких квартирах. Эта Луиза Гавриловна утверждает, что Калашникова появлялась изредка — не чаще двух-трех раз в месяц, гостей у нее ни разу не было, — короче, отдыхать приезжала. О себе никогда ничего не рассказывала. Осмотрел квартиру. Необжитая, шмоток практически нет, ни бумаг, ни документов, ни записной книжки, ни хрена! Выводы: в Воскресенске нам ловить нечего. Появились у Калашниковой свободные деньги, она и решила вложить их в недвижимость. Почему не в Москве, тоже более или менее понятно — устроила себе тайное лежбище. В общем, нужно брать за задницу Замятина, тут я с Эдиком согласен на сто процентов. Пусть колется, с кем гулял в «Ирбисе» тридцатого. Найдем вторую шалаву, если ее до тех пор не шлепнут, и выясним, кто и кому проболтался про квартиру Калашниковой в Воскресенске. Наверняка о ней знали максимум одна-две ее ближайшие подруги. — Замятина взять за задницу не получится, я уточнял, — Турецкий театрально развел руками, — во-первых, его задница слишком высоко сидит, во-вторых, она слишком скользкая. Зато у меня возникло несколько вопросов. Ты говоришь, в квартире Калашниковой не нашли никаких документов, знакомых в Воскресенске у нее нет, как же в таком случае установили ее личность? — Ну паспорт при ней был. Но и только. — А прописана она, значит, в Звенигороде, в квартире матери? — Точно. — Ладно. Допустим, эта ниточка оборвалась. Калашникова приезжала в Воскресенск на своей машине? — Нет. Машины у нее вроде бы не было. Приезжала на электричке. — На электричке?! Ты в своем уме?! При ее бабках она, по-твоему, стала бы толкаться в электричке? — Может, на тачке, но не до самого дома. К дому она всегда подходила пешком, это установлено. — Конспираторша, мать ее! — Турецкий в сердцах сплюнул. — Все равно нужно разыскать того, кто ее подвозил в Воскресенск. — Где его теперь найдешь? — уныло возразил Ильин. — «Где», «где»! В Москве! И за пять минут ты бы ничего не выяснил по телефону. Смотри! — Турецкий предъявил ему секундомер, отсчитавший больше четверти часа. Ильин, обидевшись, замолчал, а у Турецкого кончились вопросы, поэтому минут пять они шли молча. Закончив обход ближайших ларьков и так и не найдя клея, Турецкий купил вместо него шесть бутылок пива: себе и Ильину, потом, подумав, взял еще одну: вдруг в лесу кто-то сдохнет и Ирина Генриховна пожелает присоединиться. И еще банку соленых орешков, хотя и считал это баловством. — Пойдем! — скомандовал он, — отказы не принимаются, будем продолжать оперативное совещание. — А оперативных данных хватит? — кисло усмехнулся Ильин, которого перспектива сидения у Турецкого на кухне, похоже, не слишком прельщала. — Да, чуть не забыл! У Калашниковой нашли две фотографии, на одной мать, на другой она сама, очевидно с подругой. — Фотография сделана в Москве на улице? — с надеждой спросил Турецкий. — Вы думали, они сфотографировались на работе? Увы, к сожалению, в квартире. Вот, — полез он за пазуху. Турецкий взглянул на фотографию и замер на месте. Подругой Светы Калашниковой оказалась сногсшибательная фемина, клеившая его неделю назад в ресторане «Россини». А чтобы вычислить ее, теперь нужно только найти прокуроршу с соседнего столика, которая с феминой лобызалась как ближайшая подруга. — Александр Борисович, вы ее знаете? — заволновался Ильин, заметив у Турецкого заинтересованность в глазах. — Откуда?! — Встречал как-то. — Где?! — Места нужно знать! Турецкий бегом помчался домой и, только забежав на кухню, вспомнил, что телефон лежит в руинах и, собственно, поэтому он выходил на улицу. — Скотчем нужно, — посоветовал Ильин, выглядывая из-за плеча, — дайте попробую. — С грехом пополам он скрепил лопнувшую пластмассу и, подгоняемый нетерпеливым сопением Турецкого, торопливо закрутил все винтики. — Работает! Скотч вообще величайшее изобретение человечества после колеса. Турецкий набрал Меркулова: — Костя! Я надыбал