Нет, это было немножко другое солнце. В черной пустоте плавала Грануаль. Нагая, как моя ладонь (правая, та, что ближе к телу), с идеальной мраморной кожей. Плоский живот, умеренно полные бедра, очаровательно стройные ноги и плечи, меж которыми нагло и самоуверенно расположились груди с торчащими рубиновыми сосками. Местные женщины не всегда эпилируют волосы на той части тела, о которой вы только что подумали. Поэтому я попытался угнаться за двумя зайцами сразу – смотрел то вниз, то вверх, на соски, жалея, что мои глаза не обладают способностью на жгутиках высовываться из орбит. Лицо Грануаль было неподвижно, глаза направлены на меня без всякого выражения. Острая грудь вздымается в спокойном дыхании. Пореза на лице – нет. Красивая, сволочь! Не просто красивая: ошеломительно сексуальная. Почти все мужчины – от молодого, до пожилого Ябывду-оглы, вожделеют женщин порочных и скверных. Исключение, конечно, составляют хорошие семьянины, но я к их числу, уж точно, не отношусь (вспомните эту мою фразу, когда будете читать финал истории). Это инстинкты, которые способна перекрыть только чистая и непорочная любовь. Ну а чистая и непорочная любовь бывает только с девственницей после бани. И – да: я тот еще циник. Я не умею любить никого, кроме самого себя. Вожделеть – другое дело. Так вот я ее вожделел. Бешено и безуспешно. Даже зная, что она – кровавая садистка, самка богомола, способная после акта отчекрыжить голову своему любовнику. Мне бы ее на необитаемый остров… я бы ее перевоспитал, даю слово! Внезапно образ Грануаль подернулся туманом и растаял. Черная пустота стала вязкой, как кисель, воздух кончился. Я забарахтался, хрипя и задыхаясь, начал работать руками и поплыл, поплыл куда-то вверх. Как же трудно тянуться к свету! Кажется, на ногах пудовые гири, так тяжело плыть! Чпок! Я вынырнул на поверхность, с хрипом втягивая воздух почему-то только носом. Перед глазами пелена, ноет порез на плече, саднит кисть, оцарапанная мечом. Как ни странно, я помнил все, даже удар, нанесенный с силой, достаточной для того, чтобы отделить голову от тела. Да, здорово меня хрястнули! Если бы не шлем… Я помнил и хриплый голос Грануаль, и мерзкий фальцет Транка, и его горячие ладони, сомкнувшиеся на шее. Гм, интересно, этот неведомый Транк – он кастрат? Чего так писклявит? Впрочем, не важно. Главное – он не отправил меня на тот свет. За это ему спасибо. А ведь хотел, хотел прикончить! Если бы не приказ пиратки… И эти садистские интонации: «Лего-онечко…» Убил бы не сразу, может, помучил. А может, меня и оставили в живых, чтобы истязать? Предположение логичное. Грануаль потребовала от Транка придушить меня не до смерти. Я попытался шевельнуться. И не смог. Я дернулся раз, другой… Ага, связали! Опутали веревками, словно порося на базаре. Из одежды – одни штаны. Сапоги тоже сняли. Руки заведены за… что же это? Какой-то столб… или мачта… Ага, значит, привязан к мачте! И голова привязана. Толстый просмоленный канат глубоко врезался в рот, разорвав углы губ; это, значит, чтобы попусту головой не вертел. И не вопил. Что за скотство! А если у тебя, скажем, насморк и ты можешь дышать только ртом, тогда как? Ну как: «хр-р!» – и отбросил копыта. А если бы у меня началась рвота? Ох, о таком и подумать страшно! Петля каната охватывала и шею. Но здесь я ощутил слабину. Ее оставили, чтобы не задохнулся. Ну, и чтобы не прекратился ток крови к мозгу. Чтобы жил, короче. Вот только для чего? Издевательства, пытки, медленная смерть. Неужели я на пиратской галере? Сердце вдруг застучало в бешеном ритме, навалилась отупляющая слабость, сознание поплыло куда-то вбок… Приступ истерии… Сказочно! Я постарался дышать размеренно, представил луг – весь в цветущих нарциссах, с порхающими бабочками и голыми девчонками-чирлидершами, у которых – во-от такие… Нет, вот этакие! В общем, чем больше, тем лучше. Успокоился не сразу, а только тогда, когда вообразил, как девчонки крутят передо мной сальто, ходят колесом и стучат в барабан. Ничего, истерике подвержены все – и малодушные, и сильные духом. Вообще, от силы духа здесь мало что зависит. Нет, конечно, зависит, но разуму часто плевать на силу духа, он желает пугаться, биться в истерике