— Опоздали вы! Смылася Руся! — заявила ее тетка, презрительно оглядывая Яну и подтянувшихся следом Турецкого с Ильиным. — Когда? — выступил вперед Турецкий. — Вчерась ночью. — Почему она сбежала? — А вы ее спросите! Неделю в чулане просидела, велела никому не открывать. Замучила совсем: соседку в квартиру не пусти, сама никуда не ходи. Ревела в три ручья, что убьют ее. Небось не была бы такой лярвой… Короче, ищите ее сами, можете чулан обследовать, милости прошу! — Может, ей кто-нибудь звонил или за ней кто-то заехал? — попытался добиться подробностей Турецкий. — Не-а. Сорвалась посреди ночи как полоумная, вещи похватала — и бегом. Я в окно посмотрела: не ждал ее никто. Чухнула по улице в сторону Крутицкого, — видать, на метро. А метро-то уже, чай, не работало. — Как думаете, где может быть сейчас ваша племянница? — продолжал настаивать Турецкий. — Лучше вам все нам рассказать, в ее же интересах. — Да почем я знаю! Вон спросите у подруги ее боевой! — Яна в ответ одарила бабку обворожительной улыбкой, от чего у той едва не случился припадок. — Чулан будете смотреть или нет?! А ты проваливай отсюда, потаскуха, а то ноги повыдергаю! — Ну что, Александр Борисович, вернемся к вам и продолжим оперативное совещание? — поинтересовался Ильин, когда они сели в машину. — Пять бутылок еще осталось. — Сам справлюсь, — махнул рукой Турецкий. — Тогда по домам? — обрадовался Ильин. — Нет. Сейчас съездим кое-куда, я тебя познакомлю с одной девушкой. До моего возвращения из Швейцарии с ней ничего не должно случиться. И не вздумай никому проболтаться, даже Эдику Позняку — голову отвинчу! И скажу, что так и было. …В подъезде кто-то бурно выяснял отношения. Оказалось, что это Лидочка, приоткрыв дверь на длину цепочки, беседует с Братишко. Вернее, беседовал преимущественно он и исключительно на повышенных тонах. — А, защитнички объявились! — Вова, спусти этого господина с лестницы, пожалуйста, — попросил Турецкий. Ильин шагнул к Братишко, но тот, проворно отпрыгнув назад, замахал руками. — Осторожнее, молодой человек, ваш старший товарищ не объяснил вам, с кем вы имеете дело. Он же ваш старший товарищ? Конечно, по вашему не обезображенному интеллектом лицу я отчетливо вижу, что вы тоже работник органов. Так вот, молодой человек, я сотрудник администрации президента, — он помахал у Ильина перед носом красивой корочкой с тисненным золотом двуглавым орлом, — и, если не хотите закончить карьеру, убирая сортиры, лучше стойте тихонько, а еще лучше — пойдите покурить на улицу. Ильин в нерешительности остановился. — Аркадий, прекрати балаган немедленно! — возмутилась Лидочка. — И убирайся! За соседней дверью кто-то завозился, интересуясь. — Защитника ты себе, Лидия, выбрала трусливого, — ехидно заметил Братишко. — Видишь, сам уже обжегся, молодого подставляет. Что, Турецкий, страшно? Я вас предупреждал, что со мной лучше не связываться. Турецкий молча отодвинул Ильина и, взяв Братишко за шиворот, подтащил к ступенькам и пнул ногой под зад. Сотрудник администрации президента как мячик скатился вниз и врезался в стену. — А за этот беспредел, Турецкий, ты ответишь по полной программе! — брызгая слюной, пообещал Братишко, суетливо отряхиваясь. — Всенепременно, — хмыкнул Турецкий. — И не забудь след от ботинка на заднице сфотографировать, а то как докажешь, что был беспредел? Нас впустишь?