свидетеля по делу Замятина. Двадцать пять — тридцать лет, прокурорский работник, но не из Генпрокуратуры. Скорее она из городской или областной прокуратуры. Третьего числа принимала участие в обыске в офисе «Вулкана». Сейчас дам команду своим орлам отыскать эту даму. Ильин, пока Турецкий говорил, откупорил бутылку: — Держите пиво, Александр Борисович. Меркулов, видимо, услышав про пиво, ответил недовольно: — Ты следователь, а не я. Я могу лишь дать команду о содействии твоему розыску. — Я сейчас еду в ресторан «Россини», попытаюсь выйти на нее. А ты, Костя, узнай через управление кадров — кто такая эта дама. Турецкому повезло. Официант был тот же, что и в прошлое воскресенье. — Знаете ее? — спросил Турецкий сурово, заранее исключая малейшую возможность отрицательного ответа. Официант повертел снимок в руках. — Какую? — Желательно обеих. — Вот эту, — официант ткнул пальцем в Калашникову, — не знаю, но лицо знакомо. Кажется, по телевизору видел, она телеведущая? — Вроде того. — Турецкий усмехнулся. — А вторую? — Заходила несколько раз. — Как часто, с кем, когда в последний раз? — Не помню. — Официант закатил глаза, наморщил лоб, и прищелкнул языком: — Нет. Крутая телка, потому и узнал. Хотя, по-моему, шлюха. Как-то раз отстегнула пятьдесят баксов чаевых. Нет, больше ничего припомнить не могу. — А кто может? — Ну поспрашивайте у швейцара там, у оркестра… Не знаю. — Понятно. — Турецкий отпустил официанта и, когда тот отошел, произнес вслух, обращаясь скорее в пространство, чем к Ильину: — Вот оно, значит, что. В прошлый раз он перед ней расстилался в расчете еще на один полтинник… Пошли в вестибюль, позвоним Меркулову, может, он уже все узнал в управлении кадров. Меркулов действительно все узнал: — Ольга Борц, следователь Тверской межрайонной прокуратуры, записывай телефон и адрес. И еще могу тебя обрадовать: только что говорил с нашим новым и. о. Дело по проверке фактов, изложенных в речи Замятина, в части, касающейся швейцарских счетов президента и сотрудников президентской администрации, решено передать сам догадываешься кому. Так что завтра вылетаешь в Швейцарию, вопрос уже практически согласован. — Что значит завтра?! — закричал в трубку Турецкий, не обращая внимания на окружающих. — Можно подумать, Швейцария куда-то денется до послезавтра. Мне нужно разобраться в новом деле. — Дело возбуждаю я по фактам и передаю тебе. Ты объединяешь его с тем, что в твоем производстве. Материалов пока тоже никаких нет. Встретишься с представителями швейцарской Генпрокуратуры, они вручат тебе материалы, тогда ты и разберешься в новом деле. — Проходите, будем пить чай. — Борц, предупрежденная Турецким о визите, встретила их с Ильиным в своей квартире во всеоружии: приоделась, накрасилась и даже выставила в прихожую две пары мужских тапочек. Ильин расплылся в улыбке и начал произносить витиеватое приветствие, протискиваясь мимо застывшего в дверях Турецкого, но последний поймал его за локоть и оттеснил назад. — Узнаёте эту женщину? — Турецкий сунул Борц фотографию под самый нос. — Это Яна Кузнецова, моя школьная подруга. Мы шесть или семь лет не виделись, а неделю назад встретились в ресторане. — Где она живет, знаете? — Да, на Симоновском валу. — А вторую женщину узнаёте? — Нет. А-а-а! Это та, что с Замятиным по телевизору трахалась?! — Пошли! — скомандовал Турецкий Ильину и, повернувшись к Борц, добавил: — Надеюсь вас не нужно предупреждать. Никому ни слова. — Господи, да вся страна видела! — И тем не менее! — Не пожелав вступать в долгие объяснения, Турецкий буркнул: — До свидания, — и сбежал по лестнице. Кузнецова долго не открывала, минут десять, не меньше, но Турецкий, слыша в глубине квартиры шум, продолжал настойчиво звонить. Наконец шум переместился в прихожую. — Ресторан «Россини», прошлое воскресенье, — напомнил он громко и, приблизившись к глазку вплотную, натужно улыбнулся.