и орать. Ну а трусу вроде меня вообще не зазорно пугаться. Все, все, успокоился. Ты жив – это главное. Может, еще удастся выбраться из этой передряги. Поскрипывает дерево, где-то плещется вода. В ноздри бьет запах крови. Похоже, я – на «Выстреле». Сделав глубокий вдох, я начал моргать, разгоняя пелену перед глазами. И разогнал – на свою беду. Я был на «Выстреле». На шканцах «купца», прямо перед мной, вповалку лежало несколько трупов: матросы, гвардейцы, пираты. Из груды, подсвеченной красноватыми лучами заходящего солнца, торчали головы, обрубки конечностей, растопыренные пальцы, чья-то искромсанная шея… О-о-ох… Я плотно зажмурился. Старая пиратская забава – привязать капитана побежденного судна к мачте и отправить в свободное плавание. Кругом, конечно, трупы. Вот она, пытка! Вот почему мне сохранили жизнь (и формально повысили до капитана, что радует)! Вот почему привязали так, чтобы не мог вертеть головой. Чтобы не мог отворачиваться от трупов! А-а, з-зараза! Так же поступили с Барнахом Четвертым после его безуспешной попытки завоевать Меркхар: привязали к мачте на корабле, полном трупов, и пустили гулять накануне шторма. Уж не знаю, что он думал, папа нынешнего монарха. Плакал, рыдал, молился… Не знаю. Да мне, если честно, плевать. Зато теперь его призрак является перед штормом и стращает матросов. Я плотно зажмурился и замычал, силясь выплюнуть целую очередь ругательств, рядом с которыми перлы капитана Заррага показались бы лепетом несмышленого ребенка. Грануаль, ах ты конченая сука! Мучения будут длиться долго, дня два-три. Примерно столько я протяну на солнце без воды. К этому времени вонь от разлагающихся трупов станет нестерпимой. К концу пытки, скатываясь к агонии, я обезумею, начну вести в своем мозгу беседы с покойниками, а может, они встанут и будут молча глядеть на меня. Убитые мной меркхары – с укором, убитые пиратами матросы – с жалостью, а гвардейцы – с кривыми улыбками, мол, мы ж солдаты, знали, на что шли. А еще крысы… Капитан Зарраг клялся (брызжа слюной и завывая), что крыс на его судне отродясь не было: «Да легче найти шлюху без триппера, чем крысу на моем корабле! Да у меня самый чистый корабль в Селистии! Я… Ух-х! Плевал я на фрахт! Плевал я на тысячу динаров золотом! Плевал я на принцесс! Не повезу! Вот вам шиш, видите?.. Крысы… Да за такое оскорбление… Вот фонарь! Сейчас спустимся в трюм и поищем! Если найдем хоть одну, я ее сожру сырой, без перца и соли! Целиком сожру, и даже хвостик! Я каждый месяц обновляю противокрысиное заклятие! Знаете, сколько это стоит, а?» Крыс, и вправду, не оказалось: я сам проверял с капитаном трюмы. Однако эти бестии хитры и коварны. С них станется забиться в такую щель, куда и палец не просунешь (тем более, чего совать туда палец, если там может оказаться крыса?). А если крысы на «Выстреле» все же водятся… Кто даст гарантию, что сначала они примутся за падаль? Меня передернуло. Да, бойкая дамочка придумала отличную пытку! Наверное, радуется сейчас, как дитя. Смеется. Ах, нет: ей больно смеяться от моей раны. Оставил я все-таки одной из женщины что-то на добрую-добрую память. Во мне вдруг проснулось желание поквитаться с Грануаль. Не знаю как, но – поквитаться. Я начал яростно дергаться, пытаясь освободиться от пут, но канаты только глубже врезались в тело, а петля на шее затянулась. Еще чуть-чуть – и прощай, дружище. Кисти опутали тонкой веревкой, но я, сколько ни силился, не смог ее разорвать. Да, связан мастерски. Спеленат, как младенец. И даже похлеще, ведь младенец способен вертеть головой в своих пеленках, а мне отказано даже в этом. БДСМ в стиле «шибари», японское связывание в художественном стиле. Говорят, люди находят в этом кайф, и в то время, пока их связывают, впадают в трансовое состояние, вроде как наркотика хлебнули. Мое же БДСМ в стиле «поросячье свинство» было тошнотным донельзя. Я могу только водить глазами, разглядывать мертвяков, да небо, да немного – борта корабля. Ну, еще носовые каюты видно. Уреш! Вот к чему привела погоня за бабами! Разве плохо мне было со старыми любовницами, а? Захотелось придурку поиметь жену герцога! Добро б было на что польстится, а то кожа да кости, да еще влюбилась в