… — повернулся он к Лидочке, не слушая многоэтажных эпитетов в свой адрес, которыми щедро сыпал Братишко, спускаясь вниз. Лидочка впустила их в квартиру: — Вы вовремя. — Что этот урод хотел? Лидочка покосилась на Ильина. — Ну он детально осведомлен о вашем вчерашнем визите в наш офис, сказал, что вы пытались кое-кого сделать идиотом, только они вас раскусили. Угрожал опять, но, хуже всего, обещал, что, цитирую: «устроит подлянку отцу». — То есть про отца он тоже в курсе? — Выходит, так, — вздохнула Лидочка. — И с моим вчерашним собеседником они, значит, в одном лагере. — Да. — Простите, я вас не представил, — спохватился Турецкий. — Владимир, Лидия. Лидия, Владимир. Я завтра отбываю в солнечную Швейцарию, и в мое отсутствие Вова за тобой присмотрит, хорошо? — Хорошо. Турецкий ободряюще похлопал Ильина по плечу: — Предлагаю тебе остаться и помочь девушке сломать ногу, а заодно поближе познакомитесь. — Что, простите, помочь сделать?! — Сломать ногу, — повторил Турецкий. — Нужно, чтобы у нее появился хороший повод не ходить на работу. Не просто бюллетень про сопли, а серьезная травма, например перелом ноги, а лучше двух, чтобы у ее начальства не возникло желания подарить ей костыли и все-таки призвать на службу. — Сан Борисович, можно вас на минутку. — Так ничего и не понявший Ильин потащил Турецкого в коридор. — Она у нас кто, подозреваемая или свидетель? — Никто. Она вообще не по этому делу. Все, что я тебе там про голову говорил, что отвинчу и тому подобное, забудь. Охранять девушку я тебе не приказываю, а прошу. Личная просьба, понимаешь, нижайшая, но откажешься — я обижусь. Плевать на службу и личную жизнь не обязательно, просто держи на контроле, созванивайтесь, например, каждые два часа. — А от кого охранять? — От этого, которого ты видел… — Он на самом деле советник президента? — Он пешка, черный пиаровец, наябедничать, правда, может, но не более того. Да, есть еще двое: Тихонов и Свешников — эти у нас тоже советники, но депутата Госдумы, один просто мордатый, а второй мордатый с косичкой. И по возможности разбирайся сам, привлекать коллег крайне нежелательно. — Из-за папы? — Точно. — А кто у нас папа? Турецкий колебался некоторое время, но все же ответил. — Меркулов Константин Дмитриевич. Услышал? А теперь забудь. — Он не в курсе? — Нет, и не дай бог тебе его в это посвятить. Каждому, кто будет к ней приставать, бей морду, не задумываясь, можешь даже применить оружие, но только в крайнем случае, конечно. Если что, вали все на меня: я приказал, а ты приказы не обсуждаешь. Инара. Январь 1973 — Я уезжаю через два дня, может, увидимся? Замятин позвонил неожиданно среди ночи. После суда они не общались целый год. Встречались несколько раз на улице, здоровались, и все. Видеть его Инаре не хотелось, воспоминания были слишком отвратительные. Он вел себя просто мерзко. И хотя, наверное, так было нужно, более того, она ведь знала, что так будет, — все равно не думала, что будет настолько «так». — Это обязательно? — Пожалуйста, Инара. Я завтра зайду вечером, хорошо? — Хорошо. Он пришел с огромным букетом, стоял потупив глаза и ждал, что она его пригласит в дом. Она не пригласила. Вышла на площадку и захлопнула дверь. — Поговорим лучше на улице. Сидеть в пустой квартире один на один было невыносимо. Вообще разговор этот был не нужен, зачем согласилась, непонятно. Они бродили по центру, Инара специально выбирала места, где больше народу, Замятин трепался о погоде, о лете, о небе, — короче, нес всякую чушь. Инара отвечала односложно и невпопад. — Давай все-таки сядем, — увлек он ее на темную скамейку. «А Мурад уже сидит», — вертелось на языке, наслушалась в милицейских коридорах крылатых фраз. Но не сказала — вульгарно и пошло. — Меня пригласили в Москву в аспирантуру, работать буду младшим научным сотрудником в НИИ прокуратуры, — сказал Замятин. — Поздравляю.