меня, похотливого идиота. О-о-о, нет! Клянусь! Клянусь Небу, я смирю свою похоть, свою страсть к разврату! Я стану паинькой! Я стану добрым, честным и смелым! Я прекращу красть, лгать и развратничать. Если только каким-то чудом мне удастся освободиться – я реморализуюсь от и до. И даже снизу! Вообще – снизу в первую очередь! Это же он, он втянул меня во все неприятности! Я завыл и скосил глаза вниз. До нужного места взглядом не достал, только до верхней губы. На ней, оттопыренной канатом, поверх жесткой черной щетины запеклись капельки крови. М-да, зря я вчера не побрился. Отложил на сегодняшнее утро, а утром на горизонте появилась галера. Стало быть, с Нэйтой я разговаривал… как это называют в учебнике хороших манер?.. в несвежем виде. Что-то она подумала? Впрочем, я старый солдафон, не знающий слов любви, с меня взятки гладки. Дочурка барона, вероятно, на пиратской галере. И подумать страшно, что уготовит ей Меркхар. Впрочем, мне плевать на ее судьбу. Мне плевать на всех, кроме меня самого. Вот сейчас, в данный момент – вообще на всех кроме себя плевать. Постой, ведь Рик обещал… Да-да, он обещал! Что ж, как ни кощунственно это звучит, но мысль о том, что Нэйта не досталась Грануаль, греет сердце. Лучше так, чем… Ну, вы поняли. Будем надеяться, что рука у метателя ножей не дрогнула и он всадил в Нэйту пару ножей. Зарраг… А вот шкипера мне все-таки жалко. Он жив, это точно. Капитанов захваченных судов, традиционно, забирают на пиратский остров и предают долгим пыткам. Такое невинное развлечение для местной голытьбы. А на острове Меркхар пытать умеют, но вот что я вам скажу: я охотно бы сейчас поменялся с капитаном местами. А что свита Нэйты? Матросы? Гвардейцы? Частично перебили, прочих забрали в рабы. Франнога тоже жалко – хоть и муторный был старикашка, резонер, любитель почитать мораль. Все-таки я обязан ему жизнью, хотя я предпочитаю забывать о добрых поступках, совершенных для моей пользы другими людьми. Может, кое-кто из моих знакомы сейчас – в этой груде? Превозмогая отвращение и ужас, я окинул мертвецов внимательным взглядом. Закоченевшие тела напоминали разломанных кукол с вывернутыми, истерзанными конечностями. Несколько лиц смотрели в мою сторону. Я с содроганием узнал Энцо; глаза гвардейца были открыты, а на губах застыла пугающая сардоническая усмешка. Он умер смеясь, без страха в душе. Я так бы не смог. Завидую смелым людям – завистью черной, как покров безлунной ночи. Я признал еще двух матросов и заколотого мной смугляка. Прочие лица были залиты кровью либо изуродованы. Кровь уже спеклась, побурела, став почти коричневой. Только теперь я осознал, что с момента схватки прошло несколько часов. Долго же я «спал»! Я зажмурился и мысленно отпустил пару крепких словечек. Ну и хорошо, что больше никого не узнал. Чтобы сойти с ума за пару дней, мне хватит и физиономии Энцо. Если бы мог, я бы скрипнул зубами. Искрошил бы их. Да уж, дикую пытку придумала Грануаль. Переведя дух, я взглянул поверх груды тел. С бушприта «Выстрела» свисали коричнево-белые лохмы. Парус. И, верно, не один. Борзая дамочка все предусмотрела. А если мне удастся вывернуться из пут? Вот меркхары и раскромсали паруса по ее приказу окровавленными мечами. И руль, наверное, сломан. Плавай себе без руля и ветрил, авось куда-нибудь приплывешь! Сук-ка! Я ведь и правда кое-что смыслю в кораблях – я в детстве ходил на парусный спорт и уверенно отличаю шканцы от трансов, брашпиль от рашпиля, а боцмана от поца – хотя зачастую это тождественные понятия. Как вы помните, я обожаю прикинуться дурачком – и потроллить общественность. Заррага я так троллил, делая вид, что ничего не смыслю в морском деле. Хотя на самом деле – смыслю. Призов на гонках не брал – призы получают только талантливые люди, а я, как уже говорил, человек бесталанный. Я снова подергался, как муха в паутине. Да, не выпутаться. Я обречен на пытку… Вот дерьмо! Конечно, милосердные боги этого мира – Уреш, Шахнар или Ахарр (этот придурок считался тут богом тьмы, только изредка помогающим смертным) могли послать навстречу «Выстрелу» корабль, но вероятность этого события была до неприличия мала, ведь Срединное море огромно. В лотерею и то проще выиграть. Ну, или коммунизм построить. Мог разыграться шторм и потопить ко всем чертям неуправляемое судно. Я предпочел бы именно этот исход. Уж лучше захлебнуться водой, чем страдать от жажды и потихонечку сходить с ума. Хотя… нет, нет, лучше помучиться, как говаривал незабвенный красноармеец Федор Сухов! Скосив глаза вправо, я разглядел краешек багрово-красного солнца. Оно низко висело над безоблачным горизонтом, готовясь окунуться в Срединное море. Стало быть, уже вечер. Скоро стемнеет, может, тогда опустится прохлада. Что ж, подождем. К запаху крови я вроде бы привык, и теперь он воспринимался как неотвязная, но не слишком тяжелая часть пытки. Тошнота наплывала лишь изредка. Гораздо хуже было то, что кисти рук затекли, а ноги не ощущались ниже колен. Эдак к завтрашнему утру БДСМ-забавы кончатся некрозом конечностей. И даже если меня впоследствии спасут, какая это будет жизнь без рук и ног? Сумерки не принесли свежести, напротив, они лишь сгустили жару. Штиль. Полный штиль. Во всех смыслах. Я обливался потом. В местах, где просмоленные канаты особенно глубоко врезались в тело, я чувствовал нарастающий зуд. Это мой собственный пот разъедал царапины. Когда наступила ночь, стало казаться, что к телу присосалась целая орава пиявок, ненасытных пиявок, решивших выпить всю кровь до капли. Вдобавок дал знать переполненный мочевой пузырь. Я крепился, сколько мог, а потом… Ну а потом настало потом. Я бы усмехнулся – криво, презрительно, если бы мог. Затем я обвис на веревках, впав в забытье. Разбудил меня легкий ветерок. Я начал жадно втягивать посвежевший воздух, и он прибавил мне немного силенок. Я опять начал дергаться и извиваться, но что бы ни делал, все было впустую. Канат, распяливший рот в клоунской гримасе, был слишком толст, чтобы его перегрызть. Вдобавок петля на шее еще туже затянулась. Итак, что же еще, кроме бесполезного дерганья, я могу предпринять, чтобы спасти свою шкуру? Ну, разве что помолиться. Боги редко снисходят к просьбам смертных, но все же, все же… Это как лотерея – везет одному из тысячи. Или из десяти тысяч. Сколько там я проиграл, когда Барнах провел среди граждан Селистии лотерею? Кажись, отдал в кубышку императора жалованье за два месяца. А повезло одному хлыщу, у которого и так денег было, хоть жо… Ну, много, много денег. Вот она, слепая удача! Азарт – еще один мой грех, да-да. Какого же бога предпочесть? Уреш Светлый или Ахарр Горящее Чрево? Или Шахнар, чей агрессивный, нетерпимый к еретикам культ царит в Селистии? Или Драхл, мелкотравчатый бог, считающийся покровителем пьяниц? А есть еще Шенго, бог воров, тот еще пройдоха, которому Уреш, Ахарр и Шахнар (родные братья, согласно еретическому учению некоего Аримагера, посаженного в Селистии на кол за триста лет до моего появления) выбили глаз, уличив в краже звезд с небосклона. Мне некстати вспомнился один молодой жрец Шахнара, направленный в казармы, дабы наставлять на путь истинный наемников из других стран, где Шахнара ни в грош не ставили. Так вот, этот жрец, влупив два кувшина вина, которым его оделили наемники, рассказывал интересные вещи. Толковал он о следующем. Уреш, Шахнар или Ахарр – суть культы одного, единого Творца, Абсолюта Вселенной, Истинного Бога. А много абсолютов быть не может. Даже двух не может. Абсолют на то и абсолют, чтобы пребывать в одиночестве. Один абсолют на одну вселенную, больше не поместится, хоть тресни. Соответственно не имеет значения, какому из богов ты молишься – в любом случае, ты возносишь молитву истинному Творцу. Что касается младших богов, то жрец называл их Отрыжкой Абсолюта, Порождениями Людских Страхов, Спекулянтами-На-Суевериях и прочими нелестными прозвищами. За такие слова жрецы Шахнара, горячие парни, замуровали вольнодумца в стене храма, куда частенько замуровывали разных еретиков, атеистов и даже агностиков. «Много абсолютов… – проворчал старый, поднаторевший в религиозных диспутах жрец, назначенный в казармы вместо несчастного еретика. – Тоже мне, умник! Даже не знает, что вселенных бесконечное множество! Соответственно и богов… А что им мешает меняться мирами? Кха-а…» Этого жреца тоже замуровали в стене храма и больше в казармы долго никого не